— Натали! Бонжур! Какими судьбами? — И на глазах у всех по-русски крепко обнял и поцеловал ее в щечку.
Обменявшись несколькими фразами, француз хотел увести Наталью с собой, но она показала на сидящего в кресле у окна Тоглара и, подведя молодого человека, представила:
— Робер Платт, мой французский шеф. Курирует российский рынок и наш Ростов. А это, знакомьтесь, Константин Николаевич Фешин, художник. Мы приехали на фестиваль памяти балетмейстера Джона Кранко.
— О-о!.. — восхищенно воскликнул Робер и, как почувствовал Тоглар, завистливо посмотрел на него.
Тогда он не понял, была ли это ревность к человеку, приехавшему на такое всемирное элитное торжество, или взгляд этот был как-то связан с Натальей. Заметил Константин Николаевич и как придирчиво осмотрел француз его распахнутое пальто 'Дормей-престиж' из ткани 'викуния' и английский костюм от 'Обвиос' из самых до-рогих сортов ткани 'черрути'. Конечно, для специалиста дома Кристиана Лакруа такие вещи не остались незамеченными, как и резкое преображение Натальи, которое он, без сомнения, связал с этим элегантным седеющим господином, одетым по самым высшим мировым стандартам.
Тут же, в холле, Наталья объяснила Роберу, что хотела бы заказать на заключительный бал-банкет по случаю закрытия фестиваля новое вечернее платье, а если он подберет что-то из новых моделей Кристиана Лакруа, то она, может быть, купит еще и пару костюмов для весны-осени и обязательно светлый плащ!
— О, с этим нет проблем, тем более для своих российских представителей, — улыбнулся менеджер и продолжил с жаром: — Наш шеф, мсье Лакруа, большой поклонник балета, и, как я знаю, он тоже приглашен на этот бал, ему будет приятно видеть свою работу на очаровательной девушке из России. Идемте прямо к нему, я вас представлю. — И широким жестом мсье Платт пригласил их на второй этаж.
В другом конце просторного холла, у широкой лестницы, ведущей наверх, Тоглар заприметил уютный бар и сказал Наталье, что подождет ее внизу, не будет мешать ее общению с коллегами.
Платт, по этой же мраморной лестнице, устланной сочно-зеленым ковром, увел Наталью сначала в демонстра-ционный зал, где были выставлены новейшие модели одежды, а уж потом представил ее самомуi знаменитому кутюрье. А Тоглар, раздевшись, перебрался за стойку бара, у которого так ароматно пахло кофе и играла негромкая музыка тех далеких тридцатых — сороковых, когда рождались великие биг-бенды: Глена Миллера, Луи Армстронга, Бенни Гудмана, Олега Лундстрема...
Константин Николаевич прождал Наталью почти три часа. После первого часа он понял, что мода действительно не может обойтись без жертв, и смирился с потерянным временем. А за окном, хоть и слякотный, промозглый, шумел Париж. Наталья появилась в баре, сияющая, довольная, с новым проспектом работ Лакруа в руках и, робея, протянула Константину Николаевичу внушительный счет, но Тоглар, даже не взглянув на него, небрежно сунул квитанцию в карман, ободряюще подмигнув ей, мол, не переживай — оплатим, и попросил для нее шампанского. Тоглару доставляло удовольствие радовать свою подругу, видеть ее такой счастливой. Потом они пересели тут же в баре за крошечный столик у окна, и, пока Наталья наслаждалась ароматным кофе-капуччино, Тоглар пошел рассчитаться за заказы, сделанные своей возлюбленной. И вновь у кассы возникла неожиданная сумятица, сумма зашкаливала за сто тысяч, и не во французских франках, а в полновесных долларах, и получить ее наличными никто не ожидал. Но тут растерянную кассиршу выручил подошедший Платт: он распорядился принять деньги, видимо, менеджер по России привык уже, что 'новые русские' разъезжают по свету с чемоданами, полными наличности. Доллары опять пропустили через какой-то необычный вакуумный детектор, и Тоглар снова одержал победу над теми, кто считает, что способен контролировать качество валюты.
За три часа слушания ностальгического джаза Константин Николаевич проникся особым минорным настроением. Бармен, наверное и сам неравнодушный к тому давнему джазу в исполнении легендарных виртуозов, обратил внимание, что холеный господин в безупречно подогнанном костюме, так долго задержавшийся за стойкой, наслаждается музыкой, а не убивает время, поэтому он не просто менял компакт-диски, а тщательно выбирал их. В конце концов общая любовь к ретро-джазу помогла им понять друг друга без слов: Константин Николаевич объяснил бармену жестом, что хотел бы выпить с ним, и показал на редкую и дорогую бутылку коньяка. Так потихоньку, до прихода Натальи, они и опустошили ее чуть ли не полностью.
Вернувшись с оплаченным чеком за заказы Натальи, Тоглар мечтательно сказал:
— Как было бы здорово пойти сегодня вечером в какой-нибудь шикарный ресторан с хорошей кухней и чтобы там играл большой джазовый оркестр, ну, пусть не такой, в три яруса на эстраде, как в старые добрые времена, но и не общипанные квинтеты, секстеты с электроинструментами, а хотя бы три-четыре трубы, саксофоны, группа тромбонов. — И пояснил почему: — Это как в опере — без внушительного хора не так звучит голос даже самого выдающегося солиста, непременно нужен фон. Так и джаз — это прежде всего мощь медных инструментов оркестра.
Наталья, счастливая, что удалось сделать заказы, о которых она в своем Ростове и мечтать не могла, и что они будут готовы в ближайшие дни, хотела тоже чем-то порадовать Константина Николаевича. Поэтому, взяв Тоглара под руку, шутливо сказала ему:
— Вот сейчас вернемся в отель, позвоним мсье Жаку и спросим, есть ли в Париже такой ретро- ресторан. Я бы тоже с удовольствием станцевала с тобой танго под музыку, скажем, Гершвина.
Возможно, через час Тоглар уже забыл бы о своем желании, возникшем в баре, — оно появилось действительно под настроение, — но Наталья, как только они вошли в свой номер, тут же позвонила мсье Жаку в 'Гранд-опера'. Шустрый администратор, внимательно выслушав ее, пообещал связаться с ними через полчаса, но позвонил с заметным опозданием, обычно он бывал пунктуален. Мсье Жак очень хотел угодить русским из Москвы, он понимал, что не во всякий ресторан можно отправить гостей с богатой фантазией, для которых цена, какая бы она ни была, в принципе ничего не значит. В Париже можно легко отыскать с десяток приличных ресторанов, где играет джаз, но мсье Жак угадал, что Тоглар с Натальей хотят не только послушать музыку в исполнении первоклассного оркестра, а желают окунуться в атмосферу прошлых лет, почувствовать ушедшее время. И мсье Жак, обзвонив нескольких эстетов, хорошо осведомленных о светской жизни Парижа, нашел такой изысканный ресторан, где все: интерьер, убранство и даже одежда — было выдержано в соответствующем духе. Ресторан этот любили посещать богатые снобы со всего света, тосковавшие по тем неспешным временам и конечно же неравнодушные к джазу, назывался он 'Леди Астор'. 3
Позже, вспоминая свою поездку в Париж, и Тоглар, и Наталья одним из памятных событий во Франции будут считать именно тот незабываемый ужин, что прошел при свечах в 'Леди Астор'. А ведь они провели в Париже не один замечательный вечер, чего стоил каждый день фестиваля — порою по два-три одноактных балета в едином спектакле, а какие имена — звезда на звезде! Не говоря уже о балах по случаю открытия и особенно закрытия фестиваля, на котором Наталья блистала в невероятно эксцентричном платье от Кристиана Лакруа, и сам великий кутюрье подходил к ним за время банкета не один раз. Он и позировал для фотокорреспондентов и для прессы рядом с Натальей, рекомендуя ее своей сотрудницей в России, в далеком и незнакомом французам Ростове. Впрочем, Наталья сумела доходчиво представить заносчивым парижанам свой любимый Ростов. Она сказала, что Ростов — это столица русского казачества, великолепно описанного в романе ее земляка Михаила Шолохова 'Тихий Дон', где и сейчас живут потомки тех усатых, в красных папахах казаков, которые некогда верхом въехали в Париж победителями. За этот эмоциональный спич ей даже поаплодировали, и весь оставшийся вечер она была на виду.
Пожалуй, только здесь, в 'Леди Астор', Константин Николаевич в полной мере ощутил силу долларов, даже фальшивых, понял, что значит путешествовать по миру с большими деньгами. Только пройдя по зеркальному паркету несколько шагов вслед за метрдотелем, Фешин почувствовал: вот живое воплощение его грез, давней и казавшейся несбыточной мечты — оркестранты, в безукоризненно белых смокингах, в жемчужных парчовых наутюженных жилетах, встречали его со спутницей сказочно-прекрасной, берущей за душу 'Лунной серенадой' Глена Миллера. В этот вечер в 'Леди Астор' они встретили многих, кого видели на балетном фестивале, в основном иностранцев: немцев, англичан, американцев, японцев. С некоторыми они сталкивались у себя в отеле, наверное, и сами кому-то показались знакомыми. Уж очень эффектно они