Он не смог ей признаться, что, пожалуй, единственное, чему он не обучен, — так это водить машину, причем никогда не испытывал от этого неумения ни малейшего дискомфорта.
— Мне нравится, как водишь ты, — кратко ответил он.
— Твой друг умер, — сообщила Ирина.
— Догадываюсь, — проговорил Банан.
— А черный решил, что он и есть твой друг!
— Тебе бы кино снимать, — сказал Банан. — В Голливуде…
— С тобой в главной роли, — подхватила она, — с постельными сценами!
Хозяин таверны, проходивший мимо, засмеялся и помахал им рукой, будто говоря: «Я рад, что вам у меня так хорошо, кроме хохлюс попробуйте еще мое сфакьяни турта, больше никто в округе так не готовит баранину с творогом на листовом тесте, запеченную в духовке!»
— Он разговаривает с тобой как бы не отсюда, понимаешь?
— Понимаю! — ответил мало что понимавший Максим и опять подумал о том, как они будут добираться до побережья.
— Ну вот, — продолжала Ирина, глаза у нее были совершенно счастливые, помада с губ давно стерлась, она смазала остатки салфеткой и бросила ее в пепельницу, — но черный помнит про ампулу в хранилище и советует тебе…
— Да, — согласился Банан и продекламировал уже навязшие в зубах строчки:
Ирина низко наклонилась над столиком и прошептала ему в ухо:
— Вот он и говорит: найди ампулу и упри! Ты ее упер?
— Упер!
— А дальше найди классную чиксу…
— Девку? — уточнил Банан.
— Девку, телку, в общем классную, молодую, готовую к оплодотворению чиксу, не такую, как я…
— А дальше? — спросил Банан.
— А дальше я еще с биофака помню. Гаметы — это клетки, наиболее подготовленные к оплодотворению, чем круче гаметы, тем больше шанс забеременеть и выносить плод, а ведь чего от тебя хотят?
— Догадываюсь, — не очень весело ответил Максим.
— Черный предложил тебе обрюхатить какую-нибудь чиксу спермой твоего же друга. То есть его, черного спермой. Но так как черный — на самом деле совсем не тот, за кого себя выдает…
— Его не существует, — бесстрастно проговорил Банан. — Он мне приснился.
— Хорошо, — развеселилась Ирина. — Пусть его не существует, но ампулу ты нашел?
— Нашел!
— Упер?
— Упер!
— Вот видишь! Осталась ерунда: найти девку и вдуть ей эту штуку шприцем!
— Проще в больнице, — серьезно сказал Максим. — Сомневаюсь, что я сам смогу…
— У тебя есть ампула, — обнадежила Ирина, — а девка и больница — дело наживное. Только вот девку надо подбирать где-нибудь в теплых краях, не дома, там у них с генетикой получше…
— В Израиле! — от фонаря сболтнул Банан.
— Замечательная страна! — согласилась Ирина и опять потянулась к улиткам.
— У меня нет денег, — предупредил Максим. — Ты это прекрасно знаешь!
Она открыла сумочку и достала оттуда кошелек.
Потом — шариковую ручку.
Открыла кошелек, извлекла из бокового отделения банковскую карточку.
Положила ее на стол рядом с сумочкой, взяла чистую салфетку и что-то написала на ней.
Убрала ручку обратно в сумочку, туда же положила кошелек.
Карточку завернула в салфетку и протянула Банану.
— Что это? — недоуменно спросил он.
— Не будь дураком, — ответила Ирина. — Считай это очередным подарком… На салфетке пин-код, а карточка — сам догадайся…
— Чего ради?
— Я тебя люблю, — призналась она. — Я — старая дура, а втюрилась в тебя, как юная идиотка. Мы вернемся, и все кончится, ты прекрасно знаешь…
— Я не возьму, — сказал он.
— Возьмешь! — парировала она. — Ты бы и так взял, а сейчас — тем более, ты ведь веришь во все это.
— Не знаю, — сказал он. — Порой мне кажется, что это бред!
— Я тебя люблю, — повторила она. — Сейчас мы поедем в отель и займемся любовью, и ты всю ночь будешь твердить мне, что я самая лучшая и самая красивая, а я буду делать все, что ты захочешь, но ты возьмешь эти деньги, ведь так?
Он знал, что возьмет, и взял их.
Даже не покраснел, просто кивнул и положил карточку в карман джинсов.
Ирина подозвала хозяина и потребовала счет.
Банан ждал ее на улице.
Стоял рядом с машиной и курил.
Впрочем, улицей это не назовешь — узенькая мостовая, двум автомобилям не разъехаться.
Крохотные критские домишки, белые, с плоскими крышами.
И Максиму вдруг почудилось: что-то вот-вот произойдет.
Если б на берегу Мерабелло он встретил носатого, Банан бы не колебался, а точно знал — сейчас, совсем скоро, с минуты на минуту случится что-то нехорошее.
Носатый — предвестник несчастий, человек, пахнущий бедой.
Даже если б он просто рассказал Ирине о нем, все равно что-нибудь да случилось бы.
Она бы легкомысленно ответила ему: такие люди попадаются, они — как «Летучий голландец».
А потом они сели бы в машину. Ирина вставляет ключ в замок зажигания, поворачивает, заводит мотор, отпускает тормоз, выжимает сцепление, дает газ, автомобиль трогается, хозяин таверны машет им рукой — какая замечательная пара!
Они разворачиваются.
Начинается спуск.
Деревушка у подножья Псилорити. Дорога серпантином вьется вдоль ущелья, по краю обрыва, у Максима захватывает дух, а Ирина ведет, только что не зажмурившись, и ведь столько выпила — на берегу, а затем здесь, в горах; не столкнувшись с носатым лоб в лоб, он мог уповать на то, что все обойдется и они без приключений доберутся до отеля, однако носатый приблизился вплотную, и в этот миг все уже было предопределено, впереди обнаруживается машина, Ирина пробует выкрутить руль, но не справляется, они падают, падают, летят под откос, и, разлепив глаза, Максим видит ее окровавленную голову, склоненную к рулю, нависшую над рулем, вдавленную в руль, пытается выбраться наружу, нога саднит, плечо кровоточит, лоб рассечен, но он жив, а Ирина…
Она уверенно ведет машину: возле отеля они с носатым не пересеклись.
Но тот в любом случае сыграл свою роль, хотя Максим об этом никогда не догадается.
Даже в тот день, когда вспомнит Ирину и поймет, что она была самой мудрой из женщин, по прихоти судьбы вовлеченных в сумасшедшую историю с Палтусовой спермой.
«Летучий голландец» проследовал мимо, они его не заметили, однако это ни от чего не спасает.
