услышал крики впереди, с боков. Кто-то бросился ему наперерез.
— Стой!
Увидев, как кричавший протянул руки, пытаясь схватить за узду коня, Ратмир изо всей силы наотмашь ударил плетью по этим рукам. Збродень отпрянул, а Ратмир пронесся мимо.
Вихрем промчался он через всполошившийся лагерь и углубился в лес. Две или три стрелы, пущенные на авось, пропели где-то вверху. «Мимо», — радостно отметил Ратмир, начиная верить в свое спасение.
Он гнал и гнал коня, хотя лагерь збродней был далеко позади. Ратмир опасался погони и поэтому не позволял себе остановиться на миг, чтобы прислушаться. Он знал одно, если нагонят — убьют.
«Вперед! Вперед! Жить! Жить!» — стучало радостно в груди, и уже не верилось в возможность смерти.
XXII
ВСЕ НА КРУГИ СВОЯ
Ярослав Всеволодич вместе с сыновьями стоял у окна, тронутого инеем, и наблюдал, как шествуют новгородские послы к крыльцу.
— Ишь ты, повырядились. На брюхах-то шелк, а в брюхах-то щелк! — язвил князь. — Притекли опять к нашему порогу, голубчики.
— Неужто звать нас приехали? — спросил Александр.
— Михаил-то от них еще летось утек. Поди, совсем передрались, перецарапались без князя-то. Перышки друг другу повыщипали.
Князь не мог скрыть торжества по этому поводу. Он прошел к столу, пригласив и детей за собой.
— Сядем-ка, головушки золотые, и явим вид, что мы о них ни сном ни духом не ведали и что нам они нужны как зайцу сулица.
Послы явились в сени, сбросив за дверями свои дорогие шубы.
— Здравствуй, светлый князь! — приветствовали они, низко кланяясь. — Здравствуй вместе с наследниками своими, на радость нам и спокойствие.
— Ишь ты, — прищурился Ярослав, не сочтя нужным отвечать на приветствие. — Давно ль я в радость вам стал?
— Не поминай старого, князь, — молвил старший посол. — Что было, быльем поросло.
— Ну а чего ж тогда опять по морозцу да по снежку прибежали? Чай, сызнова опростоволосились?
— Чего уж там, — замялся посол и, чтобы угодить князю, молвил: — Твой верх, Ярослав Всеволодич, твой.
Но Ярослав, вдоволь наслушавшийся за свою жизнь лести, менее всего на это внимание обратил.
— Мой, сказываешь, стал? — переспросил он посла. — А то вашим боярам невдомек, что он, верх-то, всегда мой был. Как бы вы ни крутили, все приходит на круги своя.
— Эдак, эдак, — вздохнул посол.
— И пока землю Русскую терзать будут, без князя ей не обойтись. Вот и думаю я, дел ратных не токмо мне и детям моим, а и до скончания света всем хватит.
Посол слушал князя, кивая головой, заранее соглашаясь с его изречениями.
— Ну чего раскивался, аки конь в жару? — нахмурился князь, заметив это движение. — Где у тебя слезница боярская?
Посол с облегчением полез в калиту. Читать с готового оно легче, чем слушать князя да еще впопад отвечать ему. Вынув грамоту, он развернул ее и начал торжественно:
— «Великомудрый наш князь Ярослав Всеволодич…»
— Почему «наш»? — перебил Ярослав. — Ваш князь Михаил вкупе с Ростиславом.
— Но, князь, Михаил уже с лета аки отбыл, обещал войско привести, да так ни его, ни войска нет доси. А что до Ростислава, так его на Николу отпустили новгородцы.
— Ах, ах, — всплеснул насмешливо руками князь, — какой град сей: тот ему князь не такой, этот не эдакий. А слыхал ли ты, что Святослав вашим послам в свой час молвил на приглашение?
— Не ведаю, князь.
— Он сплюнул и сказал: «Да кто к вам таким пойдет». И не пошел. И мудро сотворил.
— Так у него чужие столы были.
— Да лучше на чужом сидеть, чем на вашем-то…
Здесь князь слукавил. Сам бы он никогда не пошел на чужой стол садиться. Если он хотел какие земли присоединить или племена покорить, то, повоевав их, тут же обращал в христианскую веру — крестил насильно.
— Читай, что там дале-то, — позволил князь послу.
— «… Притекаем к стопам твоим, — продолжал читать посол, — аки дети блудные к отнему порогу. Забудь, князь, обиды наши обоюдные. Приди на стол свой, кой ты от поганых не однажды боронил, и правь нами и суди по грамотам Ярослава, по «Правде Русской». А мы на том будем целовать тебе крест и возгласим пред всевышним велеречиво и клятвенно: «Ты наш князь!» Приди, Ярослав Всеволодич, не остави в напасти нас своей мудростью и волей».
Закончив чтение, посол стал сворачивать грамоту, чтобы передать ее князю.
— И это все? — спросил вкрадчиво Ярослав Всеволодич.
— Все.
— А почто в слезнице ни слова о грамоте Михаила? Она же есть в Новгороде?
— Есть. В Софии сохраняется.
— Ага-а, — повысил голос князь. — Ее к Ярославовым присовокупили. И мнят, что я на ней крест целовать стану? Так?
— То мне неведомо, князь, — признался посол.
— А коли неведомо, на кой ляд явился ко мне? — вспылил князь. — Мне-то ведомо, что по той грамоте я нищ буду. Ишь раздобрились: «правь и суди», мол. А кого судить? Все ведь прощены по грамоте- то Михайловой. Беглые, разбойники. Все!
— Но, князь…
— Цыц! — стукнул ладонью о стол Ярослав. — Я не все еще молвил. Вот мой сказ: ежели хотят меня князем иметь, то пусть отринут грамоту, Михаилом данную. Тогда и от немцев боронить стану и о жите заботу иметь. Если же грамоту не отринут — не пойду. Все. Аминь!
— Так дозволь мне тогда течца послать в Новгород, князь. Я ведь сам сие решить не могу.
— А это уж твоя печаль. Хошь шли, а хошь сам скачи.
Послы ушли несолоно хлебавши и грамоту унесли. Князь, осерчав, не взял ее.
— Что же будет? — сказал Федор, не то спрашивая, не то огорчаясь.
— А что будет? — переспросил князь и хотел уже ответить, но вспомнил — и детям же надо думать давать. Обернулся к младшему сыну. — Ну как думаешь, Ярославич: что будет?
— Отринут они грамоту.
— Ну а пошто ж так считаешь? — не отставал Ярослав.
— А пото, что им край пришел. Некуда деваться. Михаил ушел, Ростислава сами выгнали. Прямой путь к нам.
— К нам, сыне, к нам, — подтвердил Ярослав, отходя к окну. — Ну а ты помнишь грамоту-те великого князя. Что он там о столе сказывал?
— Что «стол Новгородский ныне вельми тяжек». И еще: «коли вымрет сей град, грех на нашем гнезде будет».
— Вот, вот. Великому князю легко писать так-то, а как нам быть?
