который не принято озвучивать при посторонних.
— Совершенно верно, — подтвердила соседка, принимая у меня молоток. — Мне надо работать — наш павильон оформлен едва наполовину, но я обязательно зайду попозже.
Подхватив рекламный буклет «Таллулаленда», женщина дружелюбно помахала мне рукой, скрылась за перегородкой, и ее жизнь потекла как прежде, тогда как моя отныне изменилась навсегда.
Я опустилась на стул, не в силах удержать дурацкую довольную улыбку. Ну вот я и в бизнесе, с буклетами и пресс-релизами на плотной бумаге, опытными образцами и квадратами из шерстяного фетра, скроенными Ханной. Одна подушка продана. Первый вырученный доллар, который полагается вставить в рамочку и повесить на стену над кассой.
Убедившись, что Ханна не видит, я полезла в коробку и вытащила еще несколько буклетов, которые добавила к стопке на столе.
Глава 2
Ник появился в три часа дня. Увлеченная объяснением тонкостей изготовления столов помощнику редактора журнала «Ай Ди», я не слышала звонка сотового и не видела, как Ханна ответила, пообещав Нику принести пропуск ко входу. Входная плата на выставку весьма внушительная, и нет никакой причины заставлять друзей платить пограничную пошлину за въезд в Таллулаленд.
Свернув в проход, где находился павильон, Ник увидел меня, подробно объяснявшую процесс лазерной резки дерева, и приветственно поднял руку. Я помахала в ответ и снова переключилась на разговор с редактором, но на долю секунды словно очутилась в зеленом лесу в тот самый момент, когда Ник с облегчением воспринял новость о моем переезде.
После возвращения из Эшвилля жизнь превратилась в вихрь событий, в «американские горки» неотложных дел, и у меня почти не оставалось времени пообедать с друзьями или выбраться куда-нибудь с Ником. Разговор о том, что произошло между нами, почему так случилось и что теперь делать, так и не состоялся. Мы с легким сердцем бросили тему в море под названием «кто старое помянет», предоставив ей медленно опускаться на дно. Наше сближение уже занесло слоем свежего ила, как затонувший сундук с сокровищами.
— Привет, — сказал Ник, целуя меня в щеку, когда редактор журнала ушел. — Стенд выглядит потрясающе.
Непринужденная манера общения выдала человека, который ничего не принимает близко к сердцу. Глядя на Ника, носившего деловой костюм с изящной небрежностью, на знакомую темную челку, спадающую на глаза, я с невольной симпатий подумала: вот уж действительно — как с гуся вода. Друзья позанимались сексом, благополучно проигнорировали выяснение отношений, а Ник остался прежним, как скала, которой нипочем атмосферные осадки. Вот что такое безупречная дипломатическая родословная, невозмутимое хладнокровие некоторых представителей которой в свое время позволило положить конец Крымской войне. Но я не такая, как Ник, не из Таунсендов с прямым, будто шомпол, позвоночником. Мне не дано изо дня в день выходить на сцену и блестяще играть роль без единого срыва. Я запросто проваливаю дела, комкаю свадебные тосты, в упор не вижу очевидного и настолько промахиваюсь мимо цели, что нередко оказываюсь неизвестно где. А Ник предпочитает ничего не замечать и знай расхваливает меня на все лады, словно я так же безупречна, как и он.
— Спасибо, — сказала я, помолчав.
— Я слышал, экспозиция пользуется оглушительным успехом.
Ханна положительно не способна хранить в секрете хорошие новости. Она ходячий жидкокристаллический дисплей, данные на котором обновляются каждый час.
— Более-менее, — осторожно подтвердила я. Реакция на мои изделия пока была самой позитивной — представители примерно тридцати изданий взяли пресс-релизы, но я не позволяла радостному волнению вскружить мне голову. Успех — сложная, ненадежная формула, сборный рождественский подарок, который почему-то не работает, когда вы вставили батарейки. Даже соединив ось А с пазом Б согласно инструкции, вы рискуете остаться на пушистом ковре с разорванной упаковочной бумагой, тысячей маленьких пластмассовых кусочков и разбитым сердцем.
— Более-менее? — усмехнулся Ник. Именно такой сдержанной реакции он и ожидал. Таллула Уэст никогда не отважится на решительное заявление. — Значит, из «Нью-Йорк-один» не заходили и не засняли ни кусочка твоих столешниц?
Я улыбнулась:
— Нет, как раз столешницы сфотографировали как полагается. Я битых пять минут распространялась насчет лазерной резки, пока меня не прервали.
— В таком случае, возможно, выражение «более-менее» не вполне точно отражает характер ситуации?
— Вернемся к этому, когда репортажи попадут в печать, — предложила я. — Может, тогда я пересмотрю свой выбор эпитетов.
— И еще ты продала два стола, — сказал Ник. — Это считается или нет?
— Столы не проданы, я всего лишь получила заказы, — поправила я, глядя, как высокая худая женщина в шубе до пола замедлила шаг у дивана. Я достаточно долго проработала в «Старке», чтобы научиться распознавать заинтересованного покупателя. — Ты не против подождать секунду? Там женщина с вожделением смотрит на мой диван, пойду продемонстрирую его прелести.
Ник посоветовал мне следовать интуиции продавца и зашел в павильон «Алесси», следуя своей интуиции покупателя.
Несколько секунд я смотрела на посетительницу, собираясь с духом. Неужели я решусь обратиться к вошедшей с предложением помочь с выбором? Уже несколько часов покупатели и эксперты по дизайну заходили в павильон и рассматривали мои изделия, но я по-прежнему ощущала себя уличным зазывалой, ястребом, бросающимся на прохожих и сующим им поднос фальшивые «Ролексы».
Пока я нерешительно мялась в сторонке, женщина присела на диван и осторожно откинулась на подушки, проверяя мягкость. Тут явно не помешали бы услуги продавца-консультанта — для чего еще ей проверять, мягкие ли подушки? Я направилась к посетительнице, но остановилась на полдороге — мне пришло в голову, что женщина хочет спокойно определить для себя качество. В памяти воскрес эпизод в примерочной «Беннеттона», когда я не знала, как отделаться от навязчивой продавщицы, настойчиво предлагавшей принести другие модели иных цветов и размеров.
Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась. В ответ я тоже неловко улыбнулась, словно меня застали за подглядыванием в спальню через замочную скважину.
— Здравствуйте, — краснея, начала я. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Очень красивый диван. Удобные изгибы, приятная фактура.
Я снова покраснела, на этот раз от удовольствия.
— Спасибо.
— Это ваше изделие?
— Да, я Таллула Уэст. — Я протянула руку, и женщина пожала ее, не поднимаясь с дивана. Она не представилась — в этом не было необходимости: на бейдже-пропуске значилось «Эмма Робинсон».
— Мне нравятся ваши дизайны, особенно эти столы. — Она показала на «Беллморов», стоявших в нескольких футах. — Очень оригинальные. Где-то я уже видела нечто подобное, но эти выделяются из общей массы.
Мне удалось не подать виду, но сердце дало перебой и под ложечкой похолодело. При фразе «нечто подобное» у меня буквально кровь застыла в жилах. Конечно, все мы в конечном счете продукты одной культуры — драматурги елизаветинской эпохи тоже сплошь и рядом заимствовали сюжеты из «Жизнеописаний» Плутарха, — но все равно я испытала шок. Словно худший ночной кошмар сворачивает на подъездную дорожку к вашему дому.
— Вы уже видели нечто подобное? — переспросила я, стараясь держаться непринужденно, словно мы говорим о погоде или подобных пустяках, но не поручусь, что мне удалось сохранить хладнокровие.
