падения в это ущелье, где, судя по всему, нет никакого монастыря.
Одна из причин, по которой Эд так любит автострады, заключается в том, что на ней можно получить сразу все удовольствия. Через каждые тридцать миль нас ждёт предприятие питания с грилем. Иногда это место для короткого перекуса с баром и газовой заправкой. Другие перекрывают шоссе сводом, и в них есть ресторан, магазин и даже мотель. Эд ценит чистоту и быстроту обслуживания в барах. Он глотает свой эспрессо, часто заказывает толстую булочку с варёной колбасой. Я беру капучино, что для полудня необычно, и Эд терпеливо ждёт. Он никогда не станет притворяться в баре. Вошёл и сразу вышел. Так и полагается. Потом снова дорога, его организм заряжен энергией от выпитого эспрессо, вполне этилированного, стрелка спидометра ползёт вверх до крейсерской скорости. Paradiso — мечта жизни!
В более серьёзном отношении Эд изменился под влиянием этой страны. Вначале мы думали, что нам нужен большой участок. Но это только до тех пор, пока мы не начали расчищать землю от зарослей, пока не приступили к её обработке. В лимонарии нашлось много разных инструментов. Дома мы держим свои инструменты в сверкающей красной металлической коробке. Мы не ожидали, что у нас появятся копалка для столбчатых опор, бензопила, ножницы для подрезки живой изгороди, машинка для прополки сорняков, мотыги, грабли, уголок для подпорки дерева, серпы, косы, резаки для снятия винограда. Если бы мы немножко подумали, то поняли бы, что с нас хватило бы очищать землю, подрезать деревья, и всё. Время от времени нужно будет косить, удобрять, придавать деревьям форму. Но мы не представляли, насколько велика сила возрождения природы. Земля способна возрождаться невероятно быстро. Мой опыт садоводства привёл меня к мысли, что растения следует уговаривать. Однако плющ, фиги, сумах, акация и ежевика уговорам не поддаются. Лиана, которую мы называем сорняком зла, обвивает и заглушает всё. Её надо выкопать — целиком, вплоть до корешков размером не больше моркови; так же надо поступить и с крапивой. Просто чудо, что крапива до сих пор не заполонила весь мир. Когда её выкапываешь, даже в толстых перчатках, почти невозможно не оказаться «изжаленной». И побеги бамбука тоже постоянно вылезают из подъездной дороги. С деревьев падают ветки. Молодые оливы приходится подпирать после каждой бури. Террасы надо вспахать, потом обработать дисковым культиватором. Землю возле каждого оливкового дерева надо промотыжить, потом внести в почву удобрения. Виноград требует внимания изо дня в день. В общем, у нас образовалась небольшая ферма, и нам необходим фермер. Без постоянного ухода этот участок за пару месяцев вернётся в своё исходное состояние. Мы можем или воспринимать это как обузу, или получать от этого удовольствие.
«Как поживает Джонни Яблочное Семечко?» — спрашивает меня приятельница. Она видела Эда на верхней террасе, когда он обследовал каждое растение, дотрагивался до листьев новой вишни, собирал камни. Он теперь знает каждый падуб на участке, каждый валун, пень и дуб. Возможно, эта связь возникла за то время, пока он расчищал территорию.
Теперь он ежедневно обходит террасы. Он привык одеваться в шорты, ботинки и «бумажную облегающую рубашку» вроде обрезанной со всех сторон нижней рубашки, какие носил мой отец. Его бицепсы и грудные мышцы рельефно обтянуты, как на картинках с задних обложек старинных комиксов. Его отец был фермером, в сорок лет ему пришлось оставить эту работу и перебраться в город. Его предки родом из Польши. Я уверена, они признали бы его за своего даже издали. В Сан-Франциско он никогда не вспомнит, что надо полить домашние растения, а тут в засушливый период волоком тащит вёдра с водой к новым фруктовым деревьям, посадил особый сорт лаванды с душистыми листьями и читает допоздна о компосте и подрезке деревьев.
До какой степени мы можем стать итальянцами? Боюсь, нас всё равно никогда не примут за местных, мы слишком белокожие, и жестикуляция никогда не будет для нас естественным сопровождением разговора. Я видела, как один человек вышел из телефонной будки с трубкой в руках, потому что там ему было тесно и он не мог размахивать руками во время разговора. Многие останавливают машины на обочине шоссе, чтобы поговорить по телефону; они просто не могут говорить, держа одну руку на руле, а другую на телефоне. Мы никогда не освоим такое искусство беседы, когда все говорят одновременно. Часто из окна я вижу гуляющих по нашей дороге людей. Все говорят громко и сразу. А слушает-то кто? Просто разговор ради разговора. Посмотрев футбольный матч, мы никогда не будем разъезжать по улицам, гудя сиреной, или гонять мотороллер кругами по площади. Политика всегда будет вне наших интересов.
Сначала понятие «Феррагосто» поставило нас в тупик: мы решили, что это отпуск, и только позже осознали, что это состояние ума. Мы и сами постепенно проникаемся им. Попросту говоря, «Феррагосто, 15 августа» подразумевает вознесение физического тела и духа Девы Марии на небеса. Почему именно 15 августа? Потому что в это время так жарко, что невозможно оставаться на земле ещё один день. Купольный потолок собора в Парме отобразил вознесение Марии во славе в сопровождении толпы людей. С перспективы снизу смотришь вверх, на их развевающиеся юбки, когда они парят над полом собора. Это триумф искусства — ни на ком не видно нижнего белья. Но сам по себе этот день — всего лишь ориентир месяца, потому что более широкое значение этого слова — августовские отпуска, период интенсивного laissez-faire — неучастия ни в чём. Мы начинаем понимать, что ежедневные трудовые будни прекращены на весь август. Даже если город наводнят туристы, на дверях лучшего ресторанчика кнопками прикрепят объявление «Закрыто на отпуск», а владельцы соберут вещи и уедут в Виареджо. Деловая логика американцев не мирится с тем, что итальянцы не станут без особой необходимости загребать деньги лопатой в течение туристского сезона и не дождутся апреля или ноября, когда практически нет туристов, чтобы пойти в отпуск. Почему не станут? Потому что наступил август. Число аварий на шоссе стремительно растёт. Прибрежные города переполнены толпами отдыхающих. Мы научились в этот период откладывать в сторону все проекты, более сложные, чем консервирование джема. Или и от этого отказаться? Я собираю сливы в шляпу, сидя под деревом, высасываю сок и бросаю шкурку и косточку за стенку. По всей Италии в полном разгаре празднование Вознесения. В Кортоне устраивают большой вечер: sagra della bistecca — народный праздник бифштексов.
Воплощение прекрасного понятия sagra — народный праздник — можно воочию увидеть в Тоскане. Часто он определяется созреванием тех или иных фруктов или овощей. В каждом городке вывешивается объявление: проводим народный праздник вишен, орехов, вина, святого вина, абрикосов, лягушачьих лапок, дикого кабана, оливкового масла или озёрной форели. В то лето, ещё до августа, мы побывали в верхней части города на народном празднике улиток. Вдоль улицы было установлено восемь столов, но из- за сухой погоды улитки исчезли, и вместо них подавали телячье жаркое. На народном празднике в горном предместье мне не хватило одной цифры, чтобы выиграть ослика в вещевую лотерею. Мы ели пасту под мясным соусом для спагетти, жареного ягнёнка и наблюдали, как достойная престарелая пара — он с накрахмаленным воротничком, она в чёрном до щиколоток платье — элегантно танцевала под аккордеон.
Приготовления к двухдневному пиру в Кортоне начинаются за неделю. Служащие Городского совета строят в парке огромную решётку-гриль — это каменный фундамент высотой до колена, сверху устанавливают железные грили, вроде ям для барбекю, какие я видела у себя дома. Этот гриль используется позже в том же году для городского празднования осенних белых грибов. (Кортона известна в мире самой большой сковородой для зажаривания грибов. Я никогда не была на этом празднике, но представляю себе, как по всему парку разносится вкусный аромат белых грибов.) Под деревьями расставляют столы на шесть, восемь, двенадцать персон и украшают парк лампочками. Небольшие будки для обслуживающего персонала ставят возле гриля, потом из сарая выносят будку билетной кассы, стирают с неё пыль и водружают у входа в парк. Прогуливаясь мимо, я замечаю в сарае горы угля.
Парк, обычно закрытый для автомобилей, в эти два дня открыт для удобства всех, кто прибудет на народный праздник. Что вовсе не хорошо для нашей дороги, которая соединяется с парком. Машины движутся непрерывным потоком с семи утра, а потом с одиннадцати вечера. Мы решили пойти туда по римской дороге, чтобы не попасть под тучу белой пыли. Нам машет сосед — он среди прочих добровольцев жарит мясо на гриле.
Большие бифштексы шипят над огромным слоем раскалённых углей. Мы встаём в длинную очередь, получаем свои гренки и тарелки с салатом и овощами. У гриля наш сосед натыкает для нас на вилки два огромных бифштекса, и мы, пошатываясь, бредём к столу, уже почти занятому. Кувшины с вином странствуют вдоль всего стола. Явился весь город. И, как ни странно, туристов тут нет, только за одним длинным столом сидят приезжие из Англии. Мы не знаем тех, с кем оказались по соседству. Они из
