тайну, о которой не следовало говорить вслух.
– В чем дело?
– Есть доказательства. – Госпожа Зиглер произнесла эти слова почти шепотом. Из своей черной сумки она вытянула краешек конверта и тут же быстро спрятала его обратно. Она бросила взгляд в сторону Филлера, но тот ничего не мог слышать, ибо его с головой накрывал большой кусок черной ткани – он как раз готовился фотографировать толстощекого мальчика лет семи. – Есть доказательства, что это сделали они.
Остальное Анна услышала в кафе «Фрегат». Госпожа Зиглер выбрала столик у окна, села спиной к входу и говорила шепотом, как на исповеди: то, что Анна сейчас услышит, предназначено только для доверенных лиц. У госпожи Ренаты Венде есть к ней большая просьба, но, опасаясь недоброжелательного отношения со стороны госпожи майорши, она попросила вдову полковника Зиглера быть посредником. Итак, из британской оккупационной зоны вернулся капитан Шведовский. Он был в лагере для пленных офицеров II C «Woldenberg». В сорок третьем году немцы собрали группу офицеров и привезли их на место преступления в Катыни. Немцам было важно как можно шире распространить информацию о судьбе польских офицеров, поэтому они разрешили этой группе делать снимки, встречаться и разговаривать с людьми. И именно капитан Шведовский фотографировал не только жертв, но и свидетелей. Местные мужики рассказывали, что там творилось три года тому назад. И у капитана Шведовского нет сомнений, что это сделали большевики, ибо немцы сделали бы это лучше…
– Лучше?
– Они бы не оставили рядом с телами убитых газет тех дней и записных книжек, записи в которых обрывались за час до смерти.
Глядя на желтое, почти восковое лицо вдовы полковника Зиглера, Анна почувствовала себя втянутой в странный круг людей, объединенных смертью. Эта старая женщина пришла как будто от имени вдовы ротмистра Венде, но ведь и она сама тоже чувствовала себя обязанной соблюдать эту странную конспирацию. В какой-то момент вдова украдкой передала Анне конверт. Она смотрела в скрытые за вуалью глаза Анны так, словно в эту минуту она принимала у нее присягу.
– Здесь негативы. – Сухие губы женщины шевелились почти беззвучно, как будто она читала молитву. – Вы работаете в фотоателье. Госпожа Венде рассчитывает, что благодаря этому можно будет сделать отпечатки. Только это должен быть человек, которому полностью можно доверять. Абсолютно надежный!
32
– Ты ему веришь?
Анна сидела возле Ники на ее постели, расстеленной за шкафом. В руке она держала белый конверт.
– Ты сама меня учила, что верить можно только мертвым. – Пожала плечами Ника.
Анна сейчас не была настроена на словесную перепалку с ней. Только не сейчас. Пусть Ника думает что хочет, но теперь от ее мнения о Юре зависит нечто очень важное. Анна прикрыла конверт ладонью.
– Об этом никто не должен знать. Даже господин Филлер.
С того момента, как мать вернулась домой, Ника почувствовала, что она вновь все глубже и глубже погружается в события времени post mortem. Снова более важным станет то, о чем говорят шепотом, а не то, о чем можно сказать вслух. Но рассказ о встрече с госпожой Зиглер не оставил ее равнодушной. Она взяла в руки конверт.
– Ты посмотрела эти негативы?
– Нет, мне страшно. – Анна опустила голову. – Но я знаю, что этого не избежать. А этот твой Юр надежный человек?
– Он их ненавидит так же, как и ты!
– Приведи его к нам. Но пока ничего ему не говори.
– Вечная конспирация. – Ника пожала плечами. – Юр не придет. Он говорит, что сегодня у него работы невпроворот. Из-за того, что много экскурсий, ему приходится торчать в темной лаборатории всю ночь.
– Тем лучше. – Анна вложила конверт в том «Истории Греции и Рима» и вручила его дочери. – Вечером, когда Филлер уйдет домой, отнесешь его Юру. Пусть сделает отпечатки и спрячет в моем столике. А негатив пусть он завтра же утром отнесет по этому адресу. – Анна открыла книгу и еще раз показала конверт с надписанным адресом. – Этот человек собирается завтра ехать в Варшаву. Он хочет показать это в Генеральной прокуратуре.
– Интересно, на что он там рассчитывает? – Ника покачала головой, в подобную наивность ей было трудно поверить.
Было уже поздно, когда она засобиралась, чтобы выйти из дома. Буся с удивлением наблюдала, как внучка, несколько раз сменив наряд, разглядывает себя в большом зеркале: сначала она сменила платье в цветочек на голубую блузку, надела коралловые бусы Анны, но затем, немного подумав, сняла их и заменила серебряным медальоном на цепочке.
– Куда это ты, Никуся, собралась в такое время? – Буся подозрительно вглядывалась в девушку. – У тебя свидание? В такой поздний час? – Увидев утверждающий жест Ники, она подошла поближе и спросила вполголоса, словно давая понять, что она на ее стороне:
– Мама знает об этом?
– Нет. – Ника приложила палец к губам и подмигнула бабушке, как школьной подружке. – Но ты ей ничего не говори!
Буся покивала головой, приложила палец к губам и прижала к себе Нику, как подружку. Ника взяла с полки толстый том со спрятанным в нем конвертом…
33
Лицо Юра в красном свете лампочки выглядело словно освещенное адским огнем. Наклонившись над кюветой с реактивами, он наблюдал, как на белой бумаге возникают из небытия контуры каких-то фигур. На него смотрели чьи-то глаза, а он давал возможность этим пятнам проступить более отчетливо, чтобы в конечном итоге они сложились в абрис чьего-то лица…
Юр услышал, как кто-то постучал в дверь, затем с шумом задергалась ручка двери. Он вышел из темноты лаборатории. Во всем помещении фотоателье горела лишь одна лампа. По углам притаились густые тени. За дверью он увидел лицо Ники. Они не договаривались о встрече. Юр забеспокоился, полагая, что она принесла какую-то дурную весть, но ее улыбка его успокоила. В этой голубой блузке она была похожа на ученицу, которая прогуливает уроки. В руке она держала толстую книгу.
– К утру ты должен сделать отпечатки с этого. – Она вынула вложенный между страницами белый конверт. – А негативы надо отнести рано утром по адресу, который указан на конверте.
Ника говорила как связная подпольной организации: пусть он сначала посмотрит эти негативы и скажет, успеет ли он управиться до утра и сделать отпечатки…
Задание это было довольно неожиданным, но Юр, не говоря ни слова, тут же закрылся в темной лаборатории.
А Ника тем временем отправилась бродить по фотоателье. Сначала она заглянула под черную ткань, висевшую рядом с установленным на штативе фотоаппаратом. В прямоугольнике зеркального объектива она увидела стоящее вверх ногами кресло, рядом с ним перевернутую колонну, увитую искусственной лианой. При ближайшем рассмотрении ателье напоминало склад рухляди. На стенах висели портреты женщин в фате и мужчин, которых заставляла подтянуться красовавшаяся на шее бабочка. Ника заглянула за тяжелую портьеру, пропитанную запахом пыли, дыма и старых духов. Потом с любопытством заглянула на полку с реквизитом господина Филлера. Там лежало несколько свадебных вуалей, шляпа с перьями и букет искусственных цветов, покрытых толстым слоем пыли, как сандалии странника.
Ника взяла трость с серебряным набалдашником, но отложила ее. Ее внимание привлекли белые перчатки длиной до локтя. Она их надела, потом машинально взяла фату, отороченную кружевом. Ника пристроила фату на голову и показала язык персонажам, взиравшим на нее с художественных фотографий, которыми так гордился господин Филлер. С портретов смотрели на нее толстые дамы в шляпах с вишенками, господа в сюртуках, какие-то молодые пары, прильнувшие друг к другу щеками, со счастливым блеском в подретушированных глазах. Ника встала перед зеркалом и увлеченно подражала этим застывшим взглядам, этим губам, расплывшимся в искусственных улыбках, этим светящимся от счастья глазам, неестественно расширившимся при свете фотовспышки…
Вдруг она увидела в зеркале отражение Юра. Он стоял в рубашке с засученными рукавами, смотрел на Нику в свадебной фате и как будто не замечал ее маскарада.
– Ты это видела?
Ника поняла, что он спрашивает про негативы. Она отрицательно покачала головой, и свадебный венок на ее голове съехал набок.
– А госпожа майорша? – Юр, заметив вновь отрицательный жест Ники, задумчиво добавил: – Может, оно и лучше. – Но вдруг в нем что-то как будто взорвалось, и он выкрикнул: – Бандиты! Палачи! Убийцы!
Застигнутая врасплох этим криком Ника смотрела на него из-под свадебной фаты. Она никогда еще не видела Юра в таком состоянии. В какой-то момент он взял ее за руку, желая увести в лабораторию. Но Ника уперлась в дверях. Она вырвала из его руки свою руку и побежала обратно за драпировочную штору. Он устремился за ней в этом полумраке, словно они играли в прятки. Юр откинул штору, и тогда Ника, которая едва сдерживалась от смеха, неожиданно нахлобучила ему на голову жесткий цилиндр, сдернув его с вешалки рядом.
– Ты выглядишь как граф Монте-Кристо!
Этот наряд невесты, эта ее готовность превратить все в шутку заставили Юра немного успокоиться и тоже включиться в ее игру: он поправил цилиндр на голове, подхватил тросточку с серебряным набалдашником. Ника прикрепила ему на шею изящную бабочку. Сама она в белых длинных перчатках и в переливающихся волнах муслиновой фаты выглядела настоящей невестой. Она протянула Юру руку, словно они отправлялись к алтарю, а он стал напевать марш Мендельсона. Они кружили по ателье, провожаемые взглядами с портретов, словно торжественно
