— Фешина Константина Николаевича.
— Где он проживает, чем занимается и есть ли у него кличка? — пытался как можно быстрее выудить главное Карлен, пока женщина находилась в шоке. И чтобы придать разговору официальность, выложил на стол портативный магнитофон, на который записывал всю беседу.
— В Москве, на Кутузовском проспекте, — она назвала дом, квартиру, номер телефона, — по профессии он художник. Друзья, обращаясь к нему, называли его иногда Тогларом, но я не знаю, кличка ли это.
Видя, что она неожиданно побледнела, Карлен предложил:
— Вы не возражаете, если мы выйдем на свежий воздух и продолжим разговор в другом месте?
Наталья безвольно поднялась, и они вместе покинули кафе. Не прошли они и несколько шагов по тротуару, как Карлен услышал сзади знакомый автомобильный гудок, явно адресованный ему, и, оглянувшись, увидел улыбающуюся Беатрис в припаркованной у 'Гранд-отеля' машине. 'Молодец!' - мысленно похвалил ее Карлен, а вслух, обращаясь к Наталье, предложил:
— Здесь моя машина с водителем, она подбросит нас на стоянку, где вы оставили свою 'мазерати'. Не возражаете?
— Спасибо. Я, наверное, и не дошла бы пешком, так болят ноги и спина, — призналась Наталья, и они направились к белому 'рено'.
Карлен услужливо открыл ей дверцу и сам сел рядом.
Когда они вышли из машины около платной стоянки, Карлен взял свою спутницу под руку:
— Я предлагаю продолжить нашу непростую беседу хоть у вас дома, хоть у меня в 'Палас-отеле', это недалеко, тоже на Елисейских полях, только в другую сторону.
— Лучше у вас, тем более если это рядом. Я так устала и скорее хочу покончить с этим кошмаром, — обреченно согласилась Наталья. От былого ее великолепия не осталось и следа.
— Боюсь, что быстро не получится, вы влипли в очень неприятную историю. Кража в таких масштабах расценивается не просто как уголовное преступление, но как подрыв экономики государства — в Америке к деньгам особое отношение. Если мы решили поехать в 'Палас-отель', я отпущу машину...
Татлян отошел к 'рено' и попрощался с Беатрис, пообещав ей вечером обязательно позвонить. Вернувшись к Наталье, он увидел, что та совсем сникла, и предложил:
— Вы не возражаете, если я сяду за руль?
Наталья, не говоря ни слова, протянула ему ключи. 7
В номере, помогая гостье раздеться, Карлен понял, что она держится из последних сил, — в такие минуты от человека можно ожидать чего угодно. 'Стадия непредсказуемости', кажется, так говорили его учителя в Иллинойсе. Надо было срочно снять это нервное напряжение, и Татлян позвонил в ресторан, заказал бутылку хорошего коньяка, закуски, лучшие на русский манер: рыбу, икру, заливное, свежие овощи и кофе, непременно в кофейнике на спиртовке -разговор мог затянуться. Наталья безучастно слушала его разговор по телефону, не пытаясь осмотреться вокруг, а апартаменты были неплохие — на стенах висели старинные картины, хрустальная люстра даже представляла антикварный интерес, как и две бронзовые скульптуры в углах на изящных консолях из старого красного дерева. Но ничего этого молодая женщина не замечала, погруженная в свое смятение.
Чтобы вернуть ее к прежней беседе, а заодно дать почувствовать ей серьезность момента, Карлен выложил прямо перед ней диктофон и включил запись. Однако дослушать до конца неприятные вопросы и вымученные ответы не удалось — расторопный гарсон из дневного ресторана вкатил в номер тележку с заказом и вмиг накрыл стол.
Когда Карлен пригласил Наталью за стол, она встрепенулась и вдруг неожиданно весело произнесла:
— Да, мне хорошая порция спиртного не помешает... — И Татлян понял, что с ней надо держать ухо востро — такая может выкинуть любой фортель, -и на всякий случай вынул из диктофона мини-кассету и спрятал ее в карман.
Карлен разлил по рюмочкам коньяк и предложил гостье выпить, сказав что-то про непогоду, настроение. Она отказываться не стала, только неожиданно для Татляна плеснула себе коньяку из бутылки в фужер для воды, опрокинула туда же рюмочку, предложенную хозяином, и без комментариев, в несколько глотков, выпила как воду — российская школа жизни чувствовалась. За столом Карлен ни слова не говорил о деле, больше о Париже, о погоде, хотя Наталья и попыталась, после выпитого, вернуться к неприятной беседе, начатой в 'Гранд-отеле'. Но он ей резонно заметил:
— Кажется, у вас в России есть пословица: делу — время, потехе -час.
Пословица Наталье показалась двусмысленной, и она, поняв ее на свой лад, вдруг стала строить глазки Карлену, поправлять и без того идеально сидевшие чулки, но, даже будучи подшофе, увидела равнодушные глаза американца и поняла, что поступает пошло. Когда пришел черед кофе, Карлен неожиданно сказал:
— Вот теперь-то мы можем вернуться к нашим делам, — и жестом пригласил ее в кресло к журнальному столику, куда поставил чашечки с кофе.
Впрочем, особо важных вопросов у него уже не было, что надо, он прознал. Но чувствовал в ее словах, поведении какую-то недосказанную тайну — не такая она уж невинная овечка, какой хочет прикинуться перед ним, в этом Карлен был убежден. Да и отпускать ее просто так, не запугав надолго, тоже было нельзя. И вдруг пришла неожиданная мысль:
— Я должен доставить вас в Москву. Необходима очная ставка с господином Фешиным, может, вы оговариваете его. Ведь сорит деньгами не какой-то там Тоглар, а вы, не так ли? — Вроде бы логичные слова, вытекавшие из ситуации, и какая вдруг последовала неожиданная реакция.
Наталья, побледнев, истерично взвизгнула и выронила из рук чашечку с кофе, и та жалобно дзинькнула о блюдце.
— Нет, нет! В Москву я не поеду, хоть убейте! Умоляю вас, что хотите, только не это, — и, совсем уже неожиданно для Карлена, соскользнула с кресла, встала перед ним на колени. — Я лучше покончу с собой тут, в Париже, там меня ждет только смерть.
— Почему? И кто желает свести с вами счеты? — жестко спросил Карлен, даже не пытаясь ее успокоить, он чувствовал: наткнулся на что-то важное.
Тут она, долго сдерживавшаяся, заревела в полный голос и, размазывая тушь и румяна по лицу, призналась:
— Я украла эти деньги в Москве у Фешина, и, если узнают об этом его друзья, меня просто разорвут на куски.
— Ах вот оно что! — от души рассмеялся Карлен, но тут же посерьезнел. — Вор у вора дубинку украл, а отвечать не хотите, мечтаете жить в Париже жизнью великосветской дамы: квартира у Булонского леса, 'мазерати', муж, известный человек в мире моды. Губа не дура. Сколько же вы украли?
Как бы ни была подавлена, сломлена Наталья, тут она спохватилась и вроде искренне, с раскаянием, без раздумий вымолвила:
— Ой, много, целых четыре миллиона! — хотя хапнула гораздо больше.
— Немалая сумма. И сколько же вы оставили на жизнь господину Фешину? — язвительно уточнил Карлен.
— Нисколько, я забрала все до копейки... — Наталья 'в раскаянии' склонила голову.
Тут Карлен не выдержал менторского тона и в сердцах произнес:
— Вы не только коварная, но и жадная женщина. Но как говорится: жадность фраера сгубила. Одного не пойму: зачем вы это сделали, вы же были его женой, деньги и так принадлежали вам на законных основаниях? Нелогично, мадам Натали. Не-ло-гич-но...
Женщина усмехнулась, в глазах ее промелькнул прежний огонек.
— Вы так полагаете? А еще утверждали, что знаете обо мне все. Тогда вы должны быть осведомлены о том, что задолго до встречи с Фешиным я была любовницей Робера Платта, и он не раз говорил, что только финансовые возможности не позволяют ему жениться на мне. Вот я и попыталась снять эту проблему...
— За счет этого самого Фешина? За счет его денег и личной судьбы? Можно ли строить свою жизнь на несчастье других? Мне показалось, этот Тоглар вас тоже любил. Во всяком случае, на вашей свадьбе он
