— Как ты добралась сюда, Вайолет?
— Вначале пешком. А потом заплатила шиллинг фермеру, который ехал в этом направлении, чтобы подвез меня остаток пути. Видишь ли, я не хотела брать лошадь, потому что знала, что цыгане присвоят ее себе, а папа придет в бешенство и велит арестовать кого-нибудь из них потихоньку. Ты ведь приехал верхом? — Взглянув с надеждой на его коня, Вайолет бросила тоскующий взгляд вдаль, где располагался их дом.
Майлс закатил глаза. Он не мог не восхититься упорством сестры, но не обладал снисходительностью Лайона или их отца.
— Конечно, верхом. А вот тебе придется идти пешком. Заодно согреешься. У нас будет достаточно времени на пути домой, чтобы обсудить гравитацию и другие свойства планетарной системы.
Он знал, как наказать Вайолет.
Глава 16
Первая половина дня прошла уныло.
Пристыженная, Вайолет несколько часов отсиживалась в своей комнате, а потом спустилась вниз, чтобы прогуляться по парку с альбомом для рисования. Женщины решили присоединиться к ней, делая зарисовки беседок, цветов и тому подобного.
Синтия, таланты которой в этой области были в лучшем случае скромными, испытывала досаду, считая, что провела бы время с большей пользой, очаровывая мужчин, которые последовали за дамами в парк. Все, кроме Майлса, который почти не показывался, так как занимался хозяйственными делами и отвечал на почту. Так по крайней мере он объяснил свое отсутствие.
И постепенно — среди смеха, флирта и дневных развлечений — Синтия почти забыла, что у нее остается все меньше времени, что ее подошвы и кошелек становятся все тоньше, что из Нортумберленда так и не пришло письмо и что Майлс Редмонд явно собирался заняться любовью с леди Мидлбо.
Леди Мидлбо рисовала очень хорошо. Хотя с чрезмерной страстностью.
Но вечером, когда Синтия удалилась к себе, было гораздо труднее забыть обо всех этих вещах.
К тому же ее мучила навязчивая идея.
Наконец она сдалась и выскользнула из постели. Ей необходимо увидеть это собственными глазами. В конце концов, ей известно, куда идти.
«Будь я до конца честен, — признал Майлс, — я бы предпочел, чтобы леди Мидлбо уехала из чистого разочарования».
Но теперь заняться с ней любовью — это казалось делом чести. Поэтому Майлс ждал вечера, рисуя в уме ее образ и представляя себе, что ему хотелось бы сделать с ней и что ей захочется сделать с ним. А ему хотелось забыться, довести себя до изнеможения в бездумном, свободном от обязательств наслаждении — именно в этом он сейчас нуждался, чтобы восстановить душевное равновесие. Так, во всяком случае, говорил Майлсу его недюжинный ум.
Когда назначенный час наступил, он приоткрыл дверь своей спальни и выглянул в коридор. На тот случай, если леди Мидлбо перепутала дверь.
— Какого черта?
В коридоре перед его дверью стояла Синтия Брайтли. Там, где ее мог увидеть любой, кто прогуливался по коридору.
Майлс схватил ее за запястье и втащил к себе в комнату, прежде чем она успела пикнуть. Секунду он смотрел на нее, стоя босиком на ковре, затем опомнился.
Она не может находиться в его спальне!
В панике он выставил ее в коридор — так быстро, что ее волосы взметнулись следом за ней, словно парус.
Боже, какие они густые и длинные.
Майлс медлил, не решаясь отпустить ее запястье. В ночной рубашке, с распущенными волосами, блестевшими даже в полумраке, она казалась заметной даже в тускло освещенном коридоре. В любую секунду могла появиться леди Мидлбо, увидеть ее, стоящую здесь, и…
Он дернул ее за руку и опять втащил в комнату.
Ему вдруг пришло в голову, что это напоминает какую-то нелепую кадриль.
— Это вы развлекаетесь таким образом, мистер Редмонд? — осведомилась Синтия непринужденным тоном.
Он сделал ошибку, взглянув на нее. Свет пламени делал ее ночное одеяние почти прозрачным.
— Чертова женщина! — Он решительно выставил ее в коридор.
Но не отпустил. И он вдруг понял, что не сможет ее отпустить. Ее запястье было таким мягким и нежным, что наводило на мысли о ее…
Нет, он не будет думать об этом.
— Какого черта вы здесь делаете? — прошипел он наконец.
— А что такого? Вы ожидали кого-нибудь другого? — произнесла она невинным тоном, но ее глаза дьявольски поблескивали.
Его долгое недоверчивое молчание само по себе послужило ответом.
— Возможно, леди Мидлбо? — подсказала она.
— А какое, — он вложил в свой шепот изрядную долю сарказма, — вам до этого дело, мисс Брайтли?
Синтия молчала; очевидно, исходившие от него волны ярости достигли ее сознания.
— Пожалуй, мне следует уйти, — сказала она наконец.
— О, вам определенно следует уйти, — согласился Майлс, бросив нервный взгляд за ее спину.
Но она осталась стоять на месте — словно парализованная его присутствием. Каким-то образом он заставлял ее чувствовать себя как насекомое, застывшее в янтаре.
Майлс тихо выругался и в очередной раз втащил ее в комнату. Отпустив ее запястье, он осторожно закрыл дверь и задвинул засов.
Это был, пожалуй, самый окончательный звук из всех, что они когда-либо слышали.
— И как вы будете оправдываться перед леди Мидлбо, когда она появится? Ссылаться на mal a la tete[4]?
Майлс медленно повернулся и посмотрел на нее:
— Мне не кажется это забавным, Синтия.
Это была ошибка. Его глаза зажили собственной жизнью, жадно блуждая по ее телу, освещенному пламенем камина, и искушая его тело прижаться к ее мягким изгибам. Все его существо протестовало, когда он заставил себя отвести взгляд и отойти на несколько шагов.
Словно эти несколько шагов могли защитить его от собственных желаний.
Вот что он сделает: дождется леди Мидлбо и отошлет ее с искренними сожалениями и обещаниями другого свидания, а затем решительно выставит мисс Брайтли из своей комнаты и запрет дверь, отгородившись от всех женщин на этот вечер.
— Подождем, пока она постучит в дверь. Я выражу свои сожаления, а потом отошлю вас прочь, — твердо сказал он, все еще не доверяя себе настолько, чтобы смотреть на нее.
Синтия промолчала, оглядываясь по сторонам с нескрываемым любопытством.
Майлс с досадой отметил, что она чувствует себя более непринужденно в его комнате, чем он сам. Он ожидал от себя большей дерзости. В конце концов, он уже лишил ее вуали загадочности. Он знал, чего она добивается и какая у нее нежная благоухающая кожа. Он уже вкусил жаркую сладость ее рта и узнал, каково это — когда ее напрягшиеся соски трутся о его обнаженную грудь, а ее прохладные пальцы зарываются в его волосы…
