Иоанн, Петр и Охотник вернулись поздно ночью.
— Ну что? — спросил Лука.
— Исчезли, — устало сказал Петр.
— Увезли их, — сообщил Охотник. — В карете. Запряженная четверкой и еще не меньше двух конных. Если бы не ночь, можно было бы пойти по следу.
— Теперь уже не догоним, — сказал Иоанн.
— Теперь не догоним, — согласился Охотник. — Надо с утра выезжать.
— Куда выезжать? — не понял Лука.
— В путь-дорогу. В замок Каралхо.
— И что ж мы там делать будем?
— Вампиров истреблять будем! — прошипел Охотник, приблизившись к Луке. Понял?
— Михаил, остынь! — Петр взял Охотника за плечо. — Раз я сказал, что поедем, значит так оно и будет. — Погоди-погоди, Петр, — обеспокоено сказал Лука. — Ты что ж это надумал, а?
— Надумал я вот что. Завтра рано утром отправляемся в путь. Я решил, что действительно стоит съездить к графине Ла Карди в гости и разобраться на месте, что к чему. По дороге заедем в Каменку и разузнаем там о пропавших девушках.
— А как же…
— Я, кажется, четко и ясно выразился! — перебил Луку Петр.
— Хорошо.
Севастьян смотрел на гостей, ничего не понимая.
— Ну что ж, — Петр посмотрел на хозяина и натянуто улыбнулся. — Пора отдыхать. Завтра нам предстоит тяжелый путь…
Глава 18
С того момента, как лошадь воеводы захромала и он пересел в карету управляющего, Иосиф не проронил ни слова. Он равнодушно глядел в окно, избегая взгляда воеводы. Несколько раз принимался читать предусмотрительно захваченных с собой «Героев Меча», но мешала тряска.
Воевода поглядывал на управляющего насмешливо, пряча улыбку в густой черной бороде. Наконец он не выдержал.
— Интересно пишут? — спросил он, указывая на книгу в руках Иосифа.
— Да, занимательно, — сухо ответил Иосиф, для виду переворачивая страницу.
— «Герои Меча», — прочитал воевода с обложки. — Ишь ты! Настоящие, видать, герои… Небось, головы налево и направо летят.
Иосиф не ответил.
— Скажите, господин управляющий, за что вы на меня зуб имеете? — неожиданно спросил воевода. — Зла я вам вроде никакого не делал, хулы не наводил…
— С чего вы взяли, что я к вам плохо отношусь?
— Так и слепому видно же. Постоянно от меня воротитесь, не здороваетесь никогда. Больше трех лет, как я в замке служу, а вы все делаете вид, будто меня не замечаете. Вот сидим мы с вами в карете почитай два часа, а вы еще и словом не обмолвились, зыркаете только, как бирюк. Чем я вам не угодил, не пойму? Вы скажите, чтобы я хоть знал, что ли.
— Хорошо, будем говорить начистоту.
Иосиф отложил книгу.
— Не люблю людей, которые зарабатывают себе на хлеб убийством. Я, конечно, понимаю, что подобное зло в нашем мире неизбежно, но к таким профессиям, как палач, солдат и охотник отношусь с презрением. Особенно к первым.
— Это вы меня палачом-то именуете? — криво усмехнулся воевода.
— Есть люди, которые убивают с целью заработать. И есть люди, которые от убийства получают наслаждение. Если первых еще можно как-то оправдать, то вторые, по-моему, заслуживают уничтожения.
Последнюю фразу управляющий выговорил с трудом и заметно изменившись в лице.
— А вам разве не приходилось отправлять на тот свет людские души?
— Приходилось. И еще придется. Но я выполняю… приказ. И не получаю от этого удовольствия, — сквозь зубы ответил Иосиф.
— Так-так, — покивал воевода. — Сильно вы, наверное, людей любите… Скажите, господин управляющий, вас никогда не вешали?
— В каком смысле «вешали»? — не понял Иосиф.
— В самом прямом. Знаете, есть такая штука — виселица. Не доводилось отведать подобного счастья?
— Нет, разумеется. Иначе я бы здесь не сидел сейчас.
— Хочу я вам одну байку поведать. Дорога впереди длинная, делать нечего… А история реальная, не то что в вашей книжечке. Вы не против?
— Интересно будет послушать.
Я родился в захудалом городишке под названием… А впрочем, какая разница! Возможно, родился-то я вовсе в другом месте, потому что рассказать мне об этом было некому, а сам я, разумеется, не помню. Первое, что я помню, это помойка, где мы жили. Мы — это бродяги, нищие, калеки и прочая мразь, до которой никому нет дела. Как я там очутился — не знаю. Скорее всего, родила меня какая-нибудь шлюха, да и выбросила за ненадобностью. Удивляюсь, как меня вообще не сожрали — в те годы был сильный неурожай и людоедство процветало вовсю.
Ну да ладно. На свет каким-то образом появился, а значит надо за жизнь цепляться. Помойка наша в этом отношении была не лучшим местом. Свой кусок приходилось вырывать чуть ли не из горла, нередко у бродячих собак и котов. Нередко приходилось ловить и жрать и этих самых котов, либо крыс. Собаки, те защищались.
Бывало, что получалось выклянчить какое-никакое подаяние, но чаще удавалось украсть. Подаяния у нас — привилегия Святого Ордена, бродяги никому не нужны. Большинство предпочитает спасать душу и жертвовать жирным монахам в их оловянные жертвенные кружки. Довелось нам один раз стянуть такую кружку, битком набитую мелочью. И зря, ведь преступления против Ордена в нашей стране относятся к разряду самых тяжких. Нагрянули на нашу помойку гвардейцы, навели порядок… Кого прибили, кого разогнали. Кого в холодную упрятали. Но это вообще случается редко — какой прок зря бродяг кормить? Некоторые так даже охотно бы в тюрьму отправились, особенно на зиму. Все одно лучше, чем на улице подыхать.
В общем, прикрыли нашу помойку. Пришлось мне другую «квартиру» искать. Было мне тогда лет шесть-семь, точнее сказать не могу. Я ведь и года рождения-то своего не знаю. Пошел я, значит, по городу слоняться, пристанища искать. И нашел. Был возле городского рынка один притон. Собирались там в основном воры и всякое мелкое жулье. Взял меня один карманник помощником. Я должен был шастать по рынку в самое людное время, когда народу там — не протолкнешься. Ясное дело, не просто так шастать, а кошельки из карманов вытягивать. Было у меня в этом два преимущества. Во-первых, маленький и незаметный, запросто мог под ногами пролезть в любой толпе. А во-вторых, если даже и поймают — что с меня за спрос? Ну, отвесят пару пинков, и все.
Поначалу дела шли неплохо. Я тягал кошельки, наставник мой мне предоставлял ночевку и пропитание. Но мне не повезло. Угораздило меня нарваться на городского дружинника. Только я кошелек у него срезать начал, как он меня хвать за шкирку! Давай, говорит, веди меня к своему хозяину. Я начал было отнекиваться, да ничего не вышло — знал дружинник, что такие как я, без прикрытия не работают и заставил-таки указать на того вора, что мной руководил. Больше я ни дружинника, ни наставника своего не видел.
