Даниэль никогда не забудет того, что увидел, когда впервые прополз почти на брюхе сквозь прибрежные мангровые деревья и, весь в царапинах и ссадинах, проклиная безумного старика, потащился вверх, разрубая припасенным мачете многочисленные лианы.
Тропинок не было — откуда им здесь взяться?
И никакой живности, кроме насекомых и птиц.
Был полдень, и было влажно.
Парило, Даниэль обливался потом.
Большие бабочки летали низко над землей, а над головой пересвистывались и перекрикивались незнакомые и горластые местные птахи.
Китаец не сказал ему, что там, в центре острова.
Он лишь промычал: если ты это увидишь, то никогда не пожалеешь!
Даниэль принял ставку и назвал свои шесть цифр.
Китаец — свои.
Удача была на стороне Даниэля, но тогда он этого не понял.
Китаец из желтого стал белым.
Даниэль улыбнулся: игра закончилась.
Идти с каждым метром становилось труднее, нож отсекал лиану за лианой, солнце едва просвечивало сквозь полог густого леса.
И вдруг он увидел его.
На небольшой круглой поляне, под старым деревом с мощной кроной.
Он был не золотым, он был белым. И он спал.
Даниэль вдруг ощутил то, чего никогда до этого не чувствовал за все годы своей жизни на земле: преклонение, восхищение, какую-то необыкновенную гармонию, что снизошла на него в тот момент, когда он увидел это странное существо из белого металла.
Не платина и не белое золото, что-то совершенно другое, то ли драгоценный дар звезд, то ли послание неведомого бога.
Хотя, может, само это существо было богом — тогда понятно, почему старый китаец как последний свой шанс поставил на кон именно этот остров, позабытый всеми где-то в центре архипелага Мергуи.
Спящим богом — Даниэль провел рукой по небольшому хоботу и подумал, что он уже видел подобное существо.
Чуть ли не в зоопарке.
Есть такие животные, надо лишь вспомнить, как их называют.
Вроде бы — тапирами.
Маленькие недоразвитые слоники.
Он сел на траву и засмеялся.
Испуганные птицы взмыли с вершины дерева. Бог открыл один глаз и посмотрел на Даниэля.
У него перехватило дыхание, он смотрел богу в лицо и чувствовал, как отчаянно колотится сердце.
— Ты пришел? — спросил бог. — Зачем?
Даниэль не мог вымолвить ни слова, губы распухли, язык не шевелился.
— Это хорошо, что ты пришел, — продолжил бог, — мне надоело здесь одному…
Даниэль хотел сказать, что он не один, что у него весь мир и что стоит ему захотеть, как мир приползет сюда на коленях, иссушив море, выпив его до дна, уничтожив все, что может помешать добраться до острова.
— Не надо, — сказал бог, — они мне не нужны, мне нужен ты!
Наконец-то Даниэль смог шевельнуть губами.
— Зачем? — покорно и раболепно прохрипел он, неотрывно смотря в единственный открытый глаз.
Второй не был закрыт, второго просто не было.
Пустая глазница грозно глядела на Даниэля, и от этого по спине поползли мурашки, будто он оказался на краю глубочайшей пропасти и сейчас рухнет в нес, полетит вниз, на камни, ощерившиеся острыми краями там, на самом дне.
Бог ничего не ответил.
Он закрыл глаз и опять заснул.
Даниэль сидел рядом и пытался понять, что ему хотели сказать.
— Мне нужен ты!
Но зачем?
Вновь на все лады запричитали громкоголосые местные птахи.
Неподалеку журчал ручеек, Даниэль встал с травы и пошел к нему.
Наклонился, набрал в ладони воды и умыл лицо.
И все понял.
Бог был в изгнании.
Может что и в плену.
Все эти распухшие от жира, розовые, в костюмах, замороженные, мертвые, все эти европейцы и американцы заточили его сюда. Лишили одного глаза и обрекли этим на бессилье. Бессильный бог, но сказочно красивый. А они — есть ведь нечто мертвящее в том, какие они непрозрачные, мутные, прикованные к своим инфантильным затеям и игрушкам и делающие весь мир несчастным!
Слова сами возникали в голове Даниэля, он смотрел на свое отражение в ручье и чувствовал, как в сердце поселяется ненависть.
А еще — любовь к богу, к великому Белому Тапиру, который спал за его спиной.
Даниэль поднялся и посмотрел сквозь полог леса на небо.
Где-то там светило солнце, где-то там был мир европейцев и американцев.
А здесь был спящий бог, который хотел одного — снова обрести свой второй глаз, а вместе с ним и былое могущество.
Вот тогда он проснется, и мир изменится.
И задача Даниэля — найти этот глаз, вот что хотел сказать ему Белый Тапир!
А когда он найдет его, то станет наместником бога.
Как Аллах.
Как Исса.
Они вместе начнут вершить судьбы этого убогого мира.
Деньги, власть — все будет у Даниэля, а главное — у него будет собственный бог с двумя жемчужно-белыми, нежнейшего цвета глазами.
Даниэль взял рюкзак, закинул на спину и направился к мангровым зарослям.
Он давно уже не навещал бога, ему было нечего ему принести.
Но сейчас в рюкзаке покоился запертый на ключ кейс, а в кейсе лежал холодный металлический цилиндр, в котором и хранился глаз.
Главное — донести его в сохранности и преподнести богу.
Что-то говорило Даниэлю, что это будет непросто. Ему могут помешать, он кожей чувствует, как за спиной клубится опасность.
Еще не явная, пока только ожидаемая.
Надо переждать, затаиться на берегу, чтобы опасность миновала, и лишь тогда идти в чащу — слишком много лет ждал Даниэль этого момента, чтобы вот так, в одночасье, проиграть…
Он развернулся и пошел вдоль берега.
Если ждал так долго, то можно подождать еще.
До вечера — вечером будет спокойнее…
С моря задул ветер, волна стала усиливаться.
Даниэль положил под голову рюкзак и заснул.
Ему снился старый китаец — он качал головой и грозил ему пальцем.
А потом появился Вилли.
