Свете никогда не приходило в голову, что она стала подарком судьбы для Игната. Конечно, она знала, что Игнат боготворит, любит ее, постоянно доказывая это словами и поступками. Но все-таки в глубине ее души покоилось убеждение, что это он, Игнат, осчастливил ее, обратил внимание, согрел, защитил, превратил ее жизнь в лучший из снов. Когда он первый раз поцеловал ее, Света почти лишилась чувств. Она услышала запах, давно забытый, из детства: легкая смесь табака, одеколона и еще чего-то мужского, без названия, но колючего, как щетинки на его лице, — запах отца.
— Папочка! — прошептала Света и обмякла в руках Игната.
Он болезненно скривился и едва не выпалил: «Ты меня еще папиком назови!» Хорошо, что прикусил язык. Девушка находилась на грани обморока, едва держалась на ногах. И это была, без сомнения, эйфория. От одного его поцелуя! Папочка так папочка. Многие женщины в момент экстаза вопят: «Ой, мамочка!» «Папочка» нисколько не хуже «мамочки», даже логичнее. Да и плевать ему на логику, когда такая девушка млеет в его объятиях.
Света не рассказывала маме о романе с Игнатом. Но, когда дочь приезжала на каникулы, Анна Юрьевна прекрасно видела, что Света изменилась. Порхает, поет, дурачится, смеется, чересчур восторженна. Так себя ведет только влюбленная девушка. Мама приставала с вопросами, Света отнекивалась: «У меня никого нет». Заверяла, что все у нее в порядке: сессию сдала хорошо, на работе платят регулярно, из общежития переехала, снимает с подружками квартиру. Света долго не задерживалась — два-три дня и уезжала, ссылаясь на то, что официанткам длинных отпусков не дают, а за эту работу надо держаться. На самом деле Света давно бросила работу в кафе, Игнат снял ей однокомнатную квартиру, свозил в Париж и в Рим, зимой они летали погреться на тропическом пляже и покупаться в лазурном море.
Мама несколько раз звонила Свете на сотовый телефон, включался автомат и что-то говорил на иностранном языке. Когда мама, наконец, дозвонилась и поговорила с дочерью пять минут, со счета сняли несусветные деньги — четыреста рублей. Мама возмутилась и отправилась в телефонную компанию. Там ей ответили, что операция по списанию средств со счета произведена в соответствии с тарифом на международный звонок. Анна Юрьевна настаивала на том, что за границу не звонила, утверждала, что произошла ошибка, требовала вернуть деньги. В итоге ей дали компьютерную распечатку, из которой следовало, что и момент звонка дочь Света находилась на Мальдивах.
«Где это? — спрашивала себя Анна Юрьевна по дороге домой. — Как ее занесло на Мальдивы? Почему мне ничего не сказала?» От нехорошего предчувствия сжималось сердце. Мама решила ехать в Москву. Но вырваться смогла только через пять дней, поменявшись уроками с другими учителями. Свету мама не предупредила, хотела нагрянуть внезапно. Это ей удалось в полной мере.
Едва поезд прибыл в столицу, Анна Юрьевна набрала номер Светы:
— Здравствуй, дочь! Скажи мне свой адрес!
— Мама? Привет! Зачем тебе мой адрес?
— Я стою на Курском вокзале.
— Почему? — растерялась Света.
— Приехала тебя навестить. Ты не рада?
— Да, да! Конечно, рада.
Дочь продиктовала адрес и объяснила, как добраться на метро.
Свету давно мучило, что она скрывает от мамы свои отношения с Игнатом. Он не просил соблюдать тайну. Игнат был безразличен к окружению Светы: ее мама, родственники, подруги, преподаватели в институте не попадали в сферу интереса или даже любопытства Игната. Ему нужна была Цветик в изолированном варианте, без шлейфа родственных или дружеских привязанностей. Света не говорила маме об Игнате из чувства самосохранения, интуиция подсказывала, что маме очень не понравится ее связь с великовозрастным мужчиной. Но когда-то мама должна узнать правду, и сейчас самый подходящий момент.
Света трусила, она уже привыкла прятаться за спину Игната, поэтому позвонила ему:
— Ко мне мама едет. Я боюсь.
— Она кусается или имеет обыкновение пороть тебя?
— Что-то вроде этого.
— Серьезно? — поразился он.
— Не в буквальном смысле, но вполне действенно. Игнат, я боюсь! — повторила Света.
— Через час буду у тебя.
Мама приехала раньше. Прошлась по квартире. Мама думала, что студентки снимают дешевое жилье на окраине. А тут была уютная квартира-студия с выгороженной кухонькой и единственной большой тахтой. Другими студентками здесь и не пахло.
— Сколько стоит эта квартира? — спросила мама.
— Сорок пять тысяч рублей в месяц. — Света решила быть во всем откровенной.
Мама резко развернулась и уставилась на дочь. Сумма в три раза превышала месячный оклад Анны Юрьевны.
— Тебе снимает эту квартиру любовник?
— Ее снимает человек, которого я очень люблю. Игнат замечательный, самый лучший! Мама, я счастлива! Порадуйся за меня!
— Радоваться тому, что дочь стала содержанкой?
— Не говори так! Мы любим друг друга. И разве лучше было бы, поселись мы в трущобе?
— Живи хоть во дворце. Но если ты скрывала вашу связь от меня, значит, тут не все чисто. Почему ты врала мне?
— Я не врала, просто не говорила.
— Это одно и то же. Он женат?
— Да.
— И разводиться не собирается?
— Я не знаю.
— Как это не знаешь?
Света действительно никогда не спрашивала Игната, собирается ли он жениться на ней. Было видно, что Игнат безумно любит ее; чтобы не расставаться со своим Цветиком, он отдал бы все. Вернее, не все. Какой-то маленький, но очень важный якорь держал Игната в семье.
— Мама! Почему ты не доверяешь мне? Почему не хочешь разделить мое счастье?
— Посмотрим на твое счастье.
Чтобы на него посмотреть, Анне Юрьевне было достаточно повернуть голову. Игнат, открывший своим ключом входную дверь, незаметно вошел в комнату.
— Мама, это Игнат! — представила его Света и замолкла, не успев назвать имя мамы.
Мама вдруг испустила отчаянный стон, схватилась за горло. Игнат вздернул брови: на него никогда не смотрели с подобным ужасом и гадливостью. Он даже невольно провел рукой по щекам — не покрылся ли прыщами.
— Старик! — прошептала мама. — Опять!
— Что значит «опять»? — строго спросил Игнат. — И кто старик? Почему вы смотрите на меня как на урода?
— Опять, — эхом отозвалась Света.
Она как будто бы снова оказалась в кабинете директора школы, где мама, обычно сдержанная и строгая, клокотала от ярости.
Эффект дежа вю обрушился и на Анну Юрьевну. Только теперь не было сомнений в характере отношений дочери и этого старика.
Не отвечая Игнату, Анна Юрьевна быстро заговорила, обращаясь к дочери:
— Светочка! Ты больна! У тебя геронтофилия, тебя тянет к пожилым. Это можно вылечить, я найду специалистов.
— Я здорова!
