сердечность. Выручила Вика, крикнув звонко:
— Картошка готова!
— Все к столу! — взял Николай Линду под руку и усадил рядом. Он сам чистил для нее картошку, обжигался, морщился, но спешил, знал, что печеная картошка вкусна пока горячая.
— Ешь, — подвинул солонку, хлеб, салат. Пока не наелись, молчали, рты были забиты. Когда картошка закончилась, решили вечером повторить. Восторгам не было конца.
— Мы теперь будем часто есть печеную картошку. Она восхитительна! — говорили женщины, и Линда переводила их слова.
— Откуда знаете русский язык? — спросил ее Николай.
— Мои родители из России. А точнее: бабушка с дедом. Они жили в Одессе. Потом уехали в эмиграцию вместе со всеми. Дед имел в России свой бизнес, кондитерскую фабрику, пивзавод. Ну, еще мануфактуру. Все это отняли большевики и дед не стал ждать, когда вместе со всем заберут главное — жизни. Взял что смог. Вот так они оказались в Париже. Но вскоре переехали в Германию, там было спокойно, и дед открыл свое дело. Но снова не повезло. Появился Гитлер, запахло войной. Сколько скитались мои родители в поисках спокойного уголка, где можно было бы перевести дух…
— Линда! Глуши политику! Она очень скучная баба! — перебил Джим и напомнил:
— Мы на отдыхе!
Женщина сразу умолкла.
— Линда! Давайте я покажу вам родник! Из него будете брать воду для питья и кухни. Чудесная вода! Я всегда привожу ее в город. Вернемся, сварим на этой воде кофе, и вы сразу почувствуете разницу! Потом сами будете ходить за нею!
— А почему без вас? — удивилась женщина.
— Мне нужно вернуться в город. Там работа, квартира, друзья.
— И жена?
— Я в разводе.
— И я разведена.
— Это ваши дети? — указал на парней.
— Нет, они сыновья Эльзы. У меня нет детей. Не повезло с ними, — вздохнула Линда тяжко.
— Одна живете?
— С мамой. Она совсем старая. Я так боюсь за нее. И хотя крепится, пытается держаться, но годы дают знать о себе.
Они шли к роднику по высокой траве, между кустов и деревьев. Линда слушала голоса птиц, любовалась цветами.
— Нарвите себе букет, — предложил Николай.
— А ругаться не станут?
— Нет! Цветы, как и птицы, общая радость. За них не бранят и денег не берут. Жизнь наша и без того короткая. Зачем ее омрачать?
— Коля, а меня дома все зовут Лидой. Это русское имя, мне мой дед так говорил. А Линдой отец назвал. Ему это имя нравится.
— Ну, вот мы и пришли, — указал на родник.
Линда пила воду из ладоней, став перед родником на колени. Вставая, оперлась на руку Николая. Завороженная смотрела, слушала тихую песню родника:
— Знаете, я археолог. Во многих странах бывала с экспедициями. А в России — впервые, да и то с частным визитом. Давно хотела сюда приехать, но не получалось, откладывалось, срывалось. Много слышала о России. А теперь своими глазами увидела. Трудно будет уезжать. Мне с каждым днем все роднее становится моя родина. Нет, ее не забывали, мы глушили в себе боль по родным местам. Знаете, как это трудно! Мой дед часто, сидя у камина, вспоминал и плакал. Хотя он был очень крепким и смелым человеком. Но даже во сне видел свою Одессу. И тогда становился слабым, как ребенок. Мне обязательно надо там побывать.
— Я не одессит. Не знаю тот город. Я люблю свой Смоленск. И он мне кажется самым лучшим на земле. Хотите, я покажу его вам. У нас много удивительных уголков. Не пожалеете. Мой Смоленск небольшой, но он старше Москвы. Ему больше тысячи лет.
— Коля! Если будет возможность, я не откажусь. Но только ни в эти выходные. Они уже заняты другими делами. А посмотреть Смоленск хочется не спеша, основательно. Верно говорю? — глянула на Николая вприщур и спросила:
— А к себе в гости пригласишь?
Человек невольно стушевался и подумал:
— Куда же дену свой облезлый диван? Он такой страшный и скрипучий, что когда я на него ложусь, соседи хором спокойной ночи желают. А и выкинуть нельзя, где Иван будет спать? Может прикрыть каким- нибудь покрывалом, чтоб до икоты не напугал гостей?
— Николай, так пригласишь к себе в гости? — повторила вопрос Линда.
— Непременно!
— А я приглашу к себе в Стокгольм! У меня из окна хороший вид на город, все как на ладони.
— Мои окна выходят во двор. Там старики сидят на скамейках. Вспоминают молодость. Никакой экзотики. Лишь одно окно смотрит на улицу. Там машины, автобусы, спешащие люди. Сплошная проза жизни. Движенье и ночью не стихает. Но я уже привык… И не чувствую неудобств.
— А я люблю, когда мимо моего окна летают птицы. Мне кажется, что они зовут меня с собой.
— Ну, у меня этого добра хоть отбавляй. Воробьи все подоконники загадили. И голуби каждое утро прилетают, стучат в окно, жрать просят. Дочки их приручили. Теперь стаями возникают. Стоит открыть окно, они в квартиру летят без приглашенья. Совсем освоились, никого не боятся. Чувствуют себя будто в родном гнезде, — бурчал мужик.
— Значит вы хороший человек! Птицы к плохим не залетают.
— Обычный, такой, как все! — смутился Николай под пристальным взглядом Линды. Он взял канистры с водой, не спеша вышел на тропинку, Линда шла следом, шаг в шаг, он даже чувствовал ее дыхание на своем затылке.
— Линда! А ты любишь сидеть ночью у костра?
— Конечно! Я же археолог. А ночью у огня быль и небыль сплетается то в песню, то в сказку. Только успевай услышать и запомнить все, чтоб не обронить и не забыть во сне…
Николай уехал в город вечером. Девчонки, провожая отца, просили его не беспокоиться о них. Но человек заметил, что младшая дочь все время держится рядом с Артуром, и постоянно говорит о нем:
— Анжела, не увлекайся этим парнем. Он не из наших ребят. Не забивай себе голову, не бери его в душу. Скоро вы расстанетесь, и быть может навсегда. Зачем тебе лишняя боль?
— Пап! Я пока не люблю. Он мне просто нравится. Прикольный пацан, — ответила дочь.
— Ты даже языка не знаешь, как будешь с ним общаться?
— А мы без слов понимаем друг друга, — насторожила Николая. И, указав на Линду, заметила:
— А тебя здесь будут ждать.
— Ты о чем? — удивился человек.
— Ни о чем, а о ком?
— Говори понятнее!
— Ты что? Не видишь, что на тебя зависла Линда. И у вас уже начался роман.
— Ничего подобного. Не преувеличивай. Мы немного пообщались и все на том. Никаких отношений не может быть. Мы это хорошо понимаем.
— Пап! А зачем она напросилась в гости?
— Из любопытства. Это отличительная черта всех женщин независимо от национальности. И Линда не исключение.
— Почему другие на тебя не запали, хотя тоже бабы? — прищурилась хитро.
— Они старые. Их больше интересует дача!
— Пап, давай не будем врать друг другу. Я вижу, что она тебе по кайфу.
— Женщина как женщина. С чего ты взяла? Я вовсе не собираюсь завязывать с нею какие-то
