Катя, не касаясь лестничных ступеней, летела вниз, боясь опоздать с подтверждением своих экстрасенсорных способностей. «Если не он — значит не он. А если он — тогда…» Она коротко чмокнула дежурную, схватила трубку.
— Сева?!
На противоположном конце долго молчали, ей пришлось повторить вопрос. На этот раз интонация получилась менее уверенной.
— Сева?
— Да. Точно. Угадала. Сева. Тебе что, кроме меня никто не звонит?
Видимо, он ещё что-то сказал, так как в трубке раздался смех, долгий, натужный.
А Кате вдруг совершенно некстати привиделись выпученные глаза Лёни Бязика, злые, подозрительные, как-будто сказано было не о возможном рождении, а об уходе из жизни. Помнится, она выдохнула. «Ты так испугался, я же не о смерти сказала, а наоборот…» Не договорила. Он — как кулаком по лицу, наотмашь: «Тебя что, кроме меня никто не трахал?»
Мерин тем временем старательно заметал свою бестактность.
— Катя, я не то хотел… Катя, ты слышишь? Я хотел… Просто удивительно: второй раз звоню и ты второй раз угадываешь. Может, дежурная мой голос знает? Или путает с кем? Тоже — Севой? У тебя сколько Сев? Кать? Ты слышишь? Катя!
— Что?
— Я говорю — у тебя сколько Сев знакомых?
— Навалом. Не успеваю раздеваться. А ты который, напомни. — Мерин окунулся головой в кипяток.
— Зачем ты… Я из автомата. Два слова: нет — нет… По службе. Как помощь… Если, конечно… Из автомата… Хотел… Вернее — думал… Понимаешь… Карта кончается… Чисто по службе… Из автомата…
Катя его перебила.
— Сева, ты с кем разговариваешь?
— Я? С тобой…
— Да-а-а? А о чём?
— Ну как… В общем…
Он замолчал.
— Ты далеко?
— Рядом. Из автомата…
— Значит так, слушай внимательно: оставь свой автомат в покое, соберись с мыслями и иди мне навстречу. Я отпущу любовника, искупаюсь и выйду. Устроит?
Ответ прозвучал без паузы, с шумным выдохом, как говорят люди, улыбающиеся во весь рот.
— К-хкхонечно!
Она взмахнула крыльями, вылетела на улицу и увидела его на противоположной стороне выходящим из телефонной будки.
Конечно, Мерин понимал всю несуразность своей затеи: не посоветовавшись ни с кем, не просчитав возможных осложнений (хотя, с другой стороны, как можно продумать ВСЕ варианты? Компьютер и тот… но это уж так, для самоуспокоения), не получив благословения Скорого, подвергать операцию такому риску — за это по головке не погладят. Даже при условии удачного исхода — в данном случае победителя будут судить. И строго. Хотя… Разве мало примеров, когда нелепые на первый взгляд импровизации на поверку оказывались единственно правильными, помогающими находить выход из тупиковых ситуаций? Да и не на отклонениях ли от проторенных дорожек держится, как бы громко это ни звучало, прогресс как таковой? Тем более что Катя — тут он мог дать голову на отсечение — «его человек» на сто процентов. Доказательств никаких, виделись всего три раза, знакомы без году неделя, но ведь недаром же установлено, что всякое действие рождает равное по силе противодействие. Не зря же, в самом деле, наука гордится этим основополагающим открытием, а посему, если он (перед собой надо уметь быть откровенным) минимум половину рабочего времени мыслями обращен в сторону этого рыжего буйства закрученных спиралями волос, то и она, очевидно, столько же часов в сутки тратит на вычёркивание из памяти его свисающей на лоб ничем не примечательной чёлки. Это, уважаемый Юрий Николаевич, уже не интуиция, а что ни на есть высшая математика или более того: физика с механикой в одном флаконе.
К тому же она будущая актриса, заставлять толпу верить любому вранью — неотъемлемая часть её профессии, а если учесть, что сказать ей предстоит чистую правду и ещё раз правду, ничего кроме правды, то успех мероприятия вроде как и не должен вызывать никаких сомнений: так, лёгкая прогулка перед многотрудностями предстоящих свершений на ниве искусства.
Они сидели за столиком уличного кафе «Студенческое».
Говорил в основном Мерин.
— Да. Жив. Жив. Кораблёв жив, Катя, без сомнений, это доказано следствием. Я не мог, просто не имел права сказать вам об этом раньше, хотя поверьте, первая, о ком я подумал, когда догадка подтвердилась, были вы.
Как-то незаметно для себя он перестал ей «тыкать», говорил почтительным, несколько даже заискивающим тоном.
— Теперь, наоборот, я не могу вам этого не сказать, потому что нуждаюсь в вашей помощи, никто кроме вас — поверьте, это не просто слова, — только вы можете помочь нам размотать этот криминальный узел. Посвящать вас во все тонкости следствия я, увы, опять-таки не могу, да вам и неинтересно, — он выдержал паузу в ожидании бурных возражений и, убедившись, что таковых не последует, продолжил. — Но есть одна не бог весть какая задумка, осуществить которую, повторяю, можете только вы.
— Почему?
Катя, наконец, раскрыла рот и Мерин, к этому моменту уже отчаявшийся услышать от неё хоть один членораздельный звук, не сразу понял.
— Что — «почему»?
— Почему только я?
— А-аа-ааа, почему только вы? Ну как… потому что… Вы ведь… Вы… Ну как? Вы, в общем…
Он неожиданно замолчал, не без удивления для себя отметив, с каким трудом даётся ему ответ на этот вопрос.
— Просто, понимаете, дело в том, что… Вы же… В ту ночь… Ну, как бы… Кораблёв и вы…
— Смелее, Сева. Вы хотите сказать, что мы с ним трахались? Да, верно. Но ведь по этому поводу вы меня уже допрашивали.
Мерин густо покраснел и так замахал руками, что едва не опрокинул на скатерть бокал с вином.
— Нет-нет, что вы, у меня и в мыслях этого… Зачем?! Я говорю, в тот вечер вы и Кораблёв… В общем… Ну-у… В общем…
— Да и в общем и в частном — всё так и было, Сева: трахались, трахались. Мы с вами это выяснили три дня назад, правда, в общих чертах. Теперь, я так понимаю, в интересах следствия вам нужны подробности? Извольте, дайте только вспомнить, с тех пор столько воды утекло. Значит вечером, вернее ночью, когда мы приехали, вроде у нас ничего и не было. Вернее сказать — всё, конечно же, было, но… как бы это поточнее… неубедительно что ли. Объясню! — Она как-то по-поросячьи взвизгнула, решительным выпадом ладони упредила Севину попытку прервать её и через короткую паузу повторила уже спокойно.
— Объ-яс-ня-ю. Очевидно, факир был настолько преувеличенного мнения о своих возможностях, что обязательный в таких случаях ритуал освобождения от одежд, хотя бы частичный, посчитал необязательным, вследствие чего довольно долго не мог понять, почему не случается то, что обычно происходит без особых хлопот и как бы само собой, с его-то опытом.
Она перевела дыхание, отпила глоток вина, брезгливо поморщилась.
— А когда все препятствия для свободы действий были устранены настолько, что и усилий-то никаких не требовалось, чихни только и вот она, цель достигнута — выяснилось, что факир не только пьян, но и спит. Сон, помнится, не был настолько глубоким, чтобы напрочь лишить его мужских проявлений при осязании обнажённой женской натуры. Но и сказать, что Морфей совсем не мешал ему выглядеть в глазах
