— Челина не любит готовить. А я почти никогда не обедаю дома, — объяснила подруга, открывая огромный холодильник. Она вынула пакет молока и приказала прислуге приготовить кофе.
На столе появились глубокие белые фаянсовые тарелки, и подруги, оставшись одни, с удовольствием принялись за хлебную похлебку с кофе и молоком, вкус которой напомнил обеим их детство.
— Сколько лет я не ела на ужин хлебной похлебки! Даже забыла, как это вкусно, — воскликнула Моретта.
— Я умирала с голоду. А теперь мне гораздо лучше, — ответила Мария.
— Устала? — участливо спросила Моретта.
— Ну, не настолько, чтобы не задавать вопросов. Мне бы хотелось все о тебе узнать.
Подруга, усмехнувшись, уклонилась от ответа.
— А как насчет горячей ванны? — предложила она. — Что скажешь?
— Еще бы!
— А потом сам бог велел выспаться хорошенько.
— Что же может быть лучше? — довольно кивнула Мария.
— Ну, тогда начнем с ванны, — подытожила Моретта.
Низко наклонив голову, Мария не двинулась с места.
— В чем дело? — встревожилась Моретта.
— Мне кажется, я веду себя слишком нахально.
— В каком смысле?
— Я практически навязалась тебе в гости, а ты распахнула мне двери этих царских хором. Как мне тебя отблагодарить?
— Не говори глупостей. Мы же выросли в одной деревне. Вместе ходили в школу. Не говоря уже о том, какое несчастье с тобой приключилось.
— Да, несчастье, — тихо повторила Мария, и ее глаза наполнились слезами. — Я в Романью больше не вернусь.
— Ты просто устала, — пыталась утешить ее Моретта.
— Я больше никогда не вернусь в Романью.
— Не спеши, дай себе время подумать, прежде чем принимать решение, — посоветовала Моретта.
— Мне есть на что жить, и я могу спокойно подыскивать себе работу. Ты мне поможешь, правда?
В доме царила полная тишина. Было отчетливо слышно тиканье настенных часов и приглушенное жужжание холодильника.
Моретта ласково погладила ее по волосам.
— Я приготовила тебе комнаты над гаражом. Считается, что это квартира сторожа, но никакого сторожа у меня нет. Квартира очень удобная. Можешь жить там сколько захочешь.
— Ты хочешь сказать, что во всем этом огромном доме не найдется местечка для меня? — удивилась Мария.
— Место есть для всех, но только не для такой девочки, как ты, — ответила хозяйка дома.
— Такой, как я? — переспросила Мария, пораженная и немного обиженная.
— Ты чистая, вот в чем все дело. А я нет, — холодно отрезала Моретта, не повышая голоса и не изменяя выражения лица.
— Ты что, шутишь? — ахнула Мария.
— Я говорю совершенно серьезно.
— Почему же ты пригласила меня сюда?
— Ну, может, я просто хотела еще раз повидать ту девочку, какой была сама, когда уезжала из Каннучето в Болонью. Если бы можно было время повернуть вспять, я, наверное, осталась бы жить с папой. Может быть, стала бы учительницей, как он. А теперь вся моя жизнь летит к чертям.
— Я тебе не верю. Этого не может быть, — горячо запротестовала Мария. — Я вижу перед собой потрясающую женщину. Богатую, светскую, очаровательную.
— Это всего лишь видимость. Нет, я не пример для подражания. И не смогу, что бы ты там ни воображала, послужить тебе опорой, — Моретта говорила прерывающимся от волнения голосом, горько глядя прямо в глаза Марии.
— Так кто же ты? — растерянно спросила та.
— Я шлюха, — призналась Моретта.
— Ты хочешь сказать, что выходишь на панель и ловишь мужчин?
— Хуже. На меня работает много девушек. Мы шлюхи высшего класса. Наши клиенты — важные господа. Ты даже не представляешь, насколько важные. У меня целая контора в Болонье. По связям с общественностью.
Моретта расплакалась, как маленькая, и Мария, обняв ее, принялась утешать.
— Расскажи мне все по порядку, Моретта, — прошептала она, крепко прижимая подругу к себе.
3
Обе девушки уселись на диване, Моретта вытерла слезы и принялась спокойно, во всех подробностях рассказывать о том, что случилось с ней за прошедшие годы.
Окончив учебу, она начала систематически просматривать рекламные объявления в «Карлино». Ей не терпелось поскорее удрать из родной деревни. Она получила диплом учительницы начальной школы, но у нее и в мыслях не было идти по стопам отца. Ни за что на свете Моретта не стала бы растрачивать свою молодость, принося ее в жертву куче сопляков от шести до десяти лет. Однако на первое время ей пришлось пойти в школу в угоду отцу, и Бенито с гордостью представил ее своим коллегам:
— Это моя дочка, она продолжит семейную традицию.
Коллеги посмотрели на нее свысока и, презрительно усмехнувшись, пожали плечами. Школьный директор Освальдо Марини посоветовал девушке никому из них не доверять и объявил, что он сам готов протянуть ей руку помощи, если его квалификации, как он многозначительно выразился, окажется для этого достаточно. Моретте даже в голову не пришло поинтересоваться, о чем идет речь, и в конце концов она покинула Каннучето, так и не узнав, к чему относится эта самая квалификация, игравшая столь значительную роль в истории директора вверенной ему школы.
— Эта школа — настоящий гадюшник, милая моя девочка. Если бы не моя квалификация, было бы еще хуже, — повторял ей Освальдо Марини.
Узнав о том, что она спит и видит, как бы уехать в Милан, или в Болонью, или в другой большой город, он отечески улыбнулся ей и сказал:
— Ничего хорошего ты не найдешь ни в Милане, ни в Болонье. Что здесь, то и везде, уж ты мне поверь. Голливудские бордели у нас тут тоже есть. Есть у нас и шлюхи, и педики. Так что, если надумаешь уехать, дай мне знать.
Тем временем Моретта в поисках работы продолжала вычитывать рекламные объявления в «Ресто дель Карлино». Она рассылала повсюду письма и каждый день с нетерпением дожидалась появления почтальона. Ее отец Бенито, готовый на любые жертвы ради ее счастья, понял, какое нетерпение сжигает его дочь, и пожелал своей «черно-белой девочке» наилучшего разрешения ее проблем.
— Лети на простор, — говорил Бенито, — но помни, в небесах есть ястребы, не знающие жалости, а на земле полно негодяев, готовых растоптать тех, кто слабее.
Когда наконец от одной фирмы пришло по почте приглашение на собеседование, Моретта стала прыгать от радости, а Бенито вздохнул с облегчением. Письмо было на фирменном бланке с изящной надписью: «Альма. Институт красоты. Улица Массимо д'Адзелио, 17, Болонья».
— Ты твердо решила уехать? — спросил Бенито.
— Я хочу этого больше всего на свете.
— Очень надеюсь, что они примут тебя на работу, — заключил отец.