его лица.
— Как тебя зовут?
Неожиданно комната озаряется яркой вспышкой света, и прежде чем мы снова погружаемся в темноту, я вижу, что возле мужчины стоит женщина. А потом включается верхний свет.
— Проверь сзади! — командует он, и женщина бежит к туалету.
— Я не могу найти этот проклятый выключатель! — Мужчина вытягивает шею, чтобы проверить, куда она идет. — Эти архитекторы ужасные снобы! — добавляет он и поворачивается ко мне. — Ты, — его голос твердый и выразительный, — вляпалась в та-акую передрягу!
Он рывком поднимает меня на ноги, и я задыхаюсь от боли в запястьях. Это я стою в наручниках, а не Пол. Я несмело киваю, соглашаясь с ним. Ведь я действительно оказалась в той еще передряге. Полицейского сержанта зовут Ян Маккинзи, и он просто взбешен. Он так напыщен и возбужден, словно ждал этого шанса целую вечность: он поймал взломщика в офисе Пола и сейчас повезет эту мразь в полицейский участок на своей патрульной машине! Но четыре часа спустя то, что он считал шагом, ведущим к повышению, обернулось совсем другим. Его поставил на место поразительно умный адвокат, и я едва сдерживаюсь, чтобы не открыть рот, иначе моя челюсть отвисла бы от его ораторского и интеллектуального мастерства. И этот адвокат мой зять Джон, а в настоящий момент — еще и мой спаситель. Когда Маккинзи разрешил мне сделать телефонный звонок, я растерянно уставилась на десять цифр. Мне вспомнились только два номера: мамы (она мне даже не поверит!) и Пола. Несмотря на мое раздражение и злость на него, мы с ним в одной связке. Похоже, он не спал, когда я позвонила, и не был так уж удивлен, когда я сообщила, что арестована.
Возможно, сейчас его уже ничего не удивляет.
— Предоставь это мне, — сказал он, словно я была клиентом, с которым он обсуждает финансовый вопрос.
Через сорок минут приехал Джон. Работа по ночам явно подходит для него, потому что он выглядит не таким серым, как в дневное время. Я впервые убеждаюсь, что у них с братом одни и те же гены: это заметно по его высокому лбу и волевому подбородку.
Мы с Маккинзи с восторгом смотрим на него.
— Итак, объясняю: миссис Форман вошла в здание с помощью ключей и набрала код, который ей известен, — говорит Джон, переводя сердитый взгляд с Маккинзи на меня, словно мы оба какие-то тупицы.
Я киваю и опускаю глаза на стол. Маккинзи раздраженно засовывает руки в карманы.
— Я не вижу здесь никакой попытки взлома.
— К нам поступил звонок от…
— От кого?
— Этот человек повесил трубку, прежде чем мы смогли выяснить, кто это был. Он сказал, что происходит ограбление.
— Мы все должны быть благодарны бдительным гражданам, но в данном случае это неверная интерпретация событий.
Маккинзи усмехается.
— Она пряталась под столом в темноте, да еще и с фонарем!
— И это неудивительно, учитывая, что кто-то взломал дверь посреди ночи.
Маккинзи что-то бурчит.
— У нее были при себе какие-нибудь материалы из офиса? — задает вопрос Джон.
— Это не аргумент, и вы знаете об этом!
— Что она взяла из офиса?
Тот замешкался.
— Ничего.
А я ощущаю визитку Мелоди у себя на груди.
— Можно мне сказать?
— От тебя не требуется ничего говорить, — резко обрывает меня Джон. Он не хочет, чтобы у него вырвали победу.
Маккинзи смотрит на меня с неприкрытой враждебностью, и я с трудом выдерживаю этот взгляд. В последний раз, когда кто-то смотрел на меня так, это был учитель в школе. Я всегда была правильной девочкой и шла по жизни без конфликтов. Мне нравится делать приятное.
— Я звоню вашему мужу, посмотрим, что он скажет.
Он уходит, стукнув дверью.
— Здесь есть камеры слежения, Кейт, это если ты не знала. — Джон поднимает глаза на потолок. — И микрофоны.
Он улыбается. Я знаю, что он хочет сказать: «Сохраняй спокойствие, мы поговорим об этом, когда выйдем отсюда».
— И что теперь?
— Мы ждем. В полицейских участках часто приходится ждать.
Джон роется в кармане в поисках жвачки.
— Сейчас стало намного тяжелее из-за того, что не разрешают курить, — объясняет он.
Я тоже беру подушечку из маленькой бумажной пачки.
Через некоторое время возвращается Маккинзи. Снова этот враждебный взгляд в мою сторону.
— Он говорит, что вы страдаете бессонницей. Что вы часто что-нибудь вытворяете посреди ночи и что, наверное, забыли что-нибудь важное в офисе, когда были там в последний раз. — Он говорит это саркастичным голосом и, конечно же, не верит ни единому слову из того, что сказал ему Пол. — Все так отлично складывается, что даже не подкопаешься, правда, миссис Форман?
— Если у вас больше ничего нет к этой женщине, вы обязаны ее освободить.
Джон отодвигает свой стул — это сигнал, что все закончилось.
Маккинзи вынимает руки из карманов и судорожно упирается ими в бока. Даже не знаю, кого он больше презирает, меня или Джона, а может быть, нас двоих. Со мной в школе училось много детей полицейских. Их родители запомнились мне строгими и саркастичными, прямо как Маккинзи. Они неожиданно повышали голос почти до крика, если мы осмеливались прикоснуться к стерео в гостиной или порыться в их любимой коллекции музыки. Он ненавидит меня.
Джон стоит рядом, пока я подписываю кучу бумаг на высокой стойке, забираю свой фонарик, ключи от машины и мобильный телефон. Мы вместе выходим из участка через центральную дверь. Как раз начинает светать.
— Не знала, что ты заделался криминалистом.
— Это особый случай. Мы хотим избежать огласки.
— Мы?
Джон оценивающе смотрит на меня серыми глазами, его лицо ничего не выражает.
— Пол, мы, компания.
Он вытаскивает пачку сигарет, зажигает одну и удивленно смотрит, когда я забираю ее у него из рук и делаю глубокую затяжку. Потом зажигает еще одну для себя.
— То есть ты хочешь сказать, что всегда делаешь то, о чем просит Пол?
Сейчас, когда мы вышли оттуда, стыд нахлынул на меня вместе с первыми лучами солнца, и мой приступ гнева — своего рода мера самозащиты.
— Почему ты всегда пляшешь под его дудку?
Он сжимает правую ладонь и начинает рассматривать свои ногти, сигарета его торчит вверх. Между бровей появляется глубокая складка.
— Значит, вот как ты думаешь обо мне?
Джон из тех, кто отвечает вопросом на вопрос или не отвечает совсем. Как одно, так и другое раздражает меня. Я внимательно смотрю на своего зятя. Разница между тем, что я вижу и что слышала о нем на протяжении многих лет, просто разительная. Он на девять лет старше Пола, другое поколение. Он работал юристом в рекламном агентстве и однажды на приеме в Лос-Анджелесе в честь своего самого важного клиента устроил тридцатишестичасовой кутеж с раздеванием в бассейне отеля, где они
