— А как здоровье вашей дочери?
— Она в коме уже сорок дней. Попала под обвал в горах. Отправилась на чудесную экскурсию, а кончилось все трагедией. Но я не теряю надежды. Каждую ночь сижу рядом с ней и все говорю, говорю. Даже музыку даю ей послушать. Знаете, она учится играть на фортепьяно. Совсем недавно начала, но уже разучила «Колыбельную» Брамса. Каждую ночь я по многу раз проигрываю ей эту колыбельную. В один из этих дней она проснется.
Мария почувствовала, как болезненно сжалось сердце. В голосе несчастного отца, цеплявшегося за призрачную надежду, слышалось поразительное мужество.
— Я тоже в это верю, — сказала она ласково. — Я уверена, что ваша дочь проснется. Как и Мистраль.
Она вернулась в палату взволнованная и растроганная до глубины души. Спокойное достоинство, с которым этот человек переносил свое горе, вселило в нее уверенность и жизненную силу.
Удобно устроившись в кресле, она начала говорить и говорила без остановки почти час. Временами она спрашивала:
— Ты меня слышишь? Если ты слышишь мой голос, прошу тебя, дай мне знать.
Ответом ей было молчание, казавшееся особенно глубоким из-за его размеренного дыхания. Глядя на его неподвижное лицо, на глубокие синеватые круги у него под глазами, она продолжала надеяться.
Несколько раз за ночь приходил врач. Он проверял давление и рефлексы, но Мистраль все еще был погружен в глубокий сон. Мария взглянула на часы. Было четыре часа утра. В семь придет Адель, чтобы сменить ее, и начнется новый день ожидания. В какой-то момент, обессилевшая и оглушенная своей собственной беспрерывной речью, Мария задремала. Ее разбудил неожиданно раздавшийся пронзительный вой сирены кареты «Скорой помощи». Мария встряхнула головой, чтобы прогнать остатки сна. Чувствуя себя виноватой за эти несколько минут забытья, она опять терпеливо, с бесконечной нежностью, возобновила свой прерванный монолог. Потом ее охватило отчаяние, захотелось взбунтоваться, ударить всем телом в глухую стену молчания, за которой он укрылся от нее, и тогда она закричала в полный голос:
— Мистраль, почему ты мне не отвечаешь? Дай мне знак, скажи что-нибудь, или я перестану говорить. Мистраль, ты меня слышишь?
Он широко раскрыл глаза и взглянул прямо на нее. Мария посмотрела на него, побледнев от ужаса, зажав себе рот рукой, чтобы заглушить рвущийся из груди крик, потом вскочила на ноги.
— Значит, ты меня слышишь, любовь моя, — прошептала она и изо всех сил стала жать на кнопку звонка, зовя на помощь.
Прибежала медсестра. Мистраль тем временем уже прикрыл глаза и, казалось, вновь погрузился в глубокий сон.
— Но он посмотрел на меня, клянусь вам, — возбужденно твердила Мария, боясь, что ей не поверят.
— Он на минуту пришел в себя, — заметила медсестра, стараясь ее ободрить. — Это еще один шаг к выздоровлению.
— А вы не думаете, что нужно немедленно сообщить доктору? — Мария была охвачена неудержимым волнением. Она одержала важную победу: заставила Мистраля на мгновение открыть глаза. Это был долгожданный добрый знак.
— Доктор сейчас будет, — обещала медсестра.
Пришедший врач выслушал взволнованный рассказ Марии.
— Он открыл глаза, доктор, я закричала, и он открыл глаза. Совсем ненадолго, на две-три секунды, не больше. Но он узнал меня, я уверена.
— Я тоже в этом уверен, синьора. А теперь успокойтесь, надо довольствоваться тем, что есть.
Он склонился над больным и щелкнул пальцами над ухом, не скрытым повязками. Мистраль вновь поднял веки.
— Вы видели, доктор? Вы видели? — Мария уже почти рыдала.
Мистраль закрыл глаза и опять провалился в забытье, в котором пребывал уже много дней.
— Полагаю, добрая чашка чаю не повредит нам обоим, — предложил врач. — А потом продолжайте разговаривать с ним, если, конечно, у вас еще остались силы. Мы действительно кое-чего добились. Прогресс налицо.
Было половина пятого утра, когда Мария с чашкой горячего чая в руках вновь начала говорить с Мистралем.
8
Мистраль услышал, что его кто-то зовет, но он все еще плыл в густом удушливом тумане, из которого, сколько ни старался, никак не мог вырваться. Кто-то звал его по имени. Всем своим существом он стремился прорваться сквозь бесконечную пелену облаков. Наконец ему удалось вынырнуть из непроглядного молочного моря, и он увидел ее.
Это была Мария. Мистраль протянул к ней руки, но не смог до нее дотянуться. После нескольких безуспешных попыток он опять провалился в мягкую белую перину. Он устал, голова раскалывалась от невыносимой боли. Мистраль закрыл глаза, надеясь, что так станет легче, и вновь поплыл в густом тумане. Вдруг оказалось, что он опять за рулем своего «болида», несущегося, как ракета, по длинному туннелю. Вдали виднелся свет, возможно, всего лишь иллюзия, ведь светлая точка, к которой он мчался, оставалась далекой, как мираж, хотя он чувствовал, что летит с небывалой скоростью, до упора нажимая на педаль акселератора. При этом его поражало полное отсутствие вибрации, словно машина летела по воздуху. Как чудесно! Вот так бы гнать и гнать без конца… Только бы рев двигателя не отзывался острой болью в голове. Мистраль вновь открыл глаза и увидел склонившегося над ним человека в белом халате. Кто это? Что ему нужно? На миг Мистраль растерялся, но потом сумел разглядеть рядом с незнакомцем лицо Марии и успокоился. Мария повторяла: «Вы видели, доктор? Вы видели?» Что такое необыкновенное нужно было видеть? Он снова провалился в густой, плотно окутывающий туман, но продолжал слышать зовущий его голос: «Мистраль! Мистраль!» Ему еще раз удалось открыть глаза, и туман исчез. Он увидел белые стены какой-то полутемной комнаты и вновь узнал склоненную над ним Марию. Ее лицо было залито слезами.
— Где мы? — проговорил Мистраль едва слышно.
— Скажи мне, как ты? — спросила она, рыдая.
— Ужасно. Голова болит. И еще спина, и руки, и ноги. Как будто по мне прошел паровой каток, — пожаловался он.
— Все примерно так и было. Ты попал в аварию. Помнишь? А сейчас мы в больнице, — сквозь слезы попыталась объяснить Мария. — Лежи тихо. Худшее уже позади.
— У меня и горло болит. Не могу глотать, и говорить трудно, — прошептал Мистраль, обессиленно закрывая глаза.
— Тогда молчи. Я буду говорить за тебя. Скоро придет твоя мать, но мы еще можем пару часиков побыть вдвоем. Только ты и я. Я хочу рассказать тебе кое-что, чего никогда раньше не говорила…
В мире огромном и страшном
1
