Они взяли хереса, тарелочку с хамоном, тарелочку с кальмарами в кляре, «кальмарес фритос» а также «мансанильяс» — оливки без косточек, фаршированные красным перцем.
Голова у Банана начала приходить в себя, но он чувствовал, что напряжение все растет.
Вилли слез с табурета и пошел к телефону, стоящему на дальнем конце стойки.
И опять начал звонить.
Но снова не дозвонился.
Тогда они выпили еще по хересу, а потом — по крепкому кофе.
И вновь оказались на улице.
— Куда мы идем? — спросил Банан.
— Я звоню, — ответил Вилли, — а ты смотришь город, представь, что ты — турист!
Банан попробовал представить себя туристом.
Как турист он пялил глаза на «Каса Мила», думая о том, что такого кривого здания никогда еще не видел. Как турист уставился на «Саграда Фамилия», и через несколько минут ему стало казаться, что устремленные ввысь башни есть не что иное, как застывшие на солнце чудовища, которые как раз сейчас начнут просыпаться, нагнут свои головы, хищно ухмыльнутся, а потом кинутся на него. Как турист он поднялся вслед за Вилли на гору Монтжуйк, обошел вокруг крепостной стены, добрался до насыпного вала и вдруг застыл, почти перестав дышать.
Потом все же сделал вдох, затем — выдох, и вновь посмотрел вниз.
В белесоватой, влажной дымке перед ним распахнулась Барселона. С торжественными шпилями соборов и огромной чашей стадиона «Ноу Камп». С Готическим кварталом и Триумфальной аркой, с базиликой Санта-Мария-дел-Мар и парком Гуэль. С бульваром Рамблас и статуей Колумба, за которой начинался порт. Отсюда хорошо была видна гавань, и длиннющий насыпной мол, у которого двумя белыми призраками парили на едва различимой с высоты горы Монтжуйк водной глади Средиземного моря круизные многопалубные лайнеры. Но напряжение никак не отпускало, а Вилли все звонил и звонил чуть ли не из каждого встречающегося на пути автомата, но все без толку.
И они вновь спустились в город, странными путями Вилли довел его от фуникулера до площади Каталонии, они прошли подземным переходом и вынырнули из него как раз напротив «Hard Rock Cafe».
Тогда-то Вилли и сказал ему:
— Это великий город!
А потом произнес:
— Это крутой город, чувак!
Время перевалило за три, в разгаре была сиеста.
В животе опять квакало.
Они зашли в Макдоналдс, что в самом начале Рамблас, взяли по гамбургеру, коле и кофе и поднялись с подносами на второй этаж.
У Банана кружилась голова.
Он надкусил нелепую американскую булку и подумал, что город за окном встречает его очень странно хотя в первый раз он попал в город, где хотел бы жить.
До этого он жил там, где ему доводилось жить, а тут ему этого сразу захотелось.
Но он был здесь незваным гостем, с документами на имя невнятного коста-риканского господина, да и сопровождающий его то ли компаньон, то ли наперсник пусть и чувствовал себя здесь как рыба в воде, был слишком темен кожей, и глаза его таили в себе нечто, чему Банан никак не мог подобрать определения.
Максим вдруг подумал, что не исключено — сегодня он умрет.
Но если где и умирать, то именно в Барселоне, тогда на какое-то время, но ты все равно станешь частичкой этого города.
Хотя бы потому, что в графе «Место смерти» напишут: Барселона…
Банан дожевал гамбургер, выпил уже остывший кофе и спустился вниз.
Вилли опять звонил, было ясно, что на этот раз Адамастор дозвонился.
Говорил он с кем-то на испанском, безбожно коверкая слова, а потом вновь перешел на английский.
Но Банан ничего не слышал, он даже не пытался прислушиваться — чему быть, того не миновать, время подошло к четырем, сиеста заканчивалась, с платанов на Рамблас опадала сухая листва, а зеленые пятипалые листья шелестели на свежем ветерке, дующем со стороны порта.
Вилли вышел из Макдоналдса следом и сказал:
— Через час нас ждут!
— Кто? — поинтересовался Банан.
Вилли стал необыкновенно серьезным, помолчал минуту, а потом ответил:
— Один мой старый знакомый, еще с Брайтона…
Банан все понял.
Пока они летели на Кипр, а потом ждали в Никосии рейса на Барселону, Вилли успел рассказать ему не только о том, как он чуть не пришил своего отчима, но и как в его жизни появился человек, называющий себя Даниэлем.
И еще он обмолвился о Белом Тапире.
Когда Вилли заговорил о Белом Тапире, то голос его начал дрожать.
И он странно посмотрел на Банана и на никелированный термос с ампулой.
Но потом объявили рейс на Барселону, они пошли к нужному выходу, и было уже не до рассказов.
А сейчас загадочный Даниэль ждал их через час.
Судя по всему, это было недалеко — Вилли умерил свою прыть и лениво шел по Рамблас.
Они остановились у живых скульптур — Банан так и не смог понять, кого они изображают.
Затем притормозили у большой клетки с попугаями, и Вилли вдруг принялся щебетать, а попугаи недовольно хрипели в ответ, и Банан засмеялся.
Вилли посмотрел на часы.
Оставалось еще с полчаса, они присели за столик в первом встречном кафе, и Вилли заказал пива.
Банан почувствовал, как напряжение спадает вместо этого подползает страх.
Платаны все так же лениво шелестели зелеными пятипалыми листьями, а желтые медленно отрывались от ветвей и плавно падали на бульвар.
Банан незаметно проверил, как держится на ремешке термос.
— Пойдем! — наконец сказал ему Вилли.
Банан молча кивнул.
Вилли расплатился и повернул в сторону ближайшего перекрестка.
Они перешли на другую сторону, Вилли внимательно смотрел по сторонам.
Внезапно он остановился, потом вновь пошел — между двумя домами была узкая щель, и Вилли нырнул в нее.
Банан последовал за ним.
Это был жилой квартал, но первые этажи сплошь заняты офисами.
Было тихо и безлюдно.
Шум Рамблас остался позади, они вынырнули в ином мире.
Нужный им дом был пятым по правой стороне, в здании один подъезд, возле него два чугунных фонаря и красивая скамейка.
А у входа, по обе стороны от двери, висело несколько латунных и медных табличек.
Вилли начал пялить на них глаза, зачем-то шевеля губами.
Третья табличка слева гласила на английском:
«The International Institute of Postcontact Reabilitation».
— Что за хрень? — поинтересовался Банан.
— Понятия не имею, — ответил Вилли, — но мне сюда!
