Мы дружно посмотрели на фельдфебеля, про которого просто забыли за разговором. Шарбейтер так и лежал на земле, предпочитая лишний раз не мозолить глаза страшным «жидокомиссарам».
— Живой! — сообщил я. Проходя мимо, не удержался — врезал с ноги в бочину.
— И-и-и-игорь! — укоризненно протянул Петров.
— Все-все! Я уже ушел!
Выйдя с заднего двора, я первым делом нашел Барского и Пасько.
— Миша! Я отправляюсь за подмогой! Пока меня нет — ты за старшего!
— Но как же… Ты один пойдешь? — оторопел Миша.
— Нет, меня сержант Альбиков проводит. Вы, главное, сидите тихо! Старшину слушайся — он плохому не научит! Снарягу мою куда кинули?
— В избе сложили, в сенях, — ответил Барский и грустно спросил: — Может… я все-таки с тобой?
— Нет, братишка, прости, не могу! — Я не стал добавлять, что без него мы доберемся быстрее — не будет гири на ногах, за которой нужно следить, а то она под пули влезет. — Игнат!
— Я! — молодцевато гаркнул Пасько.
А потом как-то по особенному лихо вытянулся по стойке «смирно», щелкнул каблуками растоптанных сапог, приклад вытянутой вдоль тела винтовки брякнул о землю.
— Полковник Игнат Михайлович Павленко. Последняя должность — начальник штаба тридцать четвертого армейского корпуса.
Миша Барский смотрел на деда Игната, как на заговоривший забор.
— У Скоропадского, значит, служил? — брякнул я наобум[65]. Это была единственная фамилия государственного деятеля Украины времен Гражданской войны, кроме Симона Петлюры, которую я знал. Спасибо Булгакову и его роману «Белая гвардия», читанному в детстве.
— Так точно! — не стал отрицать старик. — Толковый был военачальник!
— Это тогда тебя Петлюра расстрелять хотел?
— Нет, годом позже, в конце восемнадцатого года.
— Так, дед, ты хоть и полковник царской армии, но слушаться будешь меня, Игоря Викторовича Глеймана, сына командира полка РККА! Не нравится такое положение — скатертью дорога, я никого не держу!
— Так точно! — гаркнул старик. Эх, чувствую, замудохает он нас со своими старорежимными уставными фразочками.
— Ну а ты чего стоишь, рот разинул? — накинулся я на Барского, натурально разинувшего рот от удивления. — Живого белогвардейца никогда не видел?
— Петрович! — выдавил из себя Миша.
— Что?! — не понял я.
— Твое отчество — Петрович!
— Оговорился, — отрезал я, отворачиваясь. Вот так шпионы и прокалываются… — Так значит полковник Павленко… Игнат Михалыч! Старшина Петров разрешил тебе съездить за продуктами. Возьми двух ребят — Миша скажет, кого именно. И сержант Валуев даст своего бойца. Постарайтесь к вечеру вернуться. А то… мало ли… мы, может, улетим… Задание ясно?
— Так точно! — снова гаркнул Пасько. Вернее — Павленко.
— Ты это… твое высокоблагородие… не ори так! И про свою лихую офицерскую юность… помалкивай! Ребята наши — комсомольцы, их с детства учили вас, золотопогонников, ненавидеть!
— Понял! — уже гораздо спокойнее ответил Павленко.
— Миша! К тебе тоже относится!
— Чего? — удивился Барский.
— Про то, что дед Игнат — полковник царской армии, — помалкивай! Там, — я ткнул пальцем на восток, — кому надо мы доложим, а ребятам ничего не говори!
— Но он же!.. — возмутился Миша.
— Я так понимаю, что с Красной Армией Игнат Михайлович не воевал? — я вопросительно посмотрел на Павленко.
— Никак нет! — отрицательно качнул головой бывший полковник. — Не довелось!
— Ну вот! Значит, нравственная проблема снимается! — констатировал я. — Хотя… перед лицом общего врага… мы могли бы и забыть прежние распри. Так что, братишка, я могу на тебя надеяться?
— Да! — выдавил Миша.
— Славно! — я хлопнул Барского по плечу. — Ну, прощай, друг! Пойду я… Не провожай!
Я быстрым шагом заскочил в избу и принялся копаться в сваленных в полутемных сенях немецких ранцах, разгрузках и прочей ерунде. Наконец, нашел «свою» портупею, «АВС» и сумку с патронами. Напоследок заглянул в горницу — здесь размещались только тяжелые. Светочка, порядком утомленная долгим переездом, дремала, но, почувствовав мой взгляд, открыла глаза. Я ободряюще кивнул ей и прошептал одними губами: «Держись, солнышко! Я скоро вернусь с подмогой!» Девчонка кивнула и едва заметно улыбнулась. И от этой слабой детской улыбки у меня вдруг так защемило сердце, что я торопливо вылетел из горницы, чтобы не пугать ребятишек. «Порву! Если хоть одна фашистская сволочь на пути встанет — порву! Потому что дети на войне — это неправильно! Их здесь быть не должно!» — крутились в голове сумбурные мысли.
На крыльце на меня налетела Марина.
— Ты опять? — сердито спросила она, потешно уперев кулачки в бока. Ну точь-в-точь моя жена начинает стандартную выволочку после очередной пьянки.
— Опять! — весело киваю я. Настроение немного улучшается. — Вот бы еще узнать — что я такого «опять» сделал?
— Ты опять в одиночку собрался к немцам! — почти выкрикнула Марина.
— Тише ты! Народ-то не пугай! — улыбнулся я. — А то еще подумают, что я сдаваться иду. Надо говорить не «к немцам», а «на немцев»! Подразумевая, что охотиться! Поняла?
На мой филологический совет девушка отреагировала странно — разревелась и убежала. Вернее — хотела убежать, я едва успел поймать ее за руку. Оп-па! А вот это уже серьезно — похоже, что у девушки тут первая любовь намечается. Жаль, что ей попался не юный романтичный школьник, а старый, циничный и злой дядька, по недоразумению получивший молодое тело. А душа-то у меня прежняя осталась — холодная. Потому как жизнь меня весьма качественно пожевала, заставив сомневаться в искренности и бескорыстности женской любви. Вот знаю ведь, что нужно сейчас сказать Маринке что-нибудь ласково- успокаивающее, по опыту знаю — не от сердца идет. И в итоге, наверное, получится успокоить девушку, но осадочек от фальши останется. Поэтому не буду врать — скажу честно, хоть и немногословно.
— Прости, Марин, но так нужно! Для всех нас нужно!
Девушка, не поворачиваясь ко мне лицом, кивнула, вырвала руку и убежала. А я остался стоять — дурак дураком. Очнулся только, когда ко мне подошел Альбиков.
— Ну, ты готов? — спросил Хуршед, оглядывая меня с подозрением — судя по всему, видок у меня после «бурного прощания» был еще тот. — Что с тобой? Тебе плохо?
— Нет, все нормально! Все хорошо! — как можно более бодрым тоном сказал я, отгоняя наваждение. — Я готов! Идем!
Глава 13
Оседлав трофейный мотоцикл, я первым делом проверил бензобак — путь предстоял неблизкий. Это только по меркам двадцать первого века пятьдесят километров — легкая прогулка. А сейчас то же расстояние предстояло проехать по вражеским тылам, окольными дорогами, возможно, по бездорожью. А движки здесь не такие экономичные, как в мое время.
Бак оказался полупустым. Пришлось пошустрить по бронетранспортерам — к счастью, на них не дизеля стояли. После недолгих поисков, когда я уже хотел слить часть топлива из бака бэтра, Альбиков нашел полупустую двадцатилитровую канистру. Дозаправив мотоцикл, я отказался от предложения
