сколько людей перевезти. Сомневаюсь я, что китайцы пойдут на такую масштабную операцию. Притом заметь, что они пользуются местными ресурсами: людьми, оружием, техникой.
— А как же…
— Тот случай с десантированием китайских солдат из поезда, я думаю исключение. А местные ресурсы ограничены… И потом, они же сами себя уважать не будут, если пойдут на это. Тем более, нельзя показывать свою слабость перед аборигенами. Высадить тысячи бойцов ради того, чтобы поймать или уничтожить несколько сотен беженцев?! Перебор. И потом, если бы они реально имели такие ресурсы, то прислали бы подкрепление, а не отозвали своих приспешников.
— Твои слова да богу в уши, — вздохнул Куликов. — Но ты прав, более плотное охранение организовать не помешает, хотя бы для того, чтобы не ломиться всем одной толпой.
Так и сделали. Боевые группы взяли гражданских в плотное кольцо. Но Вадим беспокоился: китайцы все никак себя не проявляли и это на них не похоже. Даже вертолеты нигде не летают. Далеко для вертушек? Да и нерационально дорого для разведки такими средствами? Возможно…
Возможно даже, что над ними где-то под облаками постоянно кружат более экономичные, невидимые невооруженному, да и вооруженному тоже, глазу, беспилотные разведывательные аппараты, отслеживая каждый их шаг.
Тогда почему ничего не предпринимают? Что они такое особо изощренное задумали? Или они все же решили больше не тратить силы и средства на беглецов? Дескать, уходят и черт с ними?
Вряд ли, они слишком сильно нашумели. Чего только стоят штурмы двух городков с освобождением кучи пленных! А атака на поезд?! Кому-то за это среди командования голову должны снять! Кто-то обязан реабилитироваться, поймав или уничтожив беглых русских во что бы то ни стало. А это значит, что еще ничего не кончено, все веселье будет впереди.
Отряд уходил на север еще несколько дней и пересек эту довольно неопределенную черту, за которой заканчивалась зона активного влияния китайцев. Люди это почувствовали и стали вести себя более уверенно. Уже никто не верил, что им грозит опасность, стали жечь костры даже в безветренную погоду, рискуя обнаружить себя днем дымными столбами, а ночью ими же, но в инфракрасном, то есть тепловом режиме сканирования аппаратурой беспилотников.
Вадим проснулся за секунду до того, как его потревожил напарник из числа гражданских, с которым он находился в дозоре. Проснулся от того, что в его сонное сознание проник странный, неестественный для природы и, в то же время, до боли знакомый утробно ревущий звук.
— Что это?!
— Налет, — потерянно ответил Куликов, уже слыша зловещий свист падающих бомб.
На территории лагеря вздулось несколько разрывов, осветив все вокруг. И только с этими взрывами к Куликову, прогнав смертельную апатию вернулось чувство самосохранения.
— В укрытие! — крикнул он, понимая, что скорее всего и их позиции также отмечены и взяты на прицел для последующего обстрела. — Бежим!
— Но…
Вадиму некогда было слушать, что у его напарника там жена и прочие родственники, он увлек его за собой и бросился прочь, подальше от разверзшегося ада.
Отбежав, он в темпе облачился в комплект химзащиты.
— А ты чего ждешь?! Живо оделся! — встряхнул Вадим напарника указывая ему на трофейный комплект химзащиты, что взяли от попавших в засаду полицаев.
Куликов также надеялся, что остальные тоже догадаются облачиться в эти балахоны и напялить на лица противогазы.
— А теперь наверх! Как можно выше! Не спать! За мной!
Рев самолетов над головой продолжался, продолжали греметь взрывы.
'Чего же они раньше самолетами нас не отутюжили? — только и подумал Вадим. — Гордость не позволяла? Скорее, в других местах все заняты реальной боевой работой. А теперь,, когда возникла реальная угроза, что мы уйдем, решили покончить одним ударом?'
Недалеко что-то громко хлопнуло, но не взорвалось. Лишь легкий ветерок пригнал какую-то подозрительную белесую дымку, от которой они, не разбирая дороги рванули прочь как от чертей, только пятки сверкали.
Возвращаться к лагерю утром и смотреть на результат бомбардировки и газовой потравы не хотелось. И так ведь понятно, что ничего хорошего, по определению, они там не увидят.
Так и оказалось. Кого не порвало бомбами, удавила химия и еще неизвестно что выглядело хуже: разорванные тела или вывернутые наизнанку отравляющими веществами люди.
Стоя с наветренной стороны, чтобы на него не несло остатки отравляющих веществ и глядя на это месиво из тел, земли и разбитой в щепу древесины Вадим Куликов испытывал множество ярких по своему накалу чувств, зачастую противоречивых, начиная от яростной ненависти к тем, кто это свершил и заканчивая… облегчением.
Он испытывал сильнейшую злость и ненависть к китайцам за то, что они убили этих беззащитных и безвинных людей, большинство из которых женщины и пожилые люди, что в принципе не могли причинить им какой-то ущерб.
А может дело не только в этом? Покопавшись немного в душе, Вадим признался себе, что изрядную долю ненависти занимает даже не столько сам факт уничтожения людей, что он оберегал, вел за собой к спасению, но так и не привел, а то, что все оказалось бесполезно. Столько трудов по освобождению пленников из концлагерей, сопряженных с опасностью для жизни оказалось тщетными, все пошло прахом. Все эти обманные ходы, отвлечение внимания на себя, вся эта изнурительная беготня по лесам и горам – всё оказалось излишним, пустой тратой времени и сил, связанной с постоянным риском для жизни.
Облегчение же объяснялось тем, что все, наконец, закончилось и он снова, по большому счету, предоставлен самому себе. Больше на его шее нет неподъемного груза ответственности за доверившихся ему людей.
Он разве что не испытывал чувства вины. А почему он должен его испытывать? Он сделал все, что было в его силах, что мог и как мог. Ну, может совсем чуть-чуть…
— Рад, что ты уцелел, Димон – прозвучал приглушенный, едва узнаваемый из-за противогаза голос появившегося из-за деревьев Бардова.
— Я тоже, — двусмысленно ответил Вадим. Осознав это, он поправился: – Я тоже рад, что ты выжил Юрик…
Стали подтягиваться остальные выжившие – все кто догадался и, главное, успел облачиться в костюмы химзащиты или оказался вне зоны действия химикатов. Всего сорок два человека, все те, кто находился на дежурстве. Все остальные погибли, кто не успел, кто бросился спасать родных в лагерь, не говоря уже о всех гражданских, не имевших средств защиты и попал под облако.
Кто-то из только что подошедших не выдержал и упал на колени, всхлипывая в противогазе. Еще один как зомби пошел в то, что осталось от лагеря. Еще одному по какой-то причине: проблем с противогазом или, что вероятнее, расстройства чувств стало не хватать воздуха, и он начал срывать с себя противогаз.
— Остановите его! А этих уведите! И вообще, все уходим! Нам тут делать нечего, никому ничем уже не помочь. — Сказал Куликов. — Возможно, китайцы скоро пришлют группу досмотра, чтобы оценить результат бомбардировки. Нас тут к этому времени быть не должно.
Добравшись до ручья, рядом с которым и ставили вчера лагерь, оставшиеся в живых в нем хорошенько обмылись, смывая с себя остатки отравляющих веществ. Мало ли что применили китайцы и это ОВ долгоиграющее, то есть не разлагается по истечении короткого срока после применения и даже небольшой концентрации хватит, чтобы принести большие проблемы.
И только пройдя эту примитивную процедуру обеззараживания, и для гарантии, отойдя от лагеря еще на несколько километров, выжившие сняли с себя балахоны химзащиты и противогазы, вдохнув полной грудью.
— Продолжаем движение! — потребовал Вадим, когда большая часть людей рухнула на траву. — Мы все еще слишком близко.
