получалось у него все лучше и лучше.
Выйдя из душа, Матвей снова прослушал пленку, выписал на лист все имена и фамилии, которые упоминал Алмаз Рафикович. Потом внимательно просмотрел справку, которую дал ему Поремский, запоминая «кто есть Who» в этом зловещем списке преступников.
Когда Матвей ложился спать, ему казалось, что он знает об Алмазе Рафиковиче все или почти все. Да и о его окружении тоже.
— Шоу одинокого мужчины начинается, — улыбнулся он и сладко зевнул.
Довольный собой, Матвей уснул крепким сном и проспал всю ночь без пробуждений и сновидений.
3
Утро было сереньким, и Нигматзянов, которого только что привезли из Бутырок, выглядел жутко не- выспавшимся.
— Что, Алмаз Рафикович, плохо спали? — вежливо поинтересовался Поремский.
— Поспишь там, — проворчал Нигматзянов. — Храп, гвалт, вонь.
— Привыкайте. В ближайшие годы ничего иного вам не светит, — утешил его Поремский.
— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Алмаз Рафикович и хмуро покосился на Матвея. — А это кто? Еще один следователь?
— Угу, — кивнул Поремский. — Стажер.
— Похож на одного артиста. — Алмаз Рафикович прищурился. — Точно. На Палкина.
— Слыхал? — весело спросил Матвея Поремский. — Ты, оказывается, похож на Палкина!
— Мне все так говорят, — отозвался Матвей басовитым голосом. — Может, мне тоже в артисты податься, а? Вместо него.
— Тебя не возьмут. Для артиста мало яркой внешности, нужен еще и талант. Ладно. — Поремский вновь повернулся к Нигматзянову и дружелюбно улыбнулся: — Так как, Алмаз Рафикович, вы не надумали нам помогать?
— Я бы рад, но не знаю как, — угрюмо ответил Нигматзянов.
— Расскажите нам о Сметанине и Кротове. И об убийстве, которое они вам заказали.
Алмаз Рафикович прищурил один глаз, как стрелок, который целится в дичь из ружья.
— Как я могу рассказать вам о том, чего не знаю? — насмешливо спросил он.
Поремский усмехнулся:
— А вы, значит, не знаете?
— Разумеется. Если бы знал, рассказал бы все без утайки. Я законопослушный гражданин.
Поремский положил руки на стол и сложил их замочком. Задумчиво посмотрел на Нигматзянова:
— Алмаз Рафикович, вы понимаете, насколько глупо себя ведете? Вы ведь защищаете не идейных борцов и не товарищей по оружию, а элементарных подонков и убийц.
— Неважно, что думает человек, и неважно, что он говорит, а важно то, что он делает, — изрек Алмаз Рафикович.
— Забавный подход, — оценил Поремский. — Только опять же очень глупый. Людей, которых вы защищаете, не интересует, кто в данный момент стоит перед ними — грешник или праведник. Они блюдут только свои шкурные интересы. Сегодня для них враг — Треп-лев, а завтра — вы. К тому же… вы слишком много знаете об их черных делах, Нигматзянов. Вы представляете для них прямую и явную угрозу, а значит, долго не проживете.
— Сладко поете, — буркнул в ответ Алмаз Рафикович. — Только ведь меня такими речами не проймешь. Я воробей стреляный и знаю, как вы умеете запудрить человеку мозги.
— Откуда такая осведомленность? — поинтересовался Поремский.
— Из телевизора, — иронично ответил Алмаз Рафикович. — Сериалы люблю смотреть. Про ментов и бандитов.
Поремский покивал головой.
— Значит, я ошибся, — задумчиво сказал он, — и вам действительно ничто не угрожает.
Нигматзянов подумал и ответил:
— Вы правы в одном, гражданин начальник. Одни люди умеют убивать, а другие умеют этим пользоваться. И те и другие остаются в живых, пока доверяют друг другу. Впрочем, это так — просто слова. Как я уже сказал, я не имею отношения ни к первым, ни ко вторым. А значит, нам с вами не о чем говорить.
— Плохо, — сказал Поремский. — Плохо, что вы так думаете. Не скажу, чтоб вы мне нравились, Нигматзянов, но все же идейных борцов, подобных вам, я еще могу хоть как-то понять. Но такие люди, как Сметанин или Кротов, не заслуживают того, чтобы жить среди людей. Это волки. У них нет принципов, у них есть только алчность и жажда крови. С вашей помощью или без нее, но я посажу этих мерзавцев.
— Тогда зачем вам нужен я? — прищурился Нигматзянов.
— Потому что с вашей помощью я посажу их быстрее. И возможно, это спасет кому-нибудь жизнь.
Некоторое время Алмаз Рафикович сидел молча, уставившись в пол и размышляя над сказанным. Затем вздохнул и поднял голову.
— Мне больше нечего сказать, — сказал он. После чего сложил руки на груди, повернулся к окну и погрузился в глубокое молчание, из которого его уже не смогли вывести никакие вопросы.
— Ну? — спросил Матвея Поремский, когда Нигматзянова увели. — Что скажете? Сможете перевоплотиться в этого субъекта или задача слишком сложная?
— В принципе для артиста моего уровня это несложно, — скромно ответил Матвей.
— Ой ли? — с сомнением спросил Поремский.
Матвей закинул ногу на ногу, насмешливо сощурил глаза и произнес голосом Алмаза Рафиковича:
— Одни люди умеют убивать, Владимир Дмитриевич. А другие умеют этим пользоваться. И те и другие остаются в живых, пока доверяют друг другу.
— Превосходно! — улыбнулся Поремский…
Все у них было готово, но какие-то неясные сомнения все же мешали Поремскому сосредоточиться и решиться начать операцию. И он понял, в чем дело.
Попросил народ выйти ненадолго, а сам набрал номер мобильника Турецкого. И когда Александр Борисович отозвался, изложил ему свои соображения. Однако встретил неожиданную поддержку шефа. Более того, Турецкий заявил, что лучше вряд ли и сам бы придумал, а если по ходу дела появятся какие- либо сложности, велел без всякого стеснения ссылаться на него. Мол, это он и дал такое указание группе. И между прочим, с санкции президента, вот прямо так, и без комментариев. Обрадованный Поремский позвал коллег и сообщил, что решение утверждено и никаких сомнений больше нет.
Камельков почему-то хитро улыбался…
4
Звонить решили из кабинета Поремского. Сотовый телефон Нигматзянова лежал на столе, рядом с инструкцией.
Камельков положил руку Матвею на плечо:
— Значится, так, дружок. Говори уверенно, но уважительно. Ты слышал, как с этим козлом
