Пахомов кивнул.
— Да брось ты… — отмахнулся Вадим. — Ну что она, в самом деле, меняет, информация эта? Да ничего… ровным счетом ничего…
'Хотя, — появилась настырная мысль, — может и меняет… Вот только что?'
— Бросить оружие! — потребовал усиленный голос. — Любая провокация с вашей стороны повлечет самые жесткие ответные меры!
— Бросай, — кивнул Вадим и сам бросил свой автомат в сторону.
— Встать в шеренгу! Руки за головы!
Появилась нехорошая мысль, что их сейчас возьмут и расстреляют, срезав одной очередью, но нет, появившиеся китайцы именно китайцы, а не полицаи, повалили сдавшихся на землю и связали пластиковыми ремешками.
Ближе к вечеру появился вместительный вертолет и всех оставшихся в живых после скоротечного боя, а их осталось всего пятнадцать человек, увезли. Китайская спецгруппа осталась в лесу для дальнейшего патрулирования территории и поиска партизан.
Капитан Уси Нанкин был разочарован. Несмотря на переход в военную разведку вся его деятельность сводилась к функции переводчика в системе дознания, то есть допрашивал пленных, благодаря совершенному знанию русского языка.
Китайское командование, после разгрома пятидесятитысячной армии аборигенов двухтысячным партизанским отрядом (хотя это было не совсем так, но именно такое впечатление сложилось у командования), и из-за неспособности справиться с этой самой партизанской деятельностью русских, потеряло всякое доверие к подконтрольным местным вооруженным силам и оставило им только чисто полицейские функции.
Но проблема партизанских отрядов осталась, точнее даже возросла. Теперь диверсии проходили на территории от реки Ангара до Благовещенска. И решать эту проблему как-то требовалось, причем в срочном порядке. Командование пусть с запозданием но все же пришло к разумному выводу, что раз уж движение все равно застопорено партизанскими диверсиями и сотни тысяч солдат стоят без движения на дороге, то стоит их чем-то занять, а именно патрулированием, поиском и уничтожением партизан, для чего выделили две армии.
Поначалу получалось не ахти. Слишком уж эти задачи для солдат были неестественными, но постепенно полученный опыт и количество задействованных сил сделали свое дело. Партизан удалось отогнать от дороги, и движение восстановилось, хотя диверсии продолжались, но не в таких ужасающих масштабах как раньше.
А весной так и вовсе удалось практически уничтожить один партизанский отряд. Вырваться из ловушки в которую их заманили, удалось едва ли сотне человек.
Пришла уверенность, что до конца две тысячи сорок третьего года, особенно в зиму, с партизанским движением будет покончено на корню и удастся развить решительное наступление с прорывом енисейской линии обороны и последующим быстрым продвижением на запад.
'Даже удивительно, сколько проблем удалось создать для нас этим партизанам, — подумал Уси. — Ведь их так мало, ничтожно мало… А сколько сил и средств требуется чтобы их хоть как-то локализовать и исправить последствия диверсий!'
Раздался стук в дверь и после разрешения войти, в кабинет вошел посыльный.
— Товарищ капитан, вас просят пройти…
— Новых пленников привезли? — перебил солдата Нанкин, зная, куда его обычно 'просят пройти', а куда и кто 'вызывает'.
— Так точно.
— Сейчас буду.
Посыльный отдал честь и удалился.
Уси Нанкин надел фуражку и пошел в камеру для допросов. Считалось что железо нужно ковать пока горячо, дескать, сразу после пленения люди наиболее податливы.
Хотя капитан не видел в этом особого смысла. Все равно придется применять сыворотку правды, не надеясь на правдивость ответов даже при применении пыточных методов и даже полиграфа, так какая разница, когда допрашивать: сразу или чуть погодя, когда пленники чуть придут в себя?
'Наверное, даже лучше допрашивать чуть позже, — подумал он, — чтобы пленники осознали в полной мере, что с ними произошло и что с ними может стать. А потом дать 'пряник' надежды на лучшую долю, не убирая из виду 'кнут' наказания. Но начальству виднее. Раз говорят допрашивать сразу, значит сразу. Может тут дело в банальном желании получить информацию от пленных как можно быстрее…'
Капитан вошел в камеру. Первый пленник уже был пристегнут к железному столу. Выглядел он не то чтобы подавленно, скорее устало, когда человеку все по фигу. В нем не было того страха или наоборот неприкрытой ненависти, что обычно привык видеть Уси Нанкин, потому может и начал разговор с нестандартной фразы:
— Доброе утро…
— Для кого как, — усмехнулся он.
— Ну да…
Капитан занял свое место и кивнул 'эскулапу' уже подготовившего пневмошприц с сывороткой.
— Может не надо? — попросил пленный. — Секретов я никаких не знаю, так что отвечу все честно как на духу…
— Правда? — удивился Уси.
— Ну да. Мне в этом плане очень нравится устав армии Израиля. Вы знакомы с ним?
— Признаться, нет.
— Я тоже, — усмехнулся пленный, — кроме одного его пункта.
— Какого же?
— Там солдату, если он вдруг попадет в плен, не то что не заставляют хранить и оберегать военную тайну если ему вообще что-то известно, но наоборот рекомендуют рассказывать все без утайки о чем спрашивают.
— Да вы что?! — не поверил Нанкин.
— Представьте себе.
— Вы начинаете мне нравиться, э…
— Вадим. Куликов Вадим.
— Да, Вадим… Но увы, у нас жесткие правила проведения допросов и отклоняться от них, я не имею права.
— Жаль. Все равно ничего интересного не узнаете… Только сердце мне посадите, а то и вовсе окочурюсь.
— Мы постараемся этого не допустить. Я вам обещаю. Доктор, в случае чего вам поможет и сделает все необходимые реанимационные мероприятия. Видите, даже мобильный комплект соответствующей аппаратуры есть.
— И на том спасибо.
Капитан кивнул, и доктор впрыснул Куликову препарат, прямо в шейную вену. Подождав немного пока сыворотка подействует, что сопровождалось некоторой пространственной дезориентацией допрашиваемого, Уси Нанкин начал допрос:
— Ваше имя?
— Куликов Вадим.
— Год рождения?
— Две тысячи двенадцатый…
— Звание? Занимаемая должность?
— Младший сержант. До настоящего момента – командир партизанского отряда.
— Интересно, — оживился капитан. — Ваш позывной?
— Демон, — даже сквозь туман сыворотки усмехнулся Куликов.
— Тот самый Демон?! — поразился капитан невероятной удаче. — Вы – командир всего
