киллеров и их будущих жертв: банкиров, предпринимателей, коммерсантов.
Когда в сумерках они бежали к причалу на последний рейс прогулочного теплохода, оба отметили, что на пирс и в казино ведет одна дорога вдоль моря, густо обсаженная разросшимися кипарисами и серебристыми тополями. Приметили они и глубокий осыпа-ющийся котлован заброшенного долгостроя - нового корпуса 'Голубая волна'. Образ жизни и время приучили их замечать все вокруг. Планируя свой визит в казино, они отдавали себе отчет, что будут возвращаться глубокой ночью, поэтому подобный расклад с засадой тоже держали в голове. А тут Бессараб, как на блюдечке, выложил точное место встречи -можно сказать, преподнес подарок, что бывает не часто. В руках у них бесшумное скорострельное оружие, и право первого выстрела тоже за ними, ведь Бессараб открыто объяснил: будем мочить, и могилу им определил...
— Не торопись, убавь шаг, — придержал Аслан брата, — нужно, чтобы глаза привыкли к темноте. На этот раз все преимущества на нашей стороне. Не находишь, чересчур все удачно складывается? Не нравится это мне, как-то нечестно.
— У них зато по-благородному... — огрызнулся Алихан и вдруг зло добавил: — Стреляем только подельников Бессараба, ему я хочу сказать пару слов, он не заслуживает легкой смерти...
Минут через пять глаза привыкли к мраку, и, несмотря на темень, дорога вблизи просматривалась. До котлована оставалось метров двести, когда Аслан тихо попросил брата:
— А теперь давай рассказывай мне громко по-русски анекдот, желательно новенький. Надо снять с них напряжение — ведь идут люди с хорошим настроением, с крупным выигрышем... глупые овечки на заклание... Чайники, как он сказал...
Через несколько минут, когда они, деланно покатываясь со смеху, приближались к котловану, Алихан, особо чувствительный к запахам, уловил сигаретный дым и тут же у единственного дуба, под которым вечером работал фотограф с обезьянкой, заметил мелькнувший огонек сигареты.
— Как только пройдем этот старый дуб, они набросятся сзади, чтобы кончить одним ударом под лопатку, приготовься...
Не переставая балагурить и смеяться, они приближались к роковому месту, все ближе и ближе к дубу, правда смещаясь от него чуть правее, к морю, к краю дороги, чтобы лишить нападающих возможности легко запрыгнуть им на спину.
Едва братья минули облюбованное фотографом место, сзади у них раздался легкий шум, на который они мгновенно развернулись, — два здоровенных парня с ножами в руках пытались в рывке достать их, а третий, чуть поодаль -видимо Бессараб, — бежал на страховку. Почти одновременно прозвучало два хлопка, слившихся в один, — так гасятся пистолетные выстрелы новейшими глушителями, — и Бессараб не понял, отчего оба его подельника разом рухнули, словно поскользнулись, и распластались на асфальте, а сам он оказался ловким приемом сбит с ног. Когда длинное холодное дуло пистолета, ломая зубы, впихнули ему в рот, до Бессараба дошло, отчего 'поскользнулись' его подручные и на каких 'чайников' они наехали.
Ожидая такого же тихого выстрела, Бессараб почему-то вспомнил отрезанную голову другого своего подельника, беспредельщика Кувалды, обнаруженную однажды поутру у себя в огороде.
Однако выстрела не последовало, зато человек с пистолетом в руке сказал тихо, но внятно:
— Бессараб, ты умрешь не потому, что хотел отнять наши жизни и закопать нас, как собак, безымянными, в грязном котловане, — за это заплатили своей жизнью твои дружки. Ты умрешь, потому что ты, крыса, обираешь старого и малого, ты живешь западло. Мы приговорили тебя еще вечером, когда ты задумал пустить под откос поезд. Убить и искалечить сотни людей... Ради наживы...
Наверное, в этот момент Бессараб начал седеть на глазах, потому что наутро, когда его обнаружат, в его буйной цыганской шевелюре не будет ни одного темного волоса. Быть может, он и впрямь подумал, что настигла его карающая десница Господа. Иначе откуда узнали эти молодые чеченцы, что он решил убить их и закопать в котловане?.. Пустить под откос экспресс 'Крым'? Откуда?.. Откуда?..
— Ты не заслуживаешь ни ножа, ни пули. Ты хотел доллары, ты их и получишь... — И оторвав дуло пистолета от окровавленных губ, Алихан вдруг стал в истерике впихивать ему в рот пачку долларов...
Стоявший рядом с ним Аслан добавил из своих рук еще одну пачку... Минут через пять набитый долларами Бессараб затих...
Глава 3. 'Пекинский' банкет
В тот же самый день на излете августа, когда в ресторане 'Редиссон-Ростов' Тоглар ужинал вместе с очаровательной девушкой из магазина 'Астория', а братья Цуцаевы разорили казино в Коктебеле, Слава Неделин, по кличке Картье, отмечал день рождения в московской гостинице 'Пекин'. Точнее, гулял в одноименном ресторане, популярном среди столичных завсегдатаев еще с шестидесятых годов. В недавние времена китайский ресторан стал излюбленным местом московских фарцовщиков, и днем зал был переполнен: здесь обедали деловые люди, крутившие свой бизнес на Садово-Кудринской в торговом центре 'Кабул'. Кстати, в молодые годы слыл своим человеком в ресторане и Вячеслав Кириллович Иваньков, известный теперь всему миру под кличкой Япончик, ученик легендарного, недавно умершего в собственной постели Монгола. В обеденный перерыв за персональным столом в глубине за-ла, у эстрады, Япончик собирал дань с фарцовщиков. Для полноты характеристики модного ресторана следует напомнить, что в свое время шеф-повар 'Пекина' оказался резидентом китайской разведки. Не лишним будет сказать и то, что в 'Пекине' во время московского тура игр всегда останавливалось тбилисское 'Динамо', где в ту пору блистали Михаил Месхи и Слава Метревели... На третьем этаже, в буфете, часто можно было встретить за стаканом портвейна великого актера Олега Даля, забегавшего из расположенного напротив театра 'Современник'. Шумной некогда была гостиница 'Пекин', и китайский ресторан при ней процветал.
Конечно, Неделин праздновал свое двадцативосьмилетие в 'Пекине' не оттого, что питал слабость к историческим стенам, помнившим молодого Япончика, отнюдь; новые времена — новые рестораны. У крутых парней ныне свои престижные заведения. Правда, любят заглянуть сюда, по доброй памяти, люди старой гвардии, обожающие китайскую кухню и помнящие, что знаменитый суп из акульих плавников стоил в ту пору ровно три рубля! Слава Неделин -завсегдатай ночных клубов 'Метелица', 'Арлекино', 'Сохо', 'Карусель' и других, более богемных, где собираются люди искусства, как, например, 'Пилот', — как раз не мог отпраздновать день рождения ни в одном из них, не вызвав обиды хозяев других заведений, потому и выбрал старомодный 'Пекин'. Но, честно говоря, 'Пекин' и был больше по душе Неделину — армию он отмантулил во Владивостоке, в самоволках приохотился к китайским ресторанчикам, выросшим там как грибы. К тому же он не любил 'парижскую' тесноту новых ресторанов и ночных клубов, то ли дело социалистический размах отгроханного в пятидесятых 'Пекина' — высочайшие, в два этажа, потолки, простор зала сродни даже не футбольному, а полю для гольфа, солидная, тяжелая, из редчайших пород дерева мебель, обтянутая толстой, хорошо отполированной бычьей кожей, массивные столы, которые, если и захочешь, не опрокинешь. Тончайший фарфор столовых и чайных сервизов, расписанный сценами из жизни богдыханов. К тому же китайская сторона, недавно ставшая совладельцем ресторана, сделала своими силами роскошный ремонт. Лучшие художники, дизайнеры, архитекторы Поднебесной вернули залу прежнюю красоту и величие. Нет, не случайно, отнюдь не случайно Картье выбрал именно 'Пекин'...
Для долгого застолья, торжественных мероприятий китайские рестораны подходят более всего: блюда за вечер меняют раз двадцать, все они легкие, красочно приготовленные и поданные, много экзотики.
Меню он составлял со знающими людьми, и радикальных блюд — типа черных яиц тридцатидневной выдержки — избежал, однако китайскую водку-ханжу, зеленого, красного, синего цветов, настоянную на змеях, заказал. Среди приглашенных были люди с неординарным вкусом, их ни 'Абсолютом', ни 'Камю' не удивишь — пройденный этап.
Прием в честь дня рождения давал Неделину возможность лишний раз напомнить о себе как о человеке оригинальном, широкой натуры, прожигателе жизни — с одной стороны. С другой — как удачливом предпринимателе, занятом непонятно чем. О роде своей деятельности он говорил небрежно, как о чем-то недостойном его тонкой души: импорт-экспорт, — и это отбивало у любопытствующих желание узнать подробнее, чем занимается фартовый Картье. Хотя фирму он имел на самом деле и слыл своим человеком среди некоторой части банкиров и крупных предпринимателей, но и это знакомство состоялось
