У меня мелькнула мысль о том, какую репутацию приобретет теперь сам Фред, когда станет широко известно о краже картины. Но беспокоить этим молодую девушку было, по-моему, незачем.
Лицо Дорис оставалось по-прежнему непроницаемым, словно прикрытое облаками небо.
Я оставил ее наедине с пакетом еды, а сам вернулся в нижнюю часть города, направившись в картинную галерею. Дверь магазина Поля Гримеса оказалась крепко запертой. Я постучал в нее несколько раз, но ответа так и не получил. Оставалось зайти в бистро и спросить чернокожего продавца, видел ли он Гримеса или его секретаршу после моего ухода.
— Паола находилась в магазине и была там еще час назад. Она складывала в машину какие-то картины. Я даже вышел и помог ей немного.
— Это были особые картины?
— Какие-то рисунки в рамках. По-моему, просто бессмысленная мазня кистью, а не хорошие картины, на которые хочется полюбоваться. Понятно, почему они так и не смогли их продать.
— Вы так думаете?
— Это было ясно. Да и Паола так сказала. Они ликвидируют свой магазин.
— А присутствовал при этом сам Поль Гримес? Тот тип с короткой бородкой, как вы его описывали?
— Нет, он больше не показывался. Я так и не видел его с момента нашей встречи с вами.
— Паола не говорила, куда они собираются ехать?
— Я не спрашивал об этом. Она поехала машиной в сторону Монтевиста.
— А какой у них фургон?
— Старый «фольксваген». А что, с ними что-то приключилось? — полюбопытствовал негр.
— Нет, я просто хотел поговорить с Гримесом по поводу одной картины, но так и не смог его застать.
— Чтобы приобрести картину?
— Возможно…
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Неужели вы любите такие… рисунки?
— Иногда…
— Жаль. Если бы они знали, что появился клиент, то, думаю, не торопились бы так ликвидировать свою картинную фирму, а заключили бы с вами еще одну сделку.
— Возможно. Не продадите ли мне две четвертинки виски «Из Тенесси»?
— А не лучше ли вам взять сразу полкварты? Получится тогда дешевле.
— Нет, — покачал я головой, — мне нужны две порции, а не одна большая.
Кивнув головой, он сразу же протянул мне две бутылочки. Я поблагодарил и распрощался.
Глава 7
Проезжая в центр города, я на минуту задержался, чтобы спросить в музее о Фреде Джонсоне. Однако помещение музея уже было на замке. После этого я направился к дому Джонсонов. Темнота уже окутала все вокруг. Во многих домах уже горел свет. Расположенное чуть в стороне здание больницы издали казалось большой блестящей глыбой света среди густой зелени, ее окутавшей.
Я припарковался рядом с домом семьи Джонсонов. Подошел к входу и поднялся по потертым ступенькам крыльца ко входной двери.
Похоже, что отец Фреда находился неподалеку, прислушиваясь к чему-то снаружи, так как он сразу же отозвался, как только я начал стучать в дверь.
— Кто там? — хрипло спросил он.
— Лу Арчер. Помните, я был уже здесь днем и расспрашивал о Фреде.
— Верно, помню… — ответил он с оттенком гордости за свою память, фиксировавшую такие незначительные события.
— Могу ли я зайти к вам, мистер Джонсон, и немного поговорить? — вежливо спросил я.
— Жаль, но ничего из этого не получится… Жена накрепко заперла дверь снаружи.
— А где же находится ключ от этой двери?
— Она взяла его с собой в больницу. Побаивается, что я выйду на улицу и попаду под транспорт. Хотя, по правде говоря, я сейчас совершенно трезвый… такой трезвый, что мне даже плохо… Она наверняка знает это как медсестра, но ей нет до этого дела… Держит, как заключенного…
В его голосе звучала жалость к самому себе, к своему беспомощному положению в доме.
— И все же не могли бы вы как-нибудь впустить меня к себе? Ну через окно, что ли…
— Она потом замучила бы меня за это… — с сомнением в голосе ответил он.
— Так ведь она ничего не узнает! — настаивал я. — А у меня есть с собой немного виски. Хотели бы вы немного хлебнуть?
— Выпил бы с удовольствием… — подтвердил он с явным оживлением. — Но как же вы сможете попасть ко мне вовнутрь? Это просто невозможно, к сожалению…
— У меня есть с собой несколько разных ключей. Я их попробую сейчас… — тихо пояснил я.
Во входной двери этого старого дома был такой же простой старый замок, как и он сам. Мне удалось открыть его уже со второй попытки. Затем я так же осторожно запер за собой дверь и прошел по плотно заставленному холлу. Старик Джонсон нетерпеливо подталкивал меня своим толстым животом и руками. В свете висящей под самым потолком слабой лампочки было заметно радостное оживление на его лице. Его радовала возможность выпить и то обстоятельство, что мы с ним сумели «обойти бдительность» его строгой жены.
— Вы сказали, что у вас есть для меня глоток виски… — нетерпеливо напомнил он.
— Потерпите еще пару минут, — успокоил его я, осматриваясь вокруг с явным интересом.
— Я же почти совсем больной… — настаивал он, переминаясь с ноги на ногу. — Разве вы не видите, как мне плохо…
Я кивнул головой и открыл одну из моих бутылочек с виски, передавая ее в дрожащие от нетерпения руки.
Старый Джонсон сразу же приник к горлышку. Через каких-нибудь пять-семь минут бутылочка была уже пуста. Он удовлетворенно крякнул, жадно облизал языком свои губы, а потом и горлышко бутылочки.
Признаться, я чувствовал себя здесь как-то неловко, ощущал себя вором, проникшим в чужой дом с нехорошими целями.
На старого Джонсона выпитое виски почти не подействовало. Оно лишь несколько поправило дикцию его хриплого голоса и помогло лучше формулировать свои мысли и фразы.
— Когда-то я частенько пил виски «Из Теннеси»… и катался оттуда на рысаках… Это ведь виски «Из Теннеси», разве в е так?
— Да, вы правы, мистер Джонсон.
— Говорите мне просто «Джери», ведь вы мне друг! Я отлично могу распознать хорошего человека.
Джери Джонсон поставил пустую бутылочку на нижнюю ступеньку лестницы, дружелюбно положил руку мне на плечо и с чувством сказал:
— Яне забуду вашей услуги! Как вас зовут, дружище?
— Арчер.
— Чем вы занимаетесь, мистер Арчер?
— Я частный детектив, — откровенно ответил я, показав ему фотокопию моей лицензии, выданной властями штата. — Меня наняли найти пропавшую картину. Это портрет молодой женщины, написанный известным художником, который жил ранее здесь, в Санта-Тереза. Это Рихард Хантри. Вы, наверное, слышали это имя.
Он нахмурил брови, пытаясь собраться с мыслями. Виски теперь в большей мере давало о себе
