и богатым обозам.
Вначале они не обратили особого внимания на это передвижение войск, но, когда задержки в пути стали часто повторяться, посол дожа с вкрадчивой улыбкой обратился к Маргвели:
— Не враг ли напал на вашу страну? Что-то слишком часто мы встречаем готовые к бою войска.
— Уже давно вражеская нога не ступала на землю Грузии. В окрестностях Карса и Арзрума наше войско проходит боевое учение, и эти отряды направляются для соединения с основными силами.
— Благоуханен воздух вашей страны. Только жаль, что, вкусив грузинского вина и яств, нам приходится глотать пыль, вздымаемую войсками, — с тонким упреком проговорил посол.
— Они и нас беспокоят, господин посол. Но это, верно, и у вас так: у воинов всегда свои планы, и они не спрашивают у нас, какое время им избрать и по какой дороге двигаться…
Первую аудиенцию послу царь дал в Гегути.
Посол передал Георгию послание дожа Венеции. Дож изъявлял желание установить дружеские взаимоотношения с единоверным государем, просил о разрешении свободного хождения по Черному морю и, со своей стороны, предлагал для продажи военные корабли, оружие и множество других товаров.
Царь выразил свое удовлетворение по поводу письма и добрых пожеланий дожа и обещал послу, что всячески будет помогать осуществлению благих намерений, содействовать торговле, и заявил, что готов к дружбе и союзу с Венецией.
После легкого завтрака гостей пригласили на ипподром. Начались скачки, называемые марула. Стрелой понеслись породистые скакуны, понукаемые грузинскими всадниками.
С каждым новым заездом расстояние увеличивалось и под конец так возросло, что часть коней сдавала уже на полпути. Победителем вышел чалый жеребец. Взмыленный конь потряхивал растрепавшейся гривой, из раздутых ноздрей вылетал горячий пар. Когда скачки подходили к концу, зрители как один вскочили с мест. Гул голосов и гром рукоплесканий огласили окрестности.
— Ва-шаа!
— Ва-шаа!
Царь на мгновение отвел взор от поля и поглядел на сидящего рядом гостя.
Венецианский посол ерзал на месте, и, видимо, ему стоило больших усилий не вскочить на ноги и не закричать вместе со всеми.
Взглянув на государя, он вновь принял безразличный вид и изобразил на лице спокойствие.
Марула закончилась. Началось кабахи.
На всем скаку всадники посылали издали стрелы в цель, укрепленную на высоком столбе. Они свешивались с мчащихся коней, повисали под брюхом скакунов, гарцевали, повернувшись лицом к хвосту.
Ловкость конников пленила венецианца.
— Отменные всадники у вас, государь. Мне не приходилось видеть таких, — вслух поделился посол своим восторгом.
— Да, грузины издревле отличные наездники. Наш предок, царь Фарсман, был большим другом римского императора Адриана. Император часто посылал Фарсману дорогие подарки. Однажды по просьбе императора царь посетил Рим. Фарсмана сопровождала большая свита. В знак особого уважения нашему царю разрешили принести жертву в Римском Капитолии.
Царь Фарсман и сопровождавшие его всадники-грузины, облаченные в тяжелые доспехи, показали римлянам военные упражнения и покорили зрителей. Адриан был восхищен, он приказал отлить конную статую грузинского царя и поставить ее в Риме, на Марсовом поле.
— Об этой статуе и я наслышан. Говорят, она отличалась редкой красотой. К сожалению, она не сохранилась до наших дней. Но у нас и сейчас воздвигают прекрасные памятники, и если царь Грузии пожелает посетить Венецию по приглашению дожа, то его изваяние украсит площадь святого Марка. — Посол почтительно и восторженно оглядел Георгия и с видимым воодушевлением добавил: — Римские императоры были ценителями всего прекрасного, но не думаю, чтобы друг Адриана, Фарсман, превосходил красотой и статью ныне царствующего государя.
На поле выехали тяжело вооруженные всадники, обнажили мечи и ринулись в бой.
Это было захватывающее зрелище! Воины сшибались конями, звенели щиты, булатные клинки рассыпали искры. Казалось, будто поле внезапно объяла буря, что пронзает лес стрелами молний и клонит к земле могучие деревья. Удивленные венецианцы глядели затаив дыхание. Маргвели наклонился к послу и негромко проговорил:
— Наш царь часто участвует в таких состязаниях, и, поверьте мне, я говорю не затем, чтобы польстить ему, всегда выходит победителем.
— Но перед иноземными гостями, согласно нашим правилам, царь может состязаться только с равным, — разъяснил Лаша. — Когда дож Венеции будет моим гостем, я с удовольствием обнажу меч для дружеского поединка.
Вечером во дворце был устроен роскошный пир. Венецианцам пришелся по вкусу грузинский стол. Они изрядно подвыпили и заметно повеселели.
На другой день, по приглашению настоятеля академии, царь и его гости отправились в Гелати.
Стоял солнечный, но нежаркий день, и путешествие было приятным.
Проезжая мимо утопающих в садах и виноградниках селений, немало повидавший на своем веку посол дивился множеству церквей и крепостей. На каждом холме стояла если не большая, то малая церковь, а на подступах к каждому селу и у входа в ущелье всадников встречала крепость.
Гористую и холмистую, изобилующую церквами и крепостями Умбрию напоминала Грузия венецианцам. Только на пригорках не росли миртовые деревья и не окружал их подернутый дымкой, слегка затуманенный воздух. Небо Грузии было чисто и прозрачно.
Гости проехали немало извилистых дорог, и наконец перед ними открылось изумительное зрелище. На плато меж поросших лесами скалистых гор возвышались величественные храмы.
Посол насчитал до пятнадцати церковных куполов. А вокруг храмов теснилось множество строений.
Все строения были обведены оградой из тесаного цветного камня.
Посол придержал коня. Окинул взором деревни, виноградники и сады, раскинувшиеся вокруг Гелати. На западе обширную равнину пересекала река. Вдали возвышались вечно снежные вершины Кавказа.
— Прекрасная, восхитительная местность! — вырвалось у посла, и он опять повернулся к Гелати.
— Это Гелатский монастырь и академия, именуемые Вторыми Афинами и Новым Иерусалимом. Отсюда растекается по всему миру мудрость и ученость грузинских богословов и философов, — разъяснил послу Маргвели.
— Большая часть Гелати построена нашим великим пращуром Давидом Строителем, — добавил Георгий, — после него каждый грузинский царь старался прибавить от себя новые строения, имения, дарил крепостных… Сам Давид похоронен здесь. Здесь же покоится наша блаженная мать, царица Тамар, и я, когда господь призовет меня к себе, опочию здесь.
— В Гелатской академии трудились знаменитые философы — Арсений Икалтоели, Иоанэ Петрици и ученик и соратник последователей Платона Иоанна Итала и Михаила Пселла. Их книги переведены на греческий и, если не ошибаюсь, на латинский языки, — сказал Маргвели.
На склонах холмов виднелись пчелиные ульи. В садах и виноградниках трудились одетые в черное монахи. Вокруг стояла удивительная тишина, и послу казалось, что он слышит, как заботливо и кропотливо трудится все сущее, начиная с ушедших в глубь земли корней, кончая реявшими в небе пернатыми.
Посол остановился и глубоко вдохнул чистый, живительный воздух.
Внезапно загудел басовитый колокол, и, словно дождавшись знака, оживленно затрезвонили несметные большие и малые колокола, вознося путешественников в недоступные для глаза выси, в непостижимое царство.
Священники и монахи вышли за ворота встречать гостей.
Епископы окропили путешественников святой водой, благословили и с песнопениями возглавили шествие. У ворот ограды их ждал настоятель.
Царь спешился, и все подошли под благословение настоятеля.
— Это глава Гелатской академии, или, как говорят греки, «дидаскалос тон дидаскалон»
