Действительно? Чувствовала ли я себя грешной до мозга костей, потому что целовалась с
Когда я сказала Бетани, что мы с Маркусом разговаривали, и мне нужно было уединиться, а он помог мне справиться с горем, она заявила: «Как скажешь», несмотря на очевидность доказательств (раздражение на лице, моя помада на губах Маркуса, засос), и на этом наш разговор был окончен. Я могла лишь увязать ее спокойствие с гормональной ситуацией на девятом месяце беременности. Как бы то ни было, от этого положение не стало менее ужасающим. Единственное, что заставляло меня радоваться, это то, что узнай Глэдди про нас с Маркусом, она бы нами гордилась. Это то, чего она ждала.
Мои мысли были прерваны скрипом входной двери.
— Твоя мама? — спросила я Бриджит.
Бриджит покачала головой. Ноги в кроссовках протопали вверх по лестнице и замерли в дверном проеме, а шея Бриджит залилась краской.
— Доброе утро, mon amie!
Я не могла увязать этот голос и дом Бриджит в девять часов утра. Даже когда я увидела Пепе в дверях, я все еще не могла соединить в мозгу эти ужасающие детали — его голос и дом Бриджит.
Лицо Бриджит было краснее, чем термометр в великую сушь. Они обменялись короткими нервными взглядами, и наконец Пепе изрек:
— Посмотрите-ка, кто тут у нас? Две мои любимые принцессы!
Та легкость, с которой Пепе вошел в спальню Бриджит, наводила на мысль, что он проделывал это уже много-много раз. И эта мысль убила меня наповал. Это вовсе не несчастная любовь. Это все по- настоящему.
— Черт возьми! Вы встречаетесь!
Пепе и Бриджит обменялись сладкими улыбками.
— БРИДЖИТ! ТЫ СОЛГАЛА МНЕ!
Она отступила, подняв обе руки в знак примирения.
Я все еще не могла в это поверить. Не столько в то, что они встречаются, сколько в то, что Бриджит лгала мне. Всегда и обо всем. Бриджит НИКОГДА не лгала.
— ТЫ ЛГАЛА МНЕ!
Пепе сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку.
— Да, — сказал он.
— Ты лгала, — сказала я уже тише.
— Мы оба лгали.
— Как долго это длится?
— С самого начала, — призналась она. — С октября.
— Дерьмо! И ты молчала с октября?!
— Мы пытались, — сказал Пепе. — Но с «Дном Пайнвилля» это не так-то легко.
— Но почему? Из-за, ха, межрасовых особенностей?
Они оба засмеялись.
— Почему же, мой кавказский друг, тебя я никогда не рассматривал как кровного врага, — Пепе улыбнулся.
— Да не во мне дело, мне-то все равно, но ты же знаешь Пайнвилль…
— Мы ничего не говорили, потому что парочка у нас получилась черно-белая, — сказала Бриджит.
— Мы молчали, потому что не хотели, чтобы об этом говорили, — добавил Пепе.
— Чтобы никто, типа, не лез в нашу жизнь.
— Чтобы никто не сплетничал.
— И Страшила не посягала на него.
— Эта девочка гуляет, и я тебя не брошу ради нее, — Пепе нежно поглаживал ее спину.
— У девочки сейчас крышу снесет, потому что прошло всего ничего, как она устала от Лена, — сказала Бриджит.
Я села на кровать, переваривая услышанное.
— Почему я никогда ничего не вижу? — спросила я больше себя саму.
— Что? — переспросили они хором.
— Я к тому, что считаю себя довольно наблюдательным человеком. Я слишком многое вижу, вот и не сплю по ночам. Но почему меня всегда шокируют люди, чье поведение казалось мне очевидным?
Это был риторический вопрос. Я и не ждала, что Бриджит и Пепе ответят, и это лишний раз доказывало мою точку зрения.
— Может быть, это потому, что ты, типа, слишком занята, думая только о себе, — предположила Бриджит.
Должна сказать, что это меня ого-го как задело.
— Чтооооо?
Бриджит вцепилась в свой хвост.
— Ты видишь людей такими, какими хочешь видеть, так, как они согласовываются с твоей точкой зрения, — пояснила она. — А для того, чтобы взглянуть на людей с другой стороны, ты слишком занята.
— Ты тоже с этим согласен? — спросила я Пепе.
Он кивнул.
— Это как с Леном, — продолжила Бриджит. — Ты так сильно парилась по поводу того, спит ли Мэнда с Маркусом, что даже не замечала, сколько внимания она уделяет твоему парню.
— А-ха.
— Так и с нами. Я думаю, ты была, типа, так сильно зациклена на том, что Перси — твой маленький французский дружок, который влюблен в тебя, а я встречаюсь только с поп-звездами и футболистами, что ты просто представить не могла нас вместе, хотя мы и не старались особо скрывать это от тебя.
Я хотела сменить тему, потому что мне не понравилось, что Бриджит удалось с такой точностью провести психоанализ. Может быть, ей стоило бы поучиться на психиатра.
— Но ты солгала, — тупо повторила я.
— Я должна была, — ответила она, повернувшись к Пепе. — Он этого стоит.
Затем она пустилась в объяснения, как же ей противно, когда личное всплывает на публике. Как в прошлом году, когда вся школа узнала, что Мэнда спит с Бэрком, хотя предполагалось, что он верен Бриджит, или что ее глупое и незначительное свидание с Кейджеем вдохновило «Хамов» на втаптывание в грязь ее репутации. Она устала от этого. Так что когда она и Пепе влюбились друг в друга, они решили, что лучший способ оградить их любовь от разного рода посягательств со стороны — это сохранить ее в тайне от всех.
— Ты же никому не скажешь, правда? — спросила Бриджит.
— Конечно, нет, — ответила я.
Затем Пепе наклонился и поцеловал Бриджит в щеку, чем окончательно меня добил.
И не только из-за них. Я вообще не могу видеть, как люди нежничают друг с другом. Неудивительно, если дело касается таких похабных парочек, как Мэнда и Лен, Мэнда и Скотти или Мэнда и кто-либо еще. Но даже с нормальными людьми, как Пепе и Бриджит, я сходила с ума, когда они просто держались за руки или скромно целовались.
Я начинаю думать, что моя неспособность общаться с другими учениками означает, что я ревнивая либо просто совершенно незрелая — это пока я не увижу себя с кем-либо и не пойму, что это тоже небольшое удовольствие. Помню, я как-то увидела отражение себя и Лена в зеркале заднего вида и подумала с отвращением: господи, кто это?
