оживленно с ними беседует.
Матильда в нескольких скупых фразах дала понять, что желает отправиться на церковную службу, и поскольку они находились в таком отвратительном районе, как Бретейн, потребовала сопровождать ее, хотя до церкви св. Олафа было всего несколько сотен ярдов. Вдоль улиц стояли ряды дощатых лачуг, обмазанных смесью глины с соломой, крытых дерном или полусгнившим тростником. Многие из этих покосившихся и опирающихся друг на друга жалких строений были едва пригодны для жилья. Стоя в переулке, рослый человек мог, раскинув руки, коснуться ими стен противоположных домов. На залитой нечистотами, заваленной мусором и комьями грязи земле собаки, коты, крысы и куры дрались за свободное пространство с маленькими детьми, некоторые из которых едва научились ходить.
В сопровождении плетущихся сзади Гвина и Томаса де Вулф отвел жену к ее любимой церкви, после чего, с некоторым облегчением, предложил своим помощникам направиться в «Ветку плюща», дабы подкрепиться и обсудить события этого утра.
Когда они пересекали Фор-стрит, Гвин несколько раз оглядывался через плечо, после чего остановился как вкопанный и, повернувшись, спросил:
– Кто это за нами идет?
Де Вулф обернулся. На мгновение у него создалось впечатление, что он наблюдает уже виденную ранее картину, воплощение предыдущих выходок де Ридфора. Перед ним стоял человек в широкополой фетровой шляпе, какие носят пилигримы, завернутый в промокший тускло-коричневый плащ. Де Вулф вспомнил, что видел это лицо среди зевак, выглядывавших из-за стены кладбища всего несколько минут назад.
– В чем дело, приятель? – грозным голосом осведомился коронер. – Тебе нужен я?
Высокий, мощного сложения человек приблизился к нему, и Гвин шагнул вперед, опуская ладонь на рукоятку кинжала. За время своей службы коронер нажил немало врагов, и так же, как и телохранители Козимо, корнуоллец постоянно следил за безопасностью своего господина. Однако первые же слова незнакомца развеяли его опасения.
– Сэр Джон, я Бернар де Бланшфор. Мне кажется, что вы меня ожидали.
Де Бланшфор набросил плащ на экран из ивовых прутьев перед камином и опустился на скамью. На любимом столе Джона уже стоял деревянный поднос с соленым беконом и луком и несколько квартовых кружек с элем. Состоял ли этот человек все еще в ордене тамплиеров, неизвестно, однако есть мясо четвероногих животных ему дозволялось: воины-монахи считали, что солдату необходимо поддерживать свою силу, и Орден запрещал своим членам поститься. Воин поглощал приготовленные Нестой яства с нескрываемым аппетитом, что позволяло предположить, что в последнее время он питался довольно скудно. Коронер и его помощники сидели вокруг стола, наслаждаясь более скромной пищей, нежели голодный рыцарь. Неста и Эдвин крутились поблизости, то и дело поднося новые блюда и подливая эль, причем пронырливый старик скрывал свое любопытство с гораздо меньшим успехом, чем его хозяйка.
– Я прибыл сюда из Веймута вчера вечером, после ужасного переезда из Кайена, который я проделал неделю назад, – объяснял де Бланшфор, набивая рот едой. – Прошлую ночь мне пришлось провести в какой-то дыре, неподалеку отсюда, хозяин которой, жирный мерзавец, еще и обсчитал меня.
– Это Виллем-Фламандец из «Сарацина»! – возмущенно сообщила Неста, которая в этот момент стояла у края стола. – Он так заправляет своей лачугой, что из-за него все наши постоялые дворы в Эксетере пользуются дурной славой.
Коронер уже рассказал Бернару о печальной участи его друга-храмовника. Рыцарь заметил, что пошел посмотреть на похороны в церковь св. Варфоломея не из-за того, что знал, что покойный был Жильбером де Ридфором, а потому, что хотел сообщить о своем приезде Джону де Вулфу. У ворот замка кто-то сказал ему, что коронер должен быть на кладбище, однако, увидев там тамплиеров и аббата Козимо, он испугался и решил не подходить к де Вулфу до тех пор, пока не разойдутся остальные.
– Сначала я не имел представления о том, кем мог бы быть умерший, но при виде этих волков из Нового Храма и Парижа, понял, что это де Ридфор.
Пока Бернар говорил, де Вулф смог разглядеть его получше. Если Жильбер был красивым, элегантным человеком, то этот уроженец южной Франции оказался грубоватым крепким мужчиной с непосредственными, почти драчливыми манерами. Он был на несколько лет моложе Джона. Квадратное лицо украшали темные волосы и густые брови. Верхнюю часть лица покрывал загар, однако кожа над верхней губой и на подбородке была белой, выдавая то, что он недавно сбрил обязательные для тамплиера бороду и усы. У де Вулфа возникло подозрение, что де Бланшфор с гораздо большим энтузиазмом, чем де Ридфор, относится к вопросам веры, причем, возможно, это качество граничит в нем с одержимостью.
– Если бы они могли, то убили бы нас обоих, – произнес под конец рыцарь, отодвигая от себя поднос и берясь за кружку с элем. – Теперь, когда они заставили замолчать Жильбера, я буду их следующей мишенью. Но мне на них наплевать, эту тайну должны услышать все, дабы развеять миф, который правит этим миром уже тысячу лет! – В его голосе зазвучали истерические нотки, хотя он и старался говорить тихо, сопровождая свои слова опасливыми взглядами. В «Ветке плюща» в этот ранний час было всего несколько посетителей, в которых де Вулф узнал местных торговцев.
– Вы нам расскажете, в чем состоит эта тайна? – спросил коронер. – Мне показалось, что де Ридфор не жаждал ею поделиться, хотя, судя по всему, именно она и стоила ему жизни.
– Да, я это сделаю, и очень скоро. Но я хочу, чтобы этому не смогли помешать те силы, которые мне противостоят.
Хотя Джона, откровенно говоря, мало интересовали те теологические откровения, которыми желали поделиться тамплиеры-отступники, его писарь Томас буквально ловил каждое слово де Бланшфора. Он налег грудью на край стола, не сводя взгляда с рыцаря и слушая его с открытым ртом.
– Не имеет ли это отношения к отходу от святого учения, совершенному катарами и альбигойцами? – прошептал он срывающимся от волнения голосом, сжимая кружку с сидром так, словно она была последним надежным оплотом перед лицом наступающей ереси.
– Нельзя сказать, что некоторая связь присутствует, однако, по сравнению с этими воззрениями, правда эта так же велика, как Альпы по сравнению с холмиком над кротовой норой, – со зловещей торжественностью объявил де Бланшфор. Томас принялся мелко креститься, словно отгоняя от себя дьявола.
– Итак, что же привело вас в эти края и что вы намереваетесь предпринять теперь, когда здесь оказались? – поинтересовался практичный коронер, чьей главной задачей все еще оставалось разоблачение убийцы де Ридфора.
– Так же, как и Жильбер, я прибыл сюда, спасаясь бегством от гнева официальной церкви. У меня нет особенного желания становиться мучеником, поскольку мне нравится та единственная жизнь, которую мне суждено прожить. Но если мне придется умереть за правду, как Ридфору, то так тому и быть. Мы оба хотели скрыться в стране, где более терпимо относятся к верованиям, отличающимся от общепринятых, например, в Шотландии. Де Ридфор предлагал мне ехать туда, когда мы находились во Франции – стране, опасной для любого, кто хоть на шаг отойдет от жесткого диктата римской церкви.
– Тогда как вы оказались в Девоне? Это место – задворки Европы.
– Жильбер предложил его в качестве одной из точек нашего маршрута на пути в Шотландию. Мы собирались добираться через Ирландию. Попытка достичь этой северной земли непосредственно из Франции была бы очень опасна, учитывая, что предстояло пройти через всю Англию, чья территория усеяна обителями тамплиеров и разбита на епархии римской церкви. Кроме того, он помнил вас как человека разумного и слышал, что вы родом из Девоншира. Так же, как и он, я верю, что вы сможете найти способ мне помочь.
– Чего именно вы от меня хотите? – с некоторым подозрением осведомился де Вулф. Его попытки помочь де Ридфору закончились катастрофой, и ему не хотелось ее повторения.
– Я прибыл сюда лишь с намерением получить помощь, необходимую для того, чтобы я смог продолжить свое путешествие. Я хотел узнать, из какого из многочисленных портов, расположенных вдоль вашего побережья, мне лучше всего отправиться дальше, туда, куда не дотянется длинная рука ордена и инквизиции. Но, очевидно, я ошибался. Они каким-то образом узнали, куда направляется Жильбер, возможно, подвергнув пыткам какого-нибудь несчастного в Париже, которому он упомянул о конечной цели
