груди и шероховатые бусинки его плоских сосков.
Он не торопил ее, но она чувствовала его нетерпение.
— Помоги мне, Боже, и простите меня, Синтия, но я не уверен, что смогу сделать это медленно, — произнес он с удрученной улыбкой, но в его глазах читалось предупреждение.
Синтия сомневалась, что сможет заговорить. Но когда она открыла рот, слова вырвались наружу, словно слишком долго находились в заточении.
— Я не хочу ждать! — заявила она.
С таким же успехом она могла бы вручить ему свое бьющееся сердце вместе с ножом, чтобы разрезать его на части.
Майлс закрыл глаза, словно пытался скрыть свои эмоции, и вновь издал короткий смешок.
Но она успела увидеть пламя, сверкнувшее в его глазах. И радость — чистую и ослепительную, как солнце.
Он крепко прижал ее к себе, и она почувствовала, как его естество уперлось в мягкую плоть между ее ног. От удовольствия, которое она испытала при этом, у нее потемнело в глазах. Все ее тело инстинктивно открылось ему: руки обняли его, ноги обхватили его бедра, а губы раскрылись навстречу его губам.
Его же руки были повсюду; лаская ее, они воспламеняли каждый ее нерв, пока она не выгнулась под ним, трепеща от этих прикосновений. И трудно было сказать, где кончается его тело и начинается ее, но это не имело значения, потому что наслаждение было обоюдным.
И казалось естественным и неизбежным, когда он приподнялся над ней, опираясь на дрожащие руки, а затем расположился меж ног.
Из груди Синтии вырвался стон. Она подалась ему навстречу, ощущая влагу и мучительное томление в самом сокровенном месте.
Майлс не стал спрашивать, уверена ли она в том, что действительно этого хочет. Ему было не до любезностей. Возможно, он в первый и последний раз в жизни использовал свое тело по его прямому назначению. Зачем еще живые существа наделены этой способностью дарить и получать наслаждение, если не для того, чтобы выразить всю безбрежность того, что испытывают?
Глаза Синтии затуманились. Она учащенно дышала, обдавая жарким дыханием его шею.
— Держись за меня, — прошептал Майлс.
Она тотчас вцепилась в его плечи, и он, приподнявшись, вонзился в нее.
Синтия ахнула и, запрокинув голову, прикусила губу от резкой боли.
Но Майлс знал, что боль ее скоро пройдет. И уж он-то постарается сделать так, чтобы наслаждение заставило ее забыть о боли.
Он медленно вошел в нее, а затем вышел и снова вошел. О Боже! Наслаждение было таким… мучительно сладким, что буквально ослепило его.
— Синтия… Я не уверен, что… Я не могу ждать.
Ему хотелось вонзаться в нее до потери сознания, повинуясь животной потребности, искавшей выхода. И в то же время ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно.
Открыв глаза, он обнаружил, что Синтия смотрит на него сквозь ресницы. Ее грудь бурно вздымалась и опускалась, вторя его тяжелому дыханию.
Она еще крепче обхватила его ногами и вцепилась пальцами ему в плечи.
— Пожалуйста, быстрее, — прошептала она.
Ей не пришлось просить дважды. Майлс ускорил движения, и она тут же застонала, выгнувшись ему навстречу.
У него на лбу и на груди выступили капельки пота, а кожа Синтии мерцала от испарины.
— О, Майлс!.. — выдохнула Синтия.
Его охватило ликование. Но ему хотелось, чтобы она достигла вершины наслаждения, прежде чем он закончит. Склонив голову, он прихватил зубами ее сосок. Синтия охнула, чертыхнувшись так непосредственно, что он невольно улыбнулся. А затем снова погрузился в ее манящее тепло. Ее ногти впились ему в плечи, причиняя изысканную боль.
Наслаждение нарастало.
Он снова и снова вонзался в нее, а Синтия выгибалась под ним, стараясь принять его как можно глубже. Обвивая его руками и ногами, она нашептывала ему на ухо такие слова, что он даже удивлялся — откуда она их знает? Тяжело дыша, они, скользкие от пота, двигались в едином ритме, и Майлс, ведомый инстинктом, отдавался на милость этого древнего ритма, пока Синтия не в выгнулась под ним, содрогаясь в экстазе.
Ее восторженные возгласы еще звенели у него в ушах, а ее сокровенные глубины еще пульсировали вокруг него, когда он вонзился в нее в последний раз, доводя до логического завершения то, к чему он стремился с того момента, как впервые увидел эту женщину.
Он смутно слышал собственный голос, хрипло выкрикнувший ее имя, когда волна неистового наслаждения захлестнула его, заставляя так дрожать и содрогаться, как не смогла бы заставить никакая лихорадка. Его сил хватило только на то, чтобы на дрожащих руках опуститься на Синтию и уткнуться лицом в ее шею.
Его охватило божественное умиротворение.
Синтия же так ослабела, что даже не могла открыть глаза. Казалось, каждая клеточка ее тела исчерпала себя, и теперь ей нужно было собраться с силами, чтобы поднять веки.
Майлс осторожно отстранился, вытянулся рядом с ней на постели и привлек к себе. Синтия тихонько вздохнула, прижавшись к его боку. И тут же улыбнулась, прислушиваясь к его дыханию. Он дышал так, словно пробежал несколько миль, и это почему-то ее обрадовало.
Она открыла глаза и взглянула на него с любопытством. Ей было интересно, как он сейчас выглядел.
Майлс приподнял голову и улыбнулся, посмеиваясь над ее слабостью.
— Ты такой самодовольный… — прошептала она.
Он на мгновение задумался, потом ответил:
— Да, пожалуй. — И он по-прежнему улыбался.
Подняв руку, она откинула с его лба влажные от пота волосы, чтобы получше видеть лицо. Ей хотелось навеки запечатлеть в памяти его образ.
Синтия медленно прошлась пальцем по его улыбающимся губам, дивясь их выразительности. И задержалась на челюсти, покрывшейся отросшей щетиной.
— Чудесно, — произнесла она почти про себя. Она не знала, что имела в виду, но это слово как бы подводило черту подо всем случившимся.
Улыбка Майлса медленно погасла.
— Да, — сказал он с некоторым удивлением.
Повернув голову, Синтия слегка прикусила его плечо, упиваясь его солоноватым вкусом.
Майлс рассмеялся:
— Дикарка!
— Я научилась этому у котенка.
Она подняла к нему улыбающееся лицо, и он впился в ее губы страстным поцелуем. Синтия же, как истинная плутовка, приоткрыла рот, заманивая его и вступая в игру язычком.
Их поцелуй, страстный, жадный и ненасытный, все длился и длился, а объятия становились все крепче, что только разжигало пламя страсти. Когда же поцелуй наконец прервался, Майлс вдруг резко развернул ее и, обхватив за талию, прошептал ей в ухо:
— Посмотри в зеркало.
В овальном зеркале, висевшем напротив кровати, виднелись две фигуры — мужчина и женщина, прижавшиеся друг к другу. Словно завороженная, Синтия наблюдала, как загорелая рука Майлса скользнула по ее белому животу и как пальцы его зарылись в кудрявую поросль меж ее ног. Она видела, как голова у нее запрокинулась, когда его пальцы скользнули в ее лоно.
Содрогнувшись от почти невыносимого наслаждения, Синтия застонала и начала двигаться, по- прежнему глядя в зеркало. Это было невероятно возбуждающее зрелище, и каждое ощущение приобретало двойную остроту.
