Она была важна.
И деньги — это, конечно, звучало заманчиво. Если бы она могла доказать, что способна сама себя обеспечить, она могла бы аннулировать опекунство Адри. Могла бы выкупить свою свободу. Но даже эта мысль потускнела, когда она подумала о Пионе.
— Вы действительно думаете, что я могу помочь?
— Да. Действительно. На самом деле, я думаю, что каждый человек на Земле скоро будет вам неизмеримо благодарен.
Она сглотнула и уселась на стол для осмотра, поджав под себя ноги.
— Ладно, тогда — просто чтобы внести ясность — с этого момента я здесь действительно добровольно, и это значит, что я могу уйти в любое время. Без вопросов. Без споров.
Лицо доктора прояснилось, глаза в обрамлении морщинок сияли, как пара ламп.
— Именно так.
— И я ожидаю платы, но мне нужен отдельный счет. Такой, к которому мой опекун не будет иметь доступа. Я не хочу, чтобы она хоть что-нибудь знала о том, что я согласилась на эту работу, или о деньгах.
К ее удивлению доктор не колебался.
— Разумеется.
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— И еще одно. Моя сестра. Ее вчера забрали в карантин. Если вы найдете антидот или хоть что- нибудь, что остановит возбудителей… Я хочу, чтобы она была первым человеком, который получит лекарство.
— Этого, боюсь, — сказал доктор, — я не могу вам обещать.
Он отвернулся и зашагал к голограмме, вытирая руки о подол лабораторного халата.
— Почему?
— Потому, что первым человеком, который получит лекарство, должен быть император, — ответил доктор; морщинки вокруг глаз выражали сочувствие. — Но я могу пообещать, что ваша сестра будет вторым человеком.
Глава 12
Принц Кай смотрел сквозь стекло, как медроид ставит капельницу его отцу. Всего пять дней прошло с тех пор, как у отца появились первые признаки болезни, но казалось, что с тех пор миновала целая жизнь. Как если бы годы тревог и страданий уместились в часы, которых теперь оставалось немного.
Однажды доктор Эрланд сказал ему о старом суеверии — беды приходят по три.
Во-первых, его андроид Наинси вышла из строя раньше, чем смогла сообщить о результатах своих изысканий.
А сейчас его отец был болен без всякой надежды на выздоровление.
Что произойдет следующим? Что бы могло быть хуже, чем это?
Возможно, лунатики объявят войну.
Он склонил голову, желая, чтобы эта мысль исчезла в тот же миг, в который возникла.
Конн Торин, советник его отца и единственный человек, кроме самого принца, которому было позволено видеть императора в таком состоянии, похлопал Кая по плечу.
— Все будет хорошо, — сказал он без выражения, тем особым голосом, каким говорил, угадывая чужие мысли.
Отец Кая застонал и открыл опухшие глаза. Комната на седьмом этаже, в крыле дворца, отведенном для исследований, была на карантине, но для комфортного пребывания императора было сделано все возможное. На стенах висели рядами многочисленные экраны, так что он мог слушать музыку или смотреть развлекательные программы. Комната, в остальном стерильная, была наполнена его любимыми цветами — лилиями и хризантемами. Постельное белье было из нежнейшего шелка, какой только можно было найти во всем Содружестве.
Но это ничего не меняло. Комната оставалась комнатой, предназначенной для того, чтобы отделить умирающего от живых.
Прозрачное окно разделяло Кая и отца. Сейчас отец смотрел на Кая, но взгляд оставался пустым, как это стекло.
— Ваше величество, — произнес Торин. — Как вы себя чувствуете?
В углах глаз императора появились морщинки. Он не был стариком, но болезнь быстро его состарила. Лицо было желтоватым и бледным, шею покрывали черные и красные пятна.
Он приподнял пальцы с одеяла — помахать он уже не мог.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил Торин. — Стакан воды? Еда?
— Эскорт пять-три? — предположил Кай.
Торин метнул на принца осуждающий взгляд, но император издал тихий смешок.
Кай почувствовал, что его глаза затуманиваются, и стал смотреть вниз, на собственные пальцы, прижатые к стеклу.
— Сколько еще? — спросил он тихо, так, чтобы отец его не услышал.
— Несколько дней, если ничего не изменится.
Кай ощущал на себе взгляд Торина — сочувствующий, но пронзительный.
— Вы должны быть благодарны за то время, что у вас есть. Большинство людей не видит своих близких, когда их забирают в карантин.
— А кто захочет увидеть своих близких в таком состоянии? — Он посмотрел на отца. Император боролся со сном, его веки дрожали. — Мед, принесите ему воды.
Андроид приблизился к кровати, поднял спинку ложа, поднес стакан к губам императора и вытер пролитые капли белой тканью. Император выпил совсем чуть-чуть, но, казалось, это его освежило.
— Кай, — позвал он.
— Я здесь, — отозвался принц, его дыхание затуманило стекло.
— Будь сильным. Верь… — Его слова прервал кашель. Андроид поднес ко рту полотенце, но Кай заметил алые капли на белом хлопке. Он закрыл глаза, стараясь выровнять дыхание.
Когда он открыл их снова, медроид наполнял капельницу прозрачной жидкостью, чтобы облегчить боль.
Кай и Торин наблюдали, как император погрузился в неподвижный сон. Как будто наблюдали за незнакомцем. Кай любил его, но не мог соединить в голове образ больного человека перед ним с живым отцом, который у него был еще неделю назад.
Одна неделя.
Его пробрала дрожь, и Торин сжал руку у него на плече — Кай уже забыл, что она там была.
— Ваше высочество.
Кай ничего не сказал, глядя, как поднимается и опадает грудь его отца.
Пальцы у него на плече коротко сжались, потом Торин уронил руку.
— Вы будете императором, ваше высочество. Мы должны начинать готовить вас. Мы и так уже откладывали слишком долго.
Слишком долго. Одну неделю.
Кай притворился, что он не слышит.
— Как сказал Его Величество, вы должны быть сильным. Вы знаете, что я буду помогать вам всем, чем смогу. — Торин помолчал. — Вы будете хорошим правителем.
— Нет. Не буду. — Кай запустил руку в волосы и потянул.
Он будет императором.
Слова гулко звучали в голове.
Настоящий император был там, за стеклом, вот в этой кровати. А он был самозванцем.
— Я пойду поговорю с доктором Эрландом, — сказал он, отходя от стекла.
