Каприкорн-Мьюс и дошел до гончарни. На дверях висела табличка: “Закрыто на инвентаризацию”. Окна были задернуты довольно ветхими шторами, которые, правда, сходились не до конца. Я заглянул вовнутрь. Света там почти не было, но у меня осталось впечатление, что какая-то крупная фигура бродит внутри между упаковочных ящиков.
– О Господи, так вот взяли и заглянули?
– Да. А по дороге домой зашел в “Неаполь”, купить немного паштета. Пока я его покупал, появились Кокбурн-Монфоры. Он был, по-моему, пьян не то что в стельку, а уже в обе, но на ногах держался по-обыкновению твердо. На нее же и смотреть было страшно.
Мистер Уипплстоун примолк и молчал так долго, что Аллейн спросил:
– Вы еще не ушли, Сэм?
– Нет, – сказал мистер Уипплстоун, – еще не ушел. Честно говоря, я пытаюсь представить, что вы подумаете о следующем моем ходе. Успокойся, Люси. Вообще-то я – человек не порывистый. Далеко не порывистый.
– Я бы сказал, очень далеко.
– Хотя в последнее время... Как бы там ни было, в данном случае я позволил себе увлечься минутным порывом. Я, разумеется, поздоровался с ними, а затем, словно бы мельком, ну, вы понимаете, сказал, принимая из рук миссис Пирелли паштет: “Вы, кажется, вот-вот останетесь без соседей, миссис Пирелли?” Она в замешательстве уставилась на меня, а я продолжал: “Ну, как же. Те двое из гончарни. Я слышал, они съезжают и чуть ли не сегодня.” Что, конечно, не было чистой правдой.
– Я бы за это не поручился.
– Нет? Так или иначе, я повернулся к Кокбурн-Монфорам. Описать выражения их лиц или, вернее, чередование выражений, я затрудняюсь. Потрясение, неверие, ярость. Полковник полиловел еще пуще, а миссис Монфор только и сумела выдавить: “Не может быть!”. Тут он схватил ее за руку так, что она скривилась, и оба, не сказав больше ни слова, вышли из магазина. Я видел, как он поволок ее в сторону мастерской. Она упиралась и, по-моему, умоляла его о чем-то. Миссис Пирелли сказала что-то по-итальянски и прибавила: “Уедут, я только образуюсь”. Я ушел. Проходя Каприкорн-Плэйс, я увидел, как Кокбурн-Монфоры поднимаются на свое крыльцо. Он по-прежнему держал ее за руку, а она, как мне кажется, плакала. Это все.
– Это было – когда? Полчаса назад?
– Около того.
– Хорошо, мы все обсудим позже. Спасибо, Сэм.
– Сильно я навредил?
– Надеюсь, что нет. Думаю, вы лишь ускорили кое-какие события.
– Я хотел переговорить относительно труб с Шериданом – только об этом, уверяю вас. Его не оказалось дома. Может быть, мне?..
– Может быть, но скорее всего вас опередят Кокбурн-Монфоры. Впрочем, попробуйте.
– Хорошо.
– И про Чаббов не забудьте, – сказал Аллейн.
– Да. О Господи. Если хотите.
– Только не переборщите. Сообщите им новость, и все.
– Да.
– Я буду дома примерно через четверть часа – это на случай, если я вам понадоблюсь. Если звонка от вас не будет, я сам, как только сумею освободиться, позвоню вам, – сказал Аллейн.
Он связался с человеком, ведущим наблюдение, и услышал, что Санскрит после посещения квартирного агента вернулся в гончарню и больше не выходил. Мастерская закрыта, окна по-прежнему занавешены.
