способа испортить праздничное настроение, чем врезать в челюсть одному из гостей», — предположил Майлс.
— Все разъехались? — спросил он у слуги в голубой с золотом ливрее, на которую его мать истратила уйму денег.
— Да, сэр, — ответил слуга с невозмутимым видом. Как будто ему задали разумный вопрос, и как будто Майлс не вел себя в высшей степени неразумно.
— Вы видели Синтию Брайтли?
— Кажется, она вышла в сад, сэр. Во всяком случае, некоторые молодые люди поступили именно так.
Синтия сидела в саду около изувеченной статуи Давида, среди розовых кустов. Она потихоньку сбежала из дома, пока Майлс и Аргоси за закрытыми дверями разрушали остаток ее жизни, гадая, кто из них будет убит. Она смотрела на облака, вдыхая густой аромат цветов и стараясь держаться очень тихо — словно надеялась, что прошлое не набросится на нее и не разорвет на части, если она не будет делать ложных движений.
За ее спиной послышались шаги, но Синтия не стала оборачиваться. Она видела, как Майлс ударил Аргоси, проделав это так же легко, как он делал все остальное. И если кто-нибудь умрет, то определенно Аргоси.
О Боже! Он сбил Аргоси с ног одним ударом!
К ногам Синтии упала тень, заставившая девушку поднять глаза. Должно быть, выражение ее лица испугало Майлса, потому что он уселся рядом и начал без всякой преамбулы:
— Я не собираюсь ни с кем стреляться на рассвете. Собственно, я произнес впечатляющую речь, вознося вашу репутацию и характер на недосягаемую высоту. И я извинился за свое поведение, что нанесло некоторый урон моей гордости, но обеспечило вам предложение руки и сердца.
Он умолк, глядя на нее.
Синтия перевела дыхание, которое задержала при его появлении, и на секунду прикрыла глаза.
— Ваша гордость и его подбородок — в задумчивости произнесла она. И тут же добавила: — Пострадали гордость и подбородок…
Майлс невольно улыбнулся.
— Думаю, вы убедитесь, что его внешний вид не пострадал, когда… когда опухоль пройдет. Хотя грохнулся он впечатляюще. Но клянусь, вмятина на подбородке у него уже была. — Он коснулся своего подбородка.
— Вообще-то это называется ямочка.
— Ах, вот как? — Майлс снова улыбнулся.
Последовала пауза.
— Мне очень жаль, — сказал он, смутившись. Словно не имел ни малейшего понятия, что это на него нашло.
— Майлс… — Синтия запнулась. — Тот факт, что вам пришлось поднимать мою репутацию на недосягаемую высоту, видимо, означает, что вы защищали мою честь, когда… ударили его в лицо.
— Защищал, но довольно неуклюже, как выяснилось, — подтвердил он с покаянным видом.
Она тоже улыбнулась:
— Что он сказал?
— В числе прочего он сказал, что вы перецеловались с дюжиной джентльменов.
— С дюжиной?! — ужаснулась Синтия. — Кто, скажите на милость, мог сказать такое? Не думаю, что я целовалась более чем с двумя, максимум тремя мужчинами. Я всего лишь…
— Синтия. Не вижу никакой необходимости перечислять. Считайте, что вашего прошлого никогда не было. Я сказал Аргоси, что все это ложь.
Упитанная птаха плюхнулась в птичью поилку рядом с ними и начала шумно плескаться.
— Спасибо, — прошептала Синтия.
Они ненадолго задумались. После чего Майлс сказал:
— Теперь я понимаю, что вам в нем нравится. Ямочка. Видит Бог, что не его интеллект.
Он что, поддразнивает ее? Если так, то довольно вяло, судя по его тону.
— Говорите, ямочка? — Синтия изобразила удивление. — Что ж, возможно. Вообще-то у него три ямочки. Одна — на подбородке, другая — в уголке рта и еще одна…
— Синтия!.. — перебил Майлс с неожиданной силой в голосе.
Он явно не слушал ее — смотрел куда-то вдаль.
— Что? — Ее сердце учащенно забилось.
Но Майлс молчал. Очевидно, решал, что именно сказать. И Синтия знала: когда он наконец заговорит, его решение будет окончательным и бесповоротным.
— Синтия, он вам нравится?
Вопрос застал ее врасплох.
— Аргоси? — спросила она с глупейшим видом. И тут же решительно заявила: — Конечно. — Если Аргоси готов сделать ей предложение, она готова быть благодарной ему до конца его дней. Одного этого достаточно, чтобы она любила его. Он может рассчитывать на ее верность. Она питает к нему достаточно теплые чувства, чтобы сделать его счастливым. Но он не…
— Видите ли, Синтия… — Майлс снова умолк и сделал глубокий вдох; казалось, он черпал мужество из воздуха Суссекса, пропитанного духом его саксонских предков. — Видите ли, мне невыносима мысль, что вы проведете остаток ваших дней с тем, кто вам даже не нравится. Потому что ваше счастье — это мое счастье.
Синтия закрыла глаза, не в силах вынести его взгляд. Ее переполняли эмоции такие сильные, что она не могла даже заговорить.
Внезапно из горла ее вырвался короткий смешок. Похоже, судьба зло подшутила над ней.
Почувствовав, что в глазах защипало от слез, Синтия тихо сказала:
— Поверьте, он мне нравится. — Слова давались ей с огромным трудом, но она знала, как важно для Майлса услышать ее ответ — пусть даже не очень искренний. — Но… Спасибо вам, Майлс. — Последние слова она произнесла едва слышно, но от всего сердца, включив в них все, что произошло за эту неделю.
Довольно долго они сидели в безмолвном удивлении; еще совсем недавно оба были уверены, что любовь им не нужна, и вот сейчас они вдруг осознали, что счастье без любви неотличимо от боли.
Рискнув наконец открыть глаза, Синтия обнаружила, что полосатый муслин платья, прикрывающий ее колени, расплывается перед ее взором. Чертовы слезы! Она ведь никогда не плакала! Слезы давно превратились в роскошь, которую она не могла себе позволить. Все равно рядом никого никогда не было, то есть не было того, кто мог бы увидеть ее слезы и посочувствовать. Но сейчас…
Сейчас рядом находился человек, которому она небезразлична, который сделает для нее все, что в его силах.
Сквозь влажную пелену она заметила крохотное бледно-зеленое насекомое, сидевшее у нее на колене. Солнце превратило его крылья в миниатюрные радуги. Синтия замерла, боясь спугнуть насекомое. Забавно, что ее колено стало местом отдыха между двумя перелетами в его короткой жизни.
Черт бы побрал Майлса Редмонда! Она будет вспоминать его всю оставшуюся жизнь, увидев какое- нибудь летающее или ползающее создание, — а они встречаются повсюду. Не говоря уже о котенке по кличке Паук…
Из глаз Синтии выкатилась слеза и шлепнулась на платье, что удивило как ее саму, так и насекомое. Крохотные крылышки незримо завибрировали, и насекомое улетело.
Синтия уставилась на влажное пятнышко, темневшее на ее колене. Ей хотелось, чтобы оно осталось навсегда — как память об этом моменте. Она сделала глубокий вдох и расправила плечи.
Этот эпизод в ее жизни был таким же коротким и ярким, как только что улетевшее маленькое крылатое создание. И можно было только позавидовать скорости, с которой оно исчезло.
Впрочем, она никогда не спасалась бегством. И сейчас не будет.
Где-то неподалеку послышались голоса и смех. Синтия различила голоса Вайолет, Аргоси и
