признания. Но мы хотим, чтобы вы помогли нам в одном деле. Вы ведь и сами терпеть не можете Кротова, правда?
— Я не знаю, кто это такой, — отрезал Алмаз Рафикович.
Поремский поморщился и небрежно махнул рукой:
— Прекрасно знаете. С вашей помощью мы засадим этого мерзавца в тюрьму. И не только его. Он ведь вел с вами переговоры от лица Владимира Сметанина, которого в определенных кругах называют Владимир Большое Гнездо? Если вы нам поможете, мы доберемся и до этого человека.
— Какой Владимир? Какое гнездо? — Алмаз Рафикович изумленно приподнял брови. — Понятия не имею, о чем вы говорите, гражданин начальник. И знаете что… — внезапно он снова нахмурился, — плевать я хотел на все ваши угрозы и просьбы. Я буду стоять на своем до конца и больше не скажу ни слова. Это все.
Нигматзянов замолчал. В течение следующих пяти минут он не проронил ни слова, после чего отправился в камеру.
— Черт бы его побрал,— в сердцах сказал Поремский. — Молчит!
— А ты что хотел? — усмехнулся Солонин. — Он же идейный. Он уже заранее, авансом определил себя в рай. Ему теперь и смерть не страшна, не то что твои угрозы.
— Ты это говоришь таким тоном, словно гордишься им, — проворчал Поремский.
— Да нет, Володь, не горжусь. Просто я видел немало таких «героев». И с большинством из них бесполезно было иметь дело.
— Что же мы будем делать? Без Нигматзянова вся наша операция идет псу под хвост.
Солонин ничего не ответил, он погрузился в задумчивость. Но тут заговорил молчавший до сих пор Камельков:
— Владимир Дмитриевич, Виктор, у меня есть одна неплохая идея! Помните, вы говорили, что если применить фантазию, то можно прижать к стене хоть самого министра обороны?
— Ну, — кивнул Солонин. — У тебя что, заработала фантазия?
— Она у меня работает безостановочно, — сообщил Камельков. — Да только чаще всего остается не востребованной из-за закоснелого мышления начальства.
— Это ты в мой огород? — иронично спросил Поремский. — Что ж, давай излагай.
— В общем, так. У меня есть приятель. Ну то есть не приятель, а так… знакомый по школе. Он, правда, был класса на два-три старше. Так вот, этот приятель после школы пошел в эстрадное училище. Он еще в школе бесил учителей тем, что передразнивал их. Причем передразнивал Очень похоже. — Заметив усмешку на лице Поремского, Миша обиделся: — Напрасно усмехаетесь, Владимир Дмитриевич. Между прочим, он теперь известный артист.
— Его фамилия случайно не Петросян? — уточнил Поремский.
— Увы, нет. Или — к счастью, нет. Но вы его все равно неплохо знаете. Он ведет по телику известную передачу. Э-э… как там она называется?.. — Камельков защелкал пальцами. — Черт, на языке вертится… «Как украсть миллион», что ли?
— «Как найти миллион», — поправил Солонин.
— Во, точно! — Камельков энергично кивнул.
Поремский и Солонин переглянулись.
— Так это что, твой школьный приятель — Пал-кин? — удивился Солонин.
— Он самый, — энергично кивнул Миша.
Поремский с сомнением посмотрел на младшего коллегу:
— А ты не врешь?
— Ни на йоту! Мы с ним были в довольно неплохих отношениях. Однажды даже подрались из-за одной девчонки, ну да это к слову. Так вот я и предлагаю: если Нигматзянов отказался сотрудничать, так, может, стоит его заменить? Ведь предварительные переговоры все равно нужно вести по телефону.
Поремский задумчиво прищурился:
— Звучит как бред, но если вдуматься… Ты как считаешь, Витя?
— А что, нормальная идея. Если, конечно, артист согласится.
— Это я беру на себя, — заверил коллег Камельков.
2
Зал был заполнен под завязку. Поремский, Солонин и Камельков сидели в десятом ряду, ближе билеты достать не удалось.
Матвей Палкин, невысокий, черноволосый молодой человек с подвижным лицом, быстрыми черными глазами и большим ртом, торопливой походкой вышел на сцену.
Зал ответил на выход артиста шквалом аплодисментов.
Матвей остановился возле микрофона и тут же вошел в образ.
— Здравствуйте, — произнес он тихим, быстрым голосом президента. — Я рад, что вы все здесь собрались. — Он обвел зрительный зал пристальным взглядом и добавил: — Все вместе. Так нам удобнее будет с вами работать. В смысле — не нужно будет посылать машину за каждым в отдельности.
Зал ответил пародисту дружным хохотом. «Президент» чуть усмехнулся.
— Я рад, что вы это так воспринимаете, — сказал он. — А то некоторые жалуются. И баланда им невкусная, и нары жесткие…
Зал вновь взорвался смехом. Солонин разочарованно дернул щекой.
— Неужели это смешно? — спросил он у Поремского.
— Главное, что похоже, — ответил тот. — По телефону бы наверняка не отличили.
— Это да, — согласился Солонин.
Пожилая дама с заднего ряда постучала Солонина пальцем по плечу и сердито сказала:
— Молодой человек, нельзя ли потише? Вы мешаете слушать!
— Извините, — ответил Солонин, покосился на По-ремского и чуть приподнял брови: дескать, видал?
Еще полчаса коллеги слушали пародии на известных политиков и шоуменов. Затем представление закончилось. Под дружные аплодисменты, заваленный с ног до головы цветами, с лицом, перепачканным губной помадой, Матвей покинул сцену.
— Не знаю, как вам, а мне понравилось! — сказал коллегам Камельков. — Особенно когда он работал под Жирика! — Миша напыжился, сделал недовольную мину и рявкнул: — Однозначно!
Солонин вздохнул, а Поремский подтолкнул Ка-мелькова к выходу:
— Топай давай, артист. Мы мешаем людям выходить.
Несколько минут спустя коллеги стояли перед хлипкой дверкой гримерки.
— Надеюсь, он нас не пошлет, — сказал Камельков и постучал костяшками пальцев в дверь.
— Войдите! — откликнулся из гримерки высокий, звучный голос.
Матвей сидел перед зеркалом и стирал с лица грим ваткой, смоченной в ароматном тонике. Завидев Камелькова с коллегами, он улыбнулся:
— А, Мишаня, заходи, заходи! Вижу, ты не один?
— Ты по-прежнему дьявольски наблюдателен, — засмеялся Камельков. — Знакомься! Этот хмурый господин — Владимир Дмитриевич Поремский. А вот этот приятный молодой человек с приветливым лицом — Виктор Солонин. Они мои коллеги.
— Очень приятно! — сказал Матвей. — Присаживайтесь, я, с вашего разрешения, пока что посижу к вам спиной. Нужно закончить начатое.
Мужчины расселись на стулья.
— Если хотите — курите, — разрешил Матвей. — Я сам не курю, но запах люблю. Сразу вспоминаю отца.
