К отелю они подъехали ночью, Ирина кое-как припарковалась, и Максим повел ее в бунгало.
Они шагали по вымощенной аккуратно обтесанными плитками дорожке, вдоль нее тянулась красиво подстриженная живая изгородь и сильно пахли невзрачные днем и почти не видимые сейчас, в неярком желтоватом свете фонарей, мелкие розоватые цветы.
Навстречу прошла немецкая пара, поразившая их в первые дни; они разминулись у фонаря. Ирина тесно прижималась к Максиму бедром, и ему стало жарко: ночь и без того была душная, шальные местные бабочки кружились у матовых плафонов — это казалось особенно странным после Эмиратов, где Банан не заметил ни бабочек, ни жуков; даже птицы, казалось, избегали отчаянной аравийской жары, и лишь одинокие ящерки время от времени пробегали по затененным стенам построек.
Их домик стоял у самой кромки пляжа; Максим открыл Дверь и сразу повел Ирину в душ.
Она сопротивлялась и твердила, что справится сама, но он силой раздел ее и сунул под холодную воду, а потом, обернув большим белым полотенцем, оттащил в комнату и уложил на кровать.
Она немедля уснула, а он вышел на лоджию, сел в плетеное белое кресло и уставился в даль ночного моря.
Вдоль горизонта двигалось судно — белесое пятно с огоньками по абрису верхней палубы.
Судя по всему, судно шло со стороны Турции и могло плыть либо на Мальту, либо в сторону Ионического моря, чтобы пересечь его и через Отрантский пролив войти в воды Адриатики, а там — Дубровник, Триест, Венеция; впрочем, обогнув Сицилию, пассажирский лайнер мог повернуть к Неаполю и Генуе, затем — к Марселю и уже из Марселя направиться к Барселоне. Максим попробовал вычислить, сколько километров отделяют его от Барселоны, дальние габаритные огни корабля сделались почти неразличимы, а море накатывало на берег волны — тихие, темные и ко всему на свете безразличные.
Послышалось шлепанье босых ног.
Ирина положила руки Максиму на плечи.
— Прости.
— Ты дала мне карточку, — откликнулся он. — Я тебе ее верну.
— Не надо! — сказала она. — Я люблю тебя!
Он не обернулся.
Она обогнула кресло и стала у выхода на лоджию глядя в ту сторону, где совсем недавно виднелись огни корабля.
Совершенно голая.
Он посадил ее к себе на колени и начал целовать спину, шею, плечи, а потом вошел в нее, она держалась руками за перила, а он благодарно двигался внутри, сознавая, что это в последний раз и он должен сделать все, чтобы этот последний раз запомнился.
Ирина не кричала, просто тихонько выла, и в этом вое слышалось не так уж много счастья — видимо, сегодня носатый все же где-то перешел им дорогу, и теперь она прощалась с Бананом, прощалась так же, как знакомилась: в некоем отупении с ощутимым привкусом безумия.
Через пару дней после возвращения на родину Банан, через одного хорошего знакомого, подал документы на оформление туристической визы в Израиль.
А перед этим снял деньги с Ирининой карточки и сделал то, чего не делал никогда, — открыл счет в банке.
Теперь у него была собственная карточка и собственный пин-код; салфетку и подаренный кусок пластика он измельчил и спустил в мусоропровод.
После чего вдруг набрал мобильник Ирины, однако услышал, что такого номера не существует.
Часть третья
Эйлат
Астральная половая агрессия
Он шел по улице, накрапывал дождь. Мартышка с Палтусом шли впереди, время от времени сестра оборачивалась и говорила:
— Ты чего за нами тащишься? Ну-ка, брысь!
Банан останавливался, выжидал, когда они снова двинутся вперед, и опять волочился за ними.
«Интересно, — подумал он, — все это случилось до бухты с осьминогами или уже потом?»
Потом этого быть не могло, значит — до.
Опять стал накрапывать дождь, Максим свернул в переулок.
— Он идет за нами! — сказала сестра.
— Пусть, — ответил Палтус. — Тебе что, жалко?
— Жалко, — ответила Мартышка. — Мне вообще надоело, что он везде таскается следом!
Они свернули в маленькую улочку, Банан был в курсе, что где-то здесь живет Палтус.
Переулок тесен, старые трехэтажные дома впритык один к другому.
И допотопные тополя с необрезанными вершинами.
Максим перешел на другую сторону, Банан все тащился далеко позади Мартышки и Палтуса.
Магазин компьютерной техники.
Салон сотовой связи.
Пельменная.
Ни одного фасада без витрины, а то и нескольких.
За пельменной — магазин женского белья.
Название: «Белошвейка».
Банан огляделся. Темные фасады домов, деревья с длинными ветвями.
Сумрачные пятипалые листья.
Мартышка с Палтусом идут не оборачиваясь, Банан припрыгивает вдогонку и успевает свернуть следом за ними во двор.
Большой дом слева, такой же — справа, а между ними, в глубине, — деревянный, двухэтажный, с единственным подъездом посередине.
Они стоят у подъезда и поджидают, неужели — его?
— Он с нами! — говорит Палтус. — Ведь он — твой брат!
Максим проходит мимо «Белошвейки», какого черта его занесло в этот переулок?
— Он мне дома надоел! — капризничает сестра.
— Пусть, — говорит Палтус. — Пластинки посмотрит…
— Я обижусь! — говорит Мартышка.
— Идем! — зовет Банана Палтус и скрывается в подъезде.
Сестра нехотя отвешивает брату подзатыльник и пропускает его вперед.
Максим резко останавливается.
Странная вывеска для этого занюханного переулка.
«Клон».
Дождь припускает всерьез, Максим распахивает дверь, ступеньки ведут вверх. Две, три, четыре, на месте пятой — очередная дверь.
Банан поднимается.
Две, три, четыре, пять, он уткнулся в спину Палтуса, тот стоит с ключом в руке и открывает замок.
Дверь приоткрыта, Максим ныряет туда.
Совсем не странно, что на этой улице оказалось интернет-кафе.
Но кто сюда заглядывает?
