расставания, о котором я всеми силами пыталась забыть, вот-вот настанет.
Страшная реальность обрушилась на меня в тот миг, когда Матрона спросила:
— Марианна, у тебя есть во что нарядить ребенка для первой встречи с новыми родителями?
Я беспомощно посмотрела на нее: у меня же нет денег, на что мне купить одежду для Сони?
— Не волнуйся, — от Матроны не укрылась моя растерянность, — мы обязательно что-нибудь подыщем. И потом, они в любом случае полюбят ее, ведь твоя дочь — очаровательная малышка.
В последние дни перед расставанием я беспрестанно молилась, чтобы родители передумали и разрешили мне забрать дочку домой. Она была такой милой, такой хорошей — уверена, она никому бы не помешала. К тому же в нашем доме и так полно детей, еще один ничего не изменит!
Но этого не случилось. До последней минуты я надеялась, что двери Дома для незамужних матерей распахнутся и бабушка — папина мама, — бросившись ко мне, скажет, что она хочет забрать свою новую внучку домой, чтобы та стала частью нашей семьи. Но никто не пришел, никто…
Настал худший день в моей жизни.
В то утро, пока я мыла и вытирала Соню, мои пальцы подолгу замирали на каждой части ее совершенного маленького тельца. Я хотела навсегда сохранить в памяти мягкость ее кожи. Я смотрела не нее и никак не могла наглядеться; я должна была удостовериться, что в любой момент, закрыв глаза, я смогу представить мою малышку, ведь у меня даже не было фотоаппарата, чтобы забрать с собой ее снимок.
После того как я в последний раз покормила дочку, пришла Матрона. Она принесла обещанную одежду — голубой комбинезон.
— А розового у вас нет? — в отчаянии спросила я.
Мысль о том, что мне придется отдавать мою малышку в одежде для мальчика, казалось мне невыносимой. Я не могла остаться с ней, так пусть «они» хотя бы увидят, какая она красавица, как я заботилась о ней. Я хотела, чтобы приемные родители знали, что я любила ее, и однажды рассказали моей дочери об этом.
— Это единственный свободный, — покачала головой Матрона. — Прости, Марианна, но придется ей надеть это.
Я видела, что она понимает мое отчаяние.
Матрона положила руку мне на плечо, стараясь хоть как-то ободрить:
— Марианна, пойми, ее новые родители не обратят внимания на голубой комбинезон. Уверяю тебя, они обязательно ее полюбят.
Но я не могла успокоиться. Я старалась не плакать, чтобы мои слезы не были последним воспоминанием дочери обо мне. Я заморозила горе в своем сердце и не позволяла ему вырваться на свободу — потом у меня будет достаточно времени для того, чтобы погрузиться в отчаяние. Но этот голубой комбинезон грозил сломать мою выдержку.
Через несколько часов подъехала мисс Купер. В ее обязанности входила передача ребенка новым родителям. Не помню, что она сказала, когда забрала Соню из моих рук. Знаю только, что потом я стояла у окна и как завороженная смотрела на женщину, идущую к машине с маленьким свертком.
Это мое последнее воспоминание о дочери — крохотная девочка в мальчишеской одежде исчезает где-то в глубине автомобиля.
Машина социального работника выехала на дорогу, и я вдруг представила, как, наверное, страшно сейчас моей малышке, ведь ее неожиданно оторвали ото всего родного и поместили в незнакомое место, которое странно пахнет и трясется.
Думает ли она, куда я пропала? Хочет ли снова оказаться у меня на руках и услышать, что я ее люблю? Будет ли она плакать? Встретит ли новых родителей с мокрым от слез личиком?
Все новые и новые вопросы не давали мне покоя. Но особенную боль причинял последний: сколько времени ей потребуется, чтобы забыть меня?
Глава тридцать пятая
Днем за мной приехал отец на соседской машине. Я слабо помню, о чем мы говорили (если вообще о чем-то говорили) по дороге домой. Наверное, я успела попрощаться с девочками, наверное, поблагодарила Матрону, но что именно я им сказала, ускользает от меня точно так же, как и несколько дней, проведенных в родном доме перед школой. Горе настолько поглотило меня, что мне казалось, будто я живу во сне, где нет ничего, кроме гнетущего чувства потери и воспоминаний о моей малышке.
Кажется, мы с мамой ездили в город, чтобы купить мне школьную форму. Я знаю это потому, что в первый день занятий я проснулась и обнаружила форму на двери своей комнаты. Серая юбка, белая блузка, а на полу — пара черных туфелек и воткнутые в них белые носочки. Судя по всему, на этот раз родители хотели, чтобы я ничем не отличалась от других учениц.
Я сильно удивилась, когда отец решил подвезти меня.
— Тебе нужно приехать пораньше, — объяснил он. — Директриса сказала, что хочет поговорить с тобой до начала уроков.
Я промолчала, но всю дорогу меня мучили дурные предчувствия. Интересно, что она знает обо мне? Ей известно, что меня почти девять месяцев назад исключили из другой школы? Нет, важно другое: известно ли ей,
Мы доехали слишком быстро, во всяком случае, так мне показалось. Не сочтя нужным подбодрить меня, отец остановил машину у школьных ворот и молча ждал, пока я выйду. Когда я поставила ноги на землю, то почувствовала, как от волнения дрожат коленки.
Новая школа была больше предыдущей, я сразу обратила внимание на теннисные корты и зеленые лужайки, но ничто не могло избавить меня от противного холода в животе. Закинув школьный ранец на плечо, я неохотно отправилась на поиски кабинета директора.
Вместо холодной, суровой женщины, которую я успела себе вообразить, меня встретила невысокая улыбчивая толстушка. С самого начала она дала мне понять, что ей известно о моей беременности, но она не собирается меня осуждать.
— Здравствуй, Марианна. Проходи, садись, — приветливо улыбнулась директриса. — Я знаю, что тебе нелегко пришлось в последнее время, но надеюсь, в нашей школе ты будешь счастлива.
Эта неожиданная доброта привела к тому, что мои глаза наполнились слезами, которые я сдерживала с тех пор, как вернулась домой, но директриса тактично сделала вид, что не замечает этого.
— Пришло время подумать о будущем, Марианна, — сказала она, прежде чем поинтересоваться, кем я хочу стать после окончания школы. Я видела, что на столе лежит мое досье с прежнего места учебы, где содержалась вся информация о моей успеваемости, поведении и, конечно, о причинах исключения.
Я никогда не задумывалась о том, чем хочу заниматься в жизни, но, сидя в кабинете директрисы, вдруг поняла, что хочу работать медсестрой и ухаживать за детьми. Я сразу сказала ей об этом и ожидала услышать в ответ то, что и так знала: мои оценки недостаточно хороши, я много пропустила, так что шансов у меня мало… Но она лишь ободряюще улыбнулась и выслушала меня, не перебивая.
Директриса действительно сказала, что мне придется поработать и подтянуть многие предметы, но она не видела причин, которые помешали бы мне осуществить свою мечту. Если, конечно, я не буду лениться. Она добавила, что я могу начать с учебной больницы; там я буду жить в специальном доме для медсестер и выполнять работу вспомогательного персонала. Таким образом я получу необходимый опыт, чтобы подняться по служебной лестнице. Директриса объяснила, что, конечно, хорошее образование позволяет быстрее достичь необходимой квалификации, но у таких девочек, как я, тоже есть шанс.
Первые несколько недель в новой школе я жила в постоянном страхе, что кто-нибудь еще знает о моем прошлом. Я все время ждала, что окружающие начнут спрашивать, где я училась раньше и почему
