услышал.
Майлс поерзал, ощутив несвойственное ему беспокойство.
— Это цыгане научили тебя таким премудростям, Вайолет?
— О, кажется, я тебя смутила. — Она улыбнулась, явно довольная собой. Ей так редко удавалось взять верх над Майлсом.
Они опять помолчали.
— Как ты меня нашел?
— Навел справки, не привлекая особого внимания к твоей персоне. Иными словами, гости не в курсе, что ты пыталась сбежать с цыганами. На тот случай, если тебя это волнует. Мисс Брайтли предположила, что я найду тебя здесь.
Вайолет одобрительно кивнула.
— Мне она нравится, — сказала она таким тоном, словно рассчитывала подвигнуть его на ответные откровения.
— И чем же? — Майлс снова заговорил как истинный ученый, то есть спокойным и ровным голосом. Но его сердце глухо забилось. Ему хотелось услышать мнение сестры о Синтии.
Вайолет на секунду задумалась.
— Она очень умная, знаешь ли. И очень… живая. Красивая. С ней весело. Она ничего не боится. И совершенно определенно она не нравится нашим родителям. Пожалуй, все. — Вайолет хитровато улыбнулась.
Майлс подавил улыбку. Ни слова о доброте, доброжелательности и других положительных качествах, которыми юные девушки, как предполагалось, должны восхищаться.
О качествах, которыми обладала леди Джорджина. И которые он ценил.
Но Вайолет не упомянула также о честности, страсти и настоящей храбрости. И о сложности.
Впрочем, не важно, какие слова употребила Вайолет. Теперь Майлс знал: слов недостаточно, чтобы описать, что происходит с ним, когда он находится рядом с Синтией Брайтли.
— А тебе она не нравится, да? — спросила Вайолет. — Видел бы ты сейчас свое лицо. Оно просто потемнело. И ты выглядишь ужасно грозным, когда она рядом. И ведешь себя грубо. Это так не похоже на тебя. Я видела, как ты разговаривал с ней вчера, Майлс. Ты казался… раздраженным. Я никогда в жизни не видела тебя таким. Но она моя гостья. И она не виновата, что у нее нет семьи. Мы должны быть добрее к ней.
Подумать только, Вайолет заметила, как он себя вел. И укоряет его за это.
Непрошеный, перед ним возник образ Синтии на фоне окна. И он снова ощутил уже ставшее привычным стеснение в груди.
Кто заботится о Синтии Брайтли? Сама Синтия Брайтли.
Он не считал ее бесстрашной. Просто у нее не было выбора — приходилось быть храброй.
Интересно, чем она занята сейчас? Наверное, оценивает гостей, чтобы решить, на кого и когда направить свое очарование, дабы получить желаемое. Он был прав с самого начала: они с ней не слишком отличаются друг от друга в этом отношении. Они оба будут делать все необходимое, чтобы добиться своей цели.
— Я еще не решил, что я думаю о ней, — ответил он, не погрешив против истины.
И поскольку подобный ответ был вполне в духе Майлса, Вайолет приняла его, пожав плечами.
— Джорджина мне тоже нравится, — великодушно сказала она. — Она очень милая. И всегда была такой. Ты собираешься жениться на ней, не так ли? Она подходит тебе. И это определенно доставит удовольствие папе. Я права?
Майлс ощутил вспышку раздражения. Раздражения, связанного теперь с любой женщиной — включая леди Мидлбо, которую он увидит грядущей ночью во всем ее обнаженном великолепии.
Он поднялся на ноги, пропустив вопрос сестры мимо ушей.
— Ладно, Вайолет… Не могла бы ты думать, прежде чем совершать опрометчивые поступки?
— Вряд ли я могу обещать тебе это, Майлс. Я не хочу тратить время на размышления. Хватит и того, что ты думаешь за нас за всех. — Она сказала это легкомысленным тоном, ожидая, что он засмеется.
Но Майлса вдруг охватила ярость.
— Вайолет, ты хочешь разбить мое сердце?! — вырвалось у него, прежде чем он успел опомниться.
Сестра уставилась на него, разинув рот и вытаращив глаза:
— Какие… удивительные вещи ты говоришь, Майлс! Я… я никогда не слышала, чтобы ты говорил о разбитых сердцах.
Оказывается, поэзия способна заставить его легкомысленную сестру заикаться. Это было очень забавно, но к веселью Майлса примешивалось раздражение. «У меня тоже есть сердце, — хотелось ему сказать. — Я — не гравитация. Я могу приходить в ярость. Я могу совершать необдуманные поступку. Я могу мучиться и переживать».
Вайолет, ошеломленная, молчала. Чуть прищурившись, она вглядывалась в него, словно хотела убедиться, что перед ней действительно тот самый Майлс, к которому она привыкла.
— Просто думай, прежде чем делать что-либо, Вайолет. Ведь у тебя есть мозги, в чем я мог неоднократно убедиться, Пожалуйста, не забывай про свои мозги и… В общем: думай почаще.
— Иначе я разобью твое сердце? — Сестра по-прежнему смотрела на него с удивлением.
Майлс тяжело вздохнул. Он не мог представить мужчину, который сумел бы совладать с Вайолет и превратить ее в благоразумную женщину. Она обладала всеми лучшими качествами Редмондов… усиленными до опасной черты.
— Да, — сказал он наконец. — Ты вполне можешь разбить мое сердце в следующий раз, когда совершишь что-нибудь опрометчивое. Ты хотела бы иметь мое разбитое сердце на своей совести?
Вайолет нахмурилась. «Наверное, она пытается представить меня с разбитым сердцем», — подумал Майлс.
Не сводя с брата сосредоточенного взгляда, Вайолет машинально подняла руку, чтобы разгладить морщинку, образовавшуюся меж ее бровей. Наконец она смиренно вздохнула и отвернулась, глядя вдаль.
— Хорошо, Майлс. Я постараюсь. Но только ради тебя. — Ее «кислый» тон должен был скрыть тот факт, что она обещает всерьез.
«Моя непутевая сестрица любит меня, несмотря ни на что». Майлс подавил улыбку.
— О, Майлс!.. — Вайолет прищурилась, глядя на его сюртук. — Ты можешь… потерять пуговицу. — Она протянула руку и повертела разболтавшуюся пуговицу. — Скажи своему камердинеру, чтобы закрепил ее. Ведь этот сюртук от Уэстона? Обычно они очень крепко пришивают пуговицы. Что ты делал, чтобы она разболталась?
«Валялся на диване с несносной девицей, обожающей шокировать окружающих».
Его не удивило, что Вайолет заметила разболтавшуюся пуговицу. В некоторых отношениях ее видение окружающего мира напоминало его собственное — точное и детальное, но, очевидно, служившее совсем другим целям.
— Спасибо, что обратила мое внимание. Я позабочусь, чтобы ее пришили, чтобы не оскорблять твой взыскательный вкус.
Вайолет улыбнулась, но улыбка тотчас погасла, вытесненная тревогой. Она откашлялась.
— Ты не расскажешь папе… об этом?
— Нет. Джонатан, думаю, — тоже. Но имей в виду: если он узнает, что ты пыталась сбежать с цыганами, у него появится еще один повод шантажировать тебя.
Вайолет фыркнула.
— У меня гораздо больше материала на Джонатана, чем у него на меня.
«Любопытное заявление, — отметил Майлс. — Пожалуй, следует расспросить Вайолет подробнее. Но не сегодня».
Он выпрямился и отряхнул одежду. Надо же, он продрог, просидев на голой земле так недолго. Нагнувшись, он схватил Вайолет за руку и бесцеремонно поднял на ноги. Подождав, пока она расправит юбку, он взял ее руки и растер их ладонями.
