остальные кинулись к кораблям. Солдаты пытались залезть на борт, сталкивая друг друга с подводных камней, в страхе утонуть в набегавших волнах. Спускаясь с насыпи под прикрытием тамплиеров, де Вулф споткнулся о своего бывшего противника, который лежал на камнях, издавая стоны. Повинуясь внезапному импульсу, он сделал знак Гвину, и они без особых церемоний перекинули обмякшее тело островитянина через борт, после чего последовали за ним.
Тамплиеры, стоявшие вокруг носа судна плотным полукольцом, в последний раз контратаковали противника, несколькими удачными выпадами поразив двоих из нападавших и отогнав остальных на достаточное расстояние, чтобы успеть самим взобраться на борт. Их сразу же подхватило несколько рук, и судно, подгоняемое ударами четырех длинных весел, скользнуло на более глубокую воду. Де Вулф бросил взгляд на второй нарр и увидел, что на его борт поднимаются последние солдаты.
Увидев, что корабли противника уходят в море, островитяне стали бросать в них камнями и осыпать проклятиями. Однако через несколько минут над кораблями взвились паруса, и они стали набирать ход. Ветер продолжал усиливаться, небеса приобрели темно-серый цвет, и с них упали первые капли дождя. Оглянувшись на берег, путешественники увидели несколько тел, неподвижно лежавших на гальке, и еще несколько раненых, которые покидали поле боя на плечах своих товарищей.
– Какое жалкое поражение! Нам должно быть стыдно за самих себя, – рычал от бессильной ярости де Фалэз, потирая глубокий порез на щеке, оставшийся после удара булавой.
– Господь, как видно, не желал, чтобы в этот раз вы одержали победу, – заметил аббат Козимо, который вместе со своими телохранителями оставался на борту и с явным удовольствием наблюдал за схваткой.
– Если бы не этот неожиданный шторм, мы могли бы их победить, – буркнул Роланд де Вер, с сожалением глядя на свою белую накидку, – чей-то меч рассек вышитый на ней красный крест почти надвое,
– Нам повезло, что мы вовремя убрались, – заметил шериф. – По тропе спускался целый легион этих разбойников, и вскоре их было бы уже по двое на каждого из нас.
– Тамплиеры должны драться даже тогда, когда противника втрое больше, – отрезал Годфри Капра. – Если же соотношение меньше, чем три к одному, оставить поле битвы – значит покрыть себя позором.
Де Вулф снова посмотрел на берег, почувствовав, что палубу начинает раскачивать, – они вышли в открытое море.
– Ральф, потеряли ли мы кого-то из наших людей? – спросил он у констебля замка.
– На берегу осталось двое убитых, еще троих ранили, но ничего серьезного. Должно быть, мы сразили несколько человек с их стороны, но у меня не было времени считать, сколько.
В это время с бака вернулся Гвин. Он шагал по качающейся палубе так, словно под ногами у него была твердая земля.
– Как насчет того парня, что мы прихватили на борт? Мне пока не удалось привести его в чувство. У него на башке, в том месте, куда вы его ударили, шишка размером с луковицу.
Коронер уже успел забыть о пленнике.
– Как только вернемся в Бидефорд, бросим его в один из подвалов де Гренвилля. Если выживет, сможет сообщить нам что-нибудь полезное.
Он крепко ухватился за деревянный поручень, прислушиваясь к своему желудку, и понял, что было бы лучше, если бы их путешествие поскорее закончилось.
Как бы ни относилась к путешественникам судьба в этот день, в том, что касается ветра, она явно им благоволила. Когда надвинулась гряда облаков, южный утренний бриз превратился в сильный западный ветер. Этот ветер, а также приливное течение позволили им совершить быстрое, хотя и не очень приятное путешествие обратно в Бидефорд-Бей. Соленые брызги постоянно заливали палубу, а нарры, зарываясь тупыми носами в побелевшие волны, прыгали по волнам, как необъезженные кони.
Когда корабли подошли к входу в устье, была уже почти темно, и капитанам пришлось призвать на помощь весь свой богатый опыт и умение, чтобы благополучно войти в основное русло. Оказавшись в спокойных водах, промокшие и замерзшие путешественники испытали такое облегчение, что не смогли удержаться от бурных криков радости. Корабли обошли выступ Эпплдора и в опустившейся темноте направились вверх по течению. Путь освещался лишь рассеянным светом луны, просачивавшимся сквозь облака, да мелькали иногда тусклые огоньки, горевшие в окнах жилищ по берегам реки. Впрочем, и этого было достаточно, чтобы вскоре причалить к пристани у Бидефордского моста.
Управляющий де Гренвилля и слуги забегали по замку, разжигая огонь в каминах, чтобы высушить мокрую одежду и приготовить горячую еду. Через пару часов путешественники уже утолили голод и, взявшись за кружки с элем, принялись вспоминать события прошедшего дня, с каждым разом добавляя все новые и новые подробности.
Потом, перейдя в большой зал, они расселись вокруг устроенного в центре пола очага, из которого с ревом вылетал огонь и струился густой дым, вышибавший из глаз слезы и вызывавший кашель в груди. Впрочем, после трудного дня, проведенного в море, можно было и не то претерпеть ради благословенного тепла.
Де Вулф сидел на скамье рядом с Ричардом де Гренвиллем. Через некоторое время, устав слушать звучавшие вокруг хвастливые рассказы, коронер подумал о том, что вообще он здесь делает. Он ни на шаг не продвинулся ни в разоблачении убийцы Жильбера де Ридфора, не нашел ответа на вопрос, откуда были пираты, которые перебили почти всю команду «Святого Изана». Коронер вновь перебрал в памяти всех, кого можно было подозревать в убийстве тамплиера. Конечно, больше всего на роль убийцы подходил аббат Козимо, который, возможно, совершил это преступление не сам – сомнительно, чтобы маленький священник мог так ловко управляться с оружием, – а руками одного из своих приспешников. Вторым претендентом на роль убийцы коронер выбрал Бриана де Фалэза – как самого агрессивного и несдержанного из троих тамплиеров, который везде искал реальные или надуманные обиды. Однако затем коронер подумал, что грубоватый и прямой де Фалэз, пожалуй, вряд ли оставил бы на руках де Ридфора такие «хитрые» раны, и его мысли обратились к более загадочному Годфри Капра и предводителю храмовников Роланду де Веру. Возможно, смертельный удар по голове мог нанести и кто-нибудь вроде де Фалэза, однако, раны в боку и на руках, явно имевшие евангельские аллюзии, могли быть причинены кем- то из остальных рыцарей, может быть, уже после смерти де Ридфора. Коронер не стал рассматривать кандидатуры их сержантов, хотя, по логике вещей, ничто не могло помешать им принять участие в убийстве.
В конце концов де Вулф оставил бесплодные попытки раскрыть преступление усилием мысли и взялся за кружку с сидром. Сделав последний глоток, он вдруг понял, что де Гренвилль о чем-то его спрашивает.
– Этот тип, которого вы привезли с собой, – ну, тот, который сейчас сидит у меня в темнице… Что нам с ним делать дальше? Вы хотите взять его с собой в Эксетер?
– Нет, если отвезти его в Эксетер, Ричард де Ревелль повесит его в тот же день. У меня нет никаких доказательств, что он совершил что-нибудь плохое, если не считать того, что он сражался за своего господина, как ему и было приказано.
– Но ведь уже этого достаточно для того, чтобы его повесить! Он оказал сопротивление представителям закона на земле Девона – и не кому-нибудь, а шерифу графства и коронеру. Он пытался убить вас – на ваших доспехах даже остался след от удара.
Джон протянул свою кружку проходившему мимо слуге и сделал знак, чтобы тот снова наполнил ее.
– Полагаю, что так оно и есть, хотя я не держу на него зла за это. Это произошло в честной борьбе, и я уж точно причинил ему больший ущерб, когда ударил его по голове.
