— Все понимаю, — вздыхал человек.
— Я уже целая тетка, а ты меня все за ребенка считаешь, — сопнула носом Натка. И обняв Евгения, уткнулась в плечо:
— Папка, ну пусть я дерьмо, но я есть у тебя. И ты меня любишь. Иначе, кого бы дубасил, за кого переживал бы, кто б тебе нервы намотал как ни я? — поцеловала в щеку:
— Знаешь, я устала от Чижова! Он сам себе не верит, что способен на ребенка. А ведь мне от него ничего не нужно. Ни фамилии, ни квартиры, ни его денег. Он заранее запасся справкой о бесплодности, но для чего? От кого решил оградиться? Ведь без причин такую справку не получают. И дают ее по запросу.
— Теперь это не так, Наташка, хотя кто его знает, за чужого человека никто не даст гарантию. Может, и зять имеет на стороне озорных подружек. Как мужика осуждать не стану. Но ты права, без причины такими справками не обзаводятся. Это верно! — почесал затылок и сказал:
— Но ты, девка, дрянь редкая! Сама про то знаешь! Отмочила, стерва! Не знаешь, чей у тебя ребенок, от кого зацепила, разве не сучка?
— Чего лаешься? Как с вами разобраться? Вконец запутаешься, если один негодный, а другой в гондоне ходит. Вот и пойми, чье дитя? — встряла Валентина.
— Да хрен с ними со всеми! Сами вырастим ребенка! Оно и впрямь, пора Наташке родить, — выдохнул мужик, добавив грустно:
— Вот только Захарию что скажу? Этот не поймет и не признает мальца. О Натке слышать не захочет. Так и назовет шалавой, а нас всех придурками за недогляд. Он бабам не прощает распутства.
— Слава Богу, мы от него не зависим ни в чем! Сам на себя глянул бы. На старости лет вовсе с ума спятил, вконец истаскался, — поджала губы Валентина.
— Ему не рожать! — едко заметил Женька.
Наташка уже легла в постель, когда позвонил Николай Иванович. Узнав, что заночует у родителей, успокоился, попросил завтра быть дома. Наташка поняла по тону, что у мужа какие-то неприятности, но по телефону он о них говорить не хочет.
Чижов, на другой день вернулся с работы мрачный. Отказался от ужина и кофе, долго сидел на балконе. На вопрос Наташки ответил коротко:
— Да так, мелочи! Не обращай внимания.
А позже рассказал что произошло:
— Зашли в кабак после работы. Помянули Федьку. Год исполнился, как не стало человека. Решили не засиживаться, выпить по рюмке коньяку, все на том. Ведь, честно говоря, забыли, за целый день закрутились в делах. А вышли из штаба и вспомнили. Стыдно стало. Столько лет дружили…
— Я и не знала, что он умер! — ахнула баба.
— Сердце подвело прямо в пути. Поехал в командировку и умер в поезде. Так бы и не узнали, если б не проводница. Пришла разбудить, а он готов. Вот такая она наша жизнь. Где приловит смерть, никто не знает.
— Ну так это ж давно прошло! Чего ж теперь переживать? Федю уж не вернете, — вспомнила баба.
— Не в том дело. Мы с Никитой и Глебом наверх поднялись. Чтоб самим, отдельно от всех, помянуть человека. Нас в кабинет провели, мол, тут никто не помешает. Мы и обрадовались. А здесь, ну, как назло, вышел Никита по своим делам и встретил знакомую. Они давно не виделись, вот и пригласил к нам за стол. Та подружек притащила, — поморщился Чижов:
— Посидели с час, не больше того. Но какая-то тварь сумела сфотографировать. Естественно, мы о том ни сном, ни духом. А утром всех вызвали к начальству! Перед генералом на столе снимки, — побагровел полковник.
— А вы что не люди? Не имеете права отдохнуть после работы? — удивилась Натка.
— Милая наивность! Если б не Никитины подруги, никто на снимки и не глянул. А тут бабы! Зацепа для всех! А тут как раз эта кампания по сокращению командного состава. Теперь дошло?
— Нет! Где бабы, причем сокращения?
— Кто-то крамолу усмотрел в снимках.
— Бабы были голые?
— Да что ты! Ни в коем случае!
— А с чего кипеж? — не поняла Натка.
— Ну как же, с посторонними женщинами узрели. Хоть там придраться не к чему Никаких вольностей. А вот прицепились, что после работы пьянствуем в обществе малознакомых женщин. Устроили нам разнос такой, что места было мало. И никто никаких объяснений не хочет слышать. Разве не обидно, отчитали, выругали как сопливых пацанов. Нас курсантами так не склоняли. И самое обидное — ни за что! Ни причин, ни повода к тому не было! — возмущался Чижов искренне.
— Ага! Тебе обидно? Ни за что получил! А как мне от тебя досталось? И тоже ни за хрен собачий! Но ты не беременный. А мне чего наговорил? Во всех грехах обвинил! Как это передышать, подумай!
— Но и у меня справка!
— А у меня беременность!
— От кого? — побледнел Чижов.
— А тебе для чего те справки? От кого защищаешься? От генерала? Кто с тебя алименты требует? Я к тебе претензий не имею, и ничего не попрошу, будь спокоен, Коля, я сама ребенка выращу, без твоей помощи.
— Дело вовсе не в деньгах, дура! — вспыхнул человек, потеряв терпенье.
— Тебе все можно! Приезжать с засосами, приходить в помаде, кутить с бабами в ресторане, и слова тебе не скажи. Мне на лестничную площадку выйти нельзя. Скоро на балкон запретишь появляться. К кому меня ревнуешь? Я и так живу как птица в клетке. К своим раз в месяц появляюсь. О подругах вообще молчу. Рабыней у тебя живу. Что я тут вижу? Все время в четырех стенах. Осталось на цепь посадить. Я только и обслуживаю тебя! Надоело, все, с меня хватит!
— Ну, поделился на свою голову! Ведь совсем о другом говорили. Зачем все в кучу свалила, кто тебя чем попрекнул сегодня? Все обговорили, сама разворошила. Чего ищешь повод для ссоры? И так тошно, к чему добавляешь? Я с тобою как с женой поделился. Сама спросила, теперь за откровенность схлопотал. Ну, спасибо, проучила…
— У тебя все без последствий кончится! А у меня, как знать.
— Кто сказал, что без последствий? Уже намекнули на рапорт об отставке. Это ты представляешь, уйти в отставку раньше времени и с такой формулировкой, да еще в моем возрасте!
— И что? Подумаешь, мужиком уйдешь, не пропойцей или наркоманом, не ворюгой иль мошенником! Да твоей формулировке весь генералитет позавидует. Их выгонят по старости, а тебя — в резерв, в запас!
— Какой запас? В отставку выпрут! — рассмеялся невольно. И спросил:
— Чуешь разницу? В отставку, это на пенсию.
— И Глеба с Никитой?
— Всех одной сраной метлой обещали вымести. Генерал с час бесился, разносил нас в клочки. Говорил, что ни одного не потерпит. Но главное, такое в личное дело влепит, что до самой смерти опозорит.
Они еще долго сетовали всякий на свои беды:
— Мне тоже на работе досталось на орехи. Начальница вызвала с утра и клизьму с битым стеклом всадила по самое горло.
— А за что? — спросил Чижов.
— Да баба к нам года три ходила. Все заявку на мужика подавала. Сама, ну, сущая уродка! Рост почти два метра. Представляешь такую каланчу! Саму за швабру одетой можно спрятать. Рожа, как у козы подхвостница. Ноги такие, что старая кляча против нее балериной смотрится. Короче, на харе только нос и уши. Ни грудей, ни задницы в помине нет, даже под микроскопом не разыщешь. Вместо волос на башке обтрепанный веник. И вот это чмо размечталось о принце, да еще зарубежном. Чтобы он был богатым и при всех мужских достоинствах и без интимных связей в прошлом!
