— А что такое?
— Проходите!
Снегирев картинно пожал плечами и двинулся вперед по коридору. Точнее, назад, по направлению к своей камере.
— Руки за спину!
Снегирев поспешно сцепил за спиной руки. Он был противен самому себе.
Вот и их камера. Дверь настежь распахнута.
— Заходите!
Снегирев зашел.
— Ваша мыльница?
— Д-да,.. — запинаясь, подтвердил Снегирев, мельком глянув на свою мыльницу, которую старший охранник почему-то теперь держал в руках. Да что, в самом деле, происходит???!!!
— А это тоже Ваше? — охранник раскрыл мыльницу. Вместо мыла там лежал теперь одноразовый шприц и какой-то белый порошок в целлофановом пакетике.
— Нет! — отшатнулся Снегирев. — Это не мое!
— А чье же? — холодно возразил охранник, со злорадной усмешкой разглядывая Снегирева. — Если в Вашей мыльнице лежало?
— Я не знаю! — в панике закричал Снегирев. — Это не мое!! Это мне подбросили!
— Кто подбросил? — ласково поинтересовался охранник. — Ваши сокамерники? Пишите объяснительную.
— Н-нет!.. Не знаю!.. — смешался Снегирев. Нельзя же просто так обвинять людей! С которыми как- никак два дня вместе в одной камере жил. За одним столом ел. — Но это не мое!! — снова закричал он. — Что я, дурак, что ли, наркотики в мыльнице хранить?! (Что я несу?! — тут же в ужасе подумал он. — Причем здесь, где хранить?)
— А откуда Вы знаете, что это наркотики? — еще ласковее спросил охранник и сладко улыбнулся Снегиреву. — А?
В груди у Снегирева екнуло.
А действительно? — сообразил вдруг он. — Откуда я знаю?
Все это напоминало какой-то плохой детектив. Когда умный следователь своими иезуитскими вопросами загоняет глупого преступника в угол, вынуждая в конечном итоге во всем признаться. Что бы Снегирев ни говорил, все каким-то волшебным образом обращалось против него. Каждое его слово становилось лишней уликой. Он словно тонул в какой-то бездонной трясине.
— Так это не Ваше? — повторил охранник, показывая Снегиреву его мыльницу со шприцем и порошком.
— Мыльница моя, а все остальное — нет, — угрюмо пробормотал Снегирев. Им овладела какая-то тупая апатия.
— Пишите объяснительную. Что это не Ваше. И собирайтесь с вещами.
— Как это: с вещами? — не понял Снегирев.
— Ну, вещи все свои личные собирайте.
— И продукты?
— И продукты. Все! Ничего своего не оставляйте.
Через пару минут завели дедов.
— Представляете!.. — захлебываясь от переполнявших его эмоций, бросился рассказывать им Снегирев. — Шприц какой-то,.. порошок!..
— Героин, наверно, — зевнул один из дедов.
— Как героин? — похолодел Снегирев.
— Ну да, герыч, — равнодушно подтвердил другой дед. — Прокладка мусорская. Обычное дело.
— Так Вы думаете, это они сами подбросили?! Охранники?! — у Снегирева от изумления даже глаза на лоб полезли.
— Конечно, — с сожалением, как на какого-то несмышленного ребенка, посмотрел на него его собеседник.
— Но зачем??!! — все еще ничего не понимал Снегирев. — Это же незаконно! И откуда у охранников героин?
В камере воцарилось неловкое молчание.
— Кхе-кхе!.. — наконец смущенно покряхтел один из дедов, пряча глаза. — Может, чайку заварить?
— Какого еще чайку!!! — завопил Снегирев. — И что теперь?!
— Могут и раскрутить.
— Что значит: раскрутить?
— Дело возбудить. За наркотики.
Снегирев обессиленно опустился на чью-то шконку. Действительность начинала походить на какой-то дурной сон. Когда хочешь, хочешь проснуться!.. — и не можешь.
Господи, как я вообще здесь оказался?! — со смертной тоской подумал он, обводя глазами камеру. Сплошное железо, все серое, казенное... — Жил себе, жил... Нельзя дразнить судьбу! В тюрьму на экскурсию съездить собрался на недельку!.. Съездил!
— Ах, да! Мне же еще собираться сказали! С вещами! — спохватился он. — А это что значит?
— В другую камеру переводят, — горестно вздохнул ближайший к нему дед, грустно глядя на холодильник. «Прощай, сыр и колбаса!» — явственно читалось в его печальном взоре.
В дверь камеры постучали.
— Снегирев, собрался?
— Да я еще и не начал даже!
— Поторопитесь.
* * *
Через полчаса Снегирев, нагруженный бесчисленными пакетами и свертками, пыхтя, тащился по бесконечным тюремным лестницам и коридорам. Идущий рядом со скучающим видом охранник даже и не думал ему помочь.
Четвертый этаж... Третий... Ниже,.. ниже... Дно.
Гулкий широкий коридор и запах пота и немытых человеческих тел из-под дверей.
— Заходите!
Снегирев зашел и даже зажмурился от неожиданности. Забитая людьми камера. Жара. Духота. Влажность. Развешанное повсюду мокрое белье. На всех шконках сидят полуголые, густо татуированные зэки. Многие курят. В камере плавают клубы едкого табачного дыма.
Дверь за спиной захлопывается.
Снегирев остается один на один со всей этой уголовной публикой. Со своими свертками и авоськами в руках.
— Ну, че у тормозов застрял, братан! Проходи к дубку, садись! — здоровенный детина со сгнившими коричневыми передними зубами встал навстречу Снегиреву.
Снегирев неуверенно подошел к столу. Он пребывал в каком-то шоке.
— Чифирнешь? — детина придвинул Снегиреву кружку с какой-то темно-коричневой жидкостью.
— Э-э... — промялил совершенно потерянный Снегирев. Он решительно не знал, как ему себя вести. Отказаться? А вдруг нельзя отказываться?!
— Давай-давай! — ободряюще кивнул ему зек.
Снегирев взял кружку и глотнул. Горечь — чудовищная! Горло сразу свело. Снегирев осторожно поставил кружку обратно на стол.
— Да нет, я вообще-то не пью чифир, — робко произнес он.
Зэк спокойно взял кружку Снигирева и тоже сделал из нее глоток.
— Первоход? — миролюбиво поинтересовался он.
— Что? — не понял Снегирев.
— Первый раз в тюрьме?
