— Да.
— Мне она безумно нравилась.
— Я знаю.
— Я буду скучать по ней.
— Я… — Это все, что я сказала, прежде чем превратиться в хлюпающий носом кулек.
Маркус обнял меня, я зарылась лицом в его грудь, вдыхая его запах, который напоминал горящие листья поздней осенью.
Когда я отстранилась, то обнаружила, что его галстук в горошек залит моими слезами.
— О боже, — застонала я, когда поняла, что натворила. — Я отвратительна.
— Все нормально, — засмеялся Маркус и взъерошил мои волосы. — Это же просто старый галстук, помнишь?
Я помнила. Это был тот самый галстук, который был на нем, когда он впервые заговорил со мной, когда все началось между нами… Я знала, что он надел его с умыслом.
Он притянул меня к себе, близко-близко.
— Маркус, — прошептала я.
— Джессика, — отозвался он.
И…
Господи боже.
Непонятно, кто начал первый, но наши губы встретились — его и мои, наши — влажные, заплаканные и… совершенные.
Когда мы целовались, я чувствовала, что меня окутывает долгожданное спокойствие.
Мы целовались, и это было как возвращение домой после долгого путешествия. Маркус и я целовались, целовались, целовались и не хотели снова покидать это гостеприимное место.
ТУК-ТУК-ТУК.
Я оторвалась от Маркуса, к которому присосалась так крепко, что мы, видимо, были похожи на вакуумную сковородку.
— Там кто-нибудь есть?
Бетани!
— Черт, — прошептала я.
— Джесси, ты там?
Маркус вытер с подбородка мой блеск для губ, словно промакивал рот после утренней яичницы с беконом.
— Нехорошо заставлять ждать глубоко беременную женщину, которая сейчас лопнет!
Я взглянула в зеркало.
— Черт побери, — снова прошептала я.
Мое лицо было красным и горело от его щетины. И это же…
— О черт! Черт! Черт! Ты поставил мне засос! — прошипела я, указывая на синяк виноградного цвета на своей шее.
Он пожал плечами, улыбаясь и все еще держа меня за руку.
Тук-тук-тук.
— Джесси! Я взорвусь, если ты немедленно не выйдешь!
— Секунду! — нервно крикнула я.
— У меня нет ни секунды! — заныла Бетани.
— Что нам делать? — шепотом спросила я у Маркуса.
— Мы просто выйдем через дверь, — довольно громко сказал он.
— Джесси… Там с тобой кто-то есть?
— Нет!
И прежде чем я остановила его, прежде чем сочинила план, согласно которому он должен пробить дыру в потолке и заползти в систему кондиционирования, прежде чем я успела поднять воротник рубашки, чтобы прикрыть чертов засос, Маркус распахнул дверь и сказал:
— Она ужасная врушка, правда же?
Моя сестра застыла на пороге, похоже, забыв, что ее мочевой пузырь должен лопнуть.
— Она считает себя отличной лгунишкой, — продолжал Маркус, — но на самом деле она совсем не умеет врать.
Клянусь, я не знаю, почему от шока у Бетани не отошли воды.
— Мы долго занимали туалет, так что позвольте нам удалиться.
И Маркус отодвинул меня с прохода.
А Бетани, все еще не в силах осознать тот факт, что ее сестра заперлась со странным незнакомцем в туалете похоронного бюро, которое занималось организацией погребения бабушки, — прошлепала мимо нас и захлопнула дверь.
— Все прошло отлично, — Маркус улыбался так ярко, что его глаза сияли веселыми искорками.
Я не знаю, что сильнее разозлило меня — тот факт, что он выставил меня дурой, или то, что он так пофигистично к этому отнесся. Я имею в виду, что обычно не верю ни в Бога, ни в дьявола, но в этот момент агностицизм сменился уверенностью в том, что когда придет мое время, меня похоронят в огнеупорном нижнем белье, потому что мне точно суждено провести всю вечность в аду.
— Уходи.
— Джессика…
— Просто уходи, — зарычала я.
Он моргнул. Дважды. Трижды.
— Я же сказала! — закричала я. — УБИРАЙСЯ!
Его улыбка поблекла, глаза посмурнели, и сам на себя не похожий, он повернулся и ушел.
А я говорила, что его губы были мягкими и сладкими, как кусочки манго? И что я не могу остановиться и все облизываю свои губы, надеясь, что на них остался этот вкус.
А А А А А А — АХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ.
Я просто дура.
Я без предупреждения заявилась к Бриджит в девять часов утра, чтобы выложить свою душераздирающую историю. И к такому выводу я пришла.
— Почему это ты дура?
— Я крутила любовь с тем, кого ненавижу, прямо на похоронах бабушки. Я бессердечная дура.
Я упала лицом вниз на ее цветастое покрывало, обхватила руками голову, словно хотела защититься от солнечного света.
— Ты, типа, была под влиянием эмоций, — сказала Бриджит. — И не думала ни о чем.
Мои глаза были зажмурены так крепко, что я видела психоделические цветы, распускающиеся на черной изнанке век.
— Я даже не знаю его второго имени.
Бриджит не ответила.
— Ты слышишь меня? Я даже не знаю его второго имени!
Это казалось для меня очень важным.
— И что? Типа, что это значит?
— Я целовалась с ним на похоронах бабушки, — повторила я. — Мне нужно, в конце концов, знать его второе имя.
— Спроси его, когда вы увидитесь в следующий раз.
— Бриджит, ты не понимаешь!
— Чего я не понимаю?
