Валя раздельно сказала:
— Вы не находите, что вся эта вами придуманная и, надо отдать должное, прекрасно разыгранная история просто противна…
— Кстати, рядовой Радионова, — перебил ее Онищенко, — вы знаете вот этот прием?
Валя посмотрела на него. Майор сделал стремительный ложный выпад, и когда Валя почти инстинктивно выбросила вперед руки, чтобы выполнить прием отражения атаки, майор схватил ее за обе руки, дернул к себе, потом резко толкнул, и уже в следующую секунду Валя не могла даже вскрикнуть.
Майор легонько оттолкнул Валю, потрогал челюсть и, поглядывая на девушку взбалмошными мальчишескими глазами, очень серьезно сказал:
— Это, чтобы вы не задавались в будущем. А теперь садитесь и слушайте. В целом для разведки вы подходите. Правда, вам нужно втянуться в среду, отработать кое-какие приемы — в частности, наблюдения, маскировки. Мы прикрепим к вам опытного разведчика. Позанимаетесь с ним, так сказать, без отрыва от производства: в ансамбле будете работать по-прежнему. Если у вас дела пойдут хорошо, я, возможно, заберу вас в разведроту. Человек с вашей подготовкой и знанием языка здесь нужен. Вас это устраивает?
— Видите ли… я не собираюсь обязательно в разведроту.
— Здесь не отдел кадров, — резко перебил ее майор. — Возиться с вами для чужих дядей никто не будет. Да или нет?
Валя не то что растерялась, а скорее, была сбита с толку, но все-таки успела подумать: «В конце концов, умение воевать всегда пригодится» — и сказала:
— Да.
— Хорошо. Заниматься будете там и тогда, где и когда вам укажет разведчик. Строжайшая дисциплина. Никаких «не хочу», «зачем», «почему». Понятно?
— Так точно!
— Переводами будете заниматься по-прежнему. Материалы будете брать у старшего лейтенанта Кузнецова. В разведотделение без моего вызова не являться.
— После сегодняшнего посещения…
— Сегодняшнее посещение забыть и никогда не вспоминать. У меня все. У вас вопросы есть?
Вопросы были, но задавать их не стоило. Валя смотрела на майора и не могла понять: держала ли она трудный экзамен или просто выскользнула из серьезной передряги? Майор Онищенко смотрел ей прямо в глаза, и взгляд у него был холодным. Но ноздри небольшого хрящеватого носа раздувались. По бликам на орденах можно было заметить, что дышит он все еще прерывисто, и Вале почему-то стало смешно и не то что неприятно, а скорее, грустно.
В дверь постучали. Майор крикнул:
— Войдите!
Старший лейтенант Кузнецов быстро взглянул на Валю, потом на майора и весело сказал:
— Лошадь подана, товарищ гвардии майор. Какие будут распоряжения?
— Рядового Радионову познакомьте с сержантом Осадчим. Она будет проходить у него практику.
— Понятно.
Майор встал и надел шинель. Валя потянулась за своей, но Кузнецов через плечо небрежно бросил ей:
— Отставить. Подождите.
Проводив майора, Кузнецов вернулся уже совсем другим, официальным и озабоченным, человеком. Он завинтил флягу с водкой, отодвинул тарелки и спросил:
— Скажите сами, чему и как, по вашему мнению, следует вас учить?
Еще минуту назад Валя собиралась спросить у Кузнецова: «Ну-с, а где же ваш анекдотец?» Но сейчас она видела всю неуместность такого вопроса и стала рассказывать о своих пробелах в боевой подготовке. Старший лейтенант слушал ее очень внимательно. Ни его мясистое лицо, ни выпуклые блестящие глаза ничего не выражали, и это стало беспокоить Валю. Внезапно Кузнецов перебил Валю и, добродушно улыбнувшись, сказал:
— Кстати, в нашей разведроте вы — первая девушка. Учтите это.
Валя не знала, как воспринять замечание, и потупилась. Кузнецов похлопал ее по плечу:
— Ничего, если дело пойдет, из вас получится неплохой разведчик. Майор толк в людях понимает.
Валя вздернула голову и хотела было обрезать старшего лейтенанта, едко намекнуть на чрезмерное внимание майора Онищенко к девушкам, но встретилась взглядом с теперешним своим начальником, опустила голову и смолчала.
Уже потом, лежа на знакомой печи, выслушивая сердитую болтовню Ларисы, она перебирала в памяти пережитый день, вспоминала мальчишеские глаза майора и, как ни твердила себе, что весь этот день был лишь ее проверкой, не могла этому поверить. Нет, было что-то большее. Что-то такое, что заставляло ее розоветь и дышать порывисто.
— Наверное, все-таки весна… — сказала она почти счастливо.
— Вот и я говорю: весна, — подхватила Лариса.
Она лежала на спине, пальцем поглаживая сучок на потолке. В печном сумраке ее полная рука казалась неожиданно белой, но свет каганца освещал темный от картофельной шелухи, изрезанный палец с каймой под ногтем, и Вале показалось это смешным: тоже, блюстительница чистоты нравов — хоть бы за руками последила.
— Что ты хочешь этим сказать? — с интересом спросила Валя, повернулась на бок, оперлась на локоть и посмотрела на Ларису сверху.
Из общей комнаты слышался сдержанный говор девушек, пересмешки. Лариса строго прислушалась, потом покосилась на Валю.
— А то, что весной девки как с ума сошли. Вот и тебя закрутило. — Валя молчала, и Лариса, хлопнув себя по толстым бедрам, возмущенно продолжала: — И скажи, как ты всех опутала — и я не я, и доля не моя. И разведчики мне ни к чему, и вообще я такая, что не подпусти. А что получается? — Лариса тоже перевернулась на бок и оперлась на локоть. — А получается, что сама к разведчикам напросилась. Кто же тебе поверит теперь? Выходит, ты трепачка. Да еще и скрытная. Хоть бы уж откровенно, вон, как Лийка. Ну, крутит и крутит — шут с ней. Как была кошкой, так и осталась. А ты нет. Ты все тихонько, все с политикой.
Опушенные бесцветными ресницами маленькие глазки Ларисы были рядом, горели зло и непримиримо. На носу выступил пот, и Валя слышала ее жаркое дыхание. Столько возмущения, вероятно, даже ненависти, было и во взглядах и в тоне Ларисы, столько убежденности в своих словах, что Валя на мгновение опешила, потом разозлилась и, прищуриваясь и подаваясь вперед, спросила:
— А хочешь, поверят?
— Да кто ж тебе поверит? Что ж мы не знаем, как разведчики девчат проверяют? Думаешь, одна ты тут такая фря попалась? Артисточка! Тут до тебя и похлеще бывали. Поверят, — передернула она жирными плечами и, открыв рот, слегка откинулась назад, заводя глаза под лоб.
Валя змейкой расправила свое мускулистое тело, схватила Ларисины руки у запястья, рванула на себя и, перевернув девушку на спину, нажала коленом на ее мягкий живот, у самого солнечного сплетения.
— Я тебя заставлю поверить! — прошептала она, вздрагивая и все сильнее нажимая коленом на живот. — Заставлю!
Лариса судорожно хватала воздух, мигала и вдруг заорала противным бабьим голосом:
— Сумасшедшая! Убивает!
Внизу послышалось шлепанье босых ног. Над печкой выросли головы перепуганных девушек. Сейчас же раздался визг, шум и плач. Головы стали меняться, а Валя, словно распиная Ларису, со злым удовлетворением шептала:
— Заставлю. Поняла? Заставлю.
Кто-то дернул ее за ногу, кто-то вцепился в рубашку и на груди отлетела пуговица. Валя внезапно устала, отпустила Ларису и спокойно сказала:
