его не грызет. И старики спокойны, сын на глазах. А наш болван романтики захотел. Вот и получил ее полные штаны! Ладно бы в армии служил, как все нормальные мужики. А то зэков охраняет. Знакомым только по пьянке скажешь, по трезвой признаться стыдно. Для этого столько учился дурак! — сетует мужик.
Ему обидно, что Алешка не послушался и поступил по-своему. Отец поначалу упрекал сына. Тот замкнулся, перестал доверять, делиться и советоваться. Так и расстались на непонимании, холодно, словно чужие. Теперь бы рад вернуть то время, а как?
Далеко Алеша. Письма от него идут неделями. Клара каждый день выворачивает наизнанку почтовый ящик. Когда выуживает письмо, домой на рысях мчится. В семье каждый раз праздник, когда приходит весточка от сына. Клара мигом оживает, становится улыбчивой, покладистой, доброй. Тут же садится писать ответ. И снова ждет. Но через неделю сдает сердце бабы, и опять ночи становятся бесконечными.
— Степушка, милый, родной, давай съездим к сыну. Давно не виделись с ним. Вся душа изболелась. Хоть недельку с сыном побудем. Не хочу на море! Какой отдых, если душа болит. Ее море не вылечит. Хоть взглянуть, побыть с ним, поговорить. Пойми, мать я! Сердце болит по ребенку! — просила жена, и Степан не выдержал, согласился, уступил бабе.
Алешка, узнав о намерении родителей, обрадовался, позвонил среди ночи, объяснил, как к нему добраться и несколько раз спросил:
— Это правда? Вы не передумаете?
Степка перед отъездом предупредил друзей, что поедет к Алешке. Сколько пробудет у сына, не загадывал. Ответил, что не знает, как сложатся обстоятельства. И набив отборными деликатесами рюкзак, взял с собою немного барахлишка себе и Кларе, заспешил на самолет.
В аэропорт их проводил Иван. Об одном попросил:
— Берегите друг друга. За квартиру не беспокойтесь. Доглядим…
В Сибири Степка с Кларой не были никогда. Потому оба с любопытством смотрели в иллюминатор, пытаясь разглядеть, что ждет их внизу?
Алешка обещал встретить рейс, если ничего не помешает, и слово сдержал. Подскочил прямо к трапу. Бросился к отцу, к матери, обнял.
Возмужавший, совсем уже взрослый человек. Он очень изменился, но все же остался тем же своим, самым родным, лопоухим, губастым мальчонкой, так похожим на Степана.
Он подвел их к машине, быстро определил багаж. И подсадив Клару в «уазик», устроил ее рядом с собой, сам сел «за баранку».
— Уже машину научился водить? — удивился Степан.
— При моей работе — это первая необходимость! — отмахнулся Алешка и повел «козла» легко и уверенно.
Сын сразу предупредил родителей, что им придется пожить в зоне, за колючей проволокой, поскольку до ближайшей Серебрянки чуть больше полусотни километров, а мотаться туда по бездорожью каждый день, далеко не подарок.
Оно и впрямь, едва выехали за город, машина поскакала по ямам и кочкам. Даже говорить стало трудно, того гляди, откусишь собственный язык. Степан головой подскакивал до крыши, Клара еле удерживалась на сиденьи. Женщина смотрела на сына, иногда любопытно глядела в окошко машины на пробегавшую мимо тайгу, на могучие вековые деревья, нехоженный, дикий лес.
— Смотри, сколько грибов! Видишь, подосиновиков как много! Давай остановимся, наберем! Когда приедем, сразу пожарю! Помнишь, ты с детства любил жареные грибы! Да и мы с отцом давно свежих не ели!
— Мам! Этого добра здесь на каждом шагу! Не стоит время тратить. Тут нельзя останавливаться. Неподалеку идут лесозаготовки. Зэчки работают. А потому, «не дразни гусей». За грибами отвезу, если захотите, в другое место. Там спокойно. Собирай, сколько хочешь. Никто не помешает.
— Да брось пугать, Алешка! Что мне сделают бабы, пусть они и зэчки! Я им ничего плохого не утворила и не обидела. Поверь, никому я не нужна!
— Мам! Ты только едешь ко мне. А я здесь знаю все. Если говорю, поверь, не случайно! — нахмурился Алешка. Лицо стало строгим.
— Ну, ладно, будь по-твоему. Не хочешь, не надо, — согласилась Клара. И вдруг вскрикнула от восторга:
— Ребятки! Смотрите! Рябина уже поспела. Такая красная! Из нее начинка на пирожки отменная получится! У нас в Смоленске рябина совсем зеленая! А тут уже готовая! Что значит Сибирь! — восторгалась женщина.
Степан, глядя на тайгу, скучал. Он всегда был равнодушен к лесу и на деревья смотрел по-своему: сколько из них досок можно напилить, из каких выложить сруб на баньку. Другое человека не интересовало.
Не доезжая до зоны десятка километров, машину остановили двое вооруженных солдат. Заглянули внутрь, узнали Алексея. И все же проверили багаж, извинились.
Алексей дал им по пачке сигарет. И спросил:
— Все ли тихо?
— Какое там? Сегодня, часа три назад, двое слиняли. Шмонают их с собаками. Все тропинки перекрыли. Конечно, накроем, никуда не денутся. Но погоню жаль. Вымотаются пацаны!
— Всех, как только доставят, в штрафной изолятор на месяц! — посерело лицо Алешки.
— Это само собой!
Позвал Алешка родителей из машины, посоветовал размяться, опорожниться, подышать лесным воздухом. Сам присел рядом с солдатами, закурил. О чем-то заговорил в пол голоса.
Степан с Кларой вскоре вернулись в машину. Ждали сына. Тот уже привстал. И вдруг, глянув в сторону, сорвался с места, позвал за собою ребят. Солдаты помчались в тайгу, стреляли вверх, потом исчезли в кустарнике, откуда раздались крики, визг.
А вскоре они вывели из леса двух женщин. У обоих руки завернуты за спину. Волосы спутались, закрыли лица.
— Они? — спросил Алексей.
— Конечно! Наши уже далеко отсюда лес валят. Эти, видимо, сбились! Болото обходили, потеряли ориентир, — сказал молодой, белобрысый парнишка и повыше завернул руку пойманной бабы. Та взвыла. Обругала солдата по-черному, матом. Тот рассмеялся.
— Сейчас «браслетки» принесу. Кажется, есть в багажнике, — вернулся Алексей с наручниками и сам надел их бабам.
— Дайте им передохнуть десяток минут и бегом в зону гоните! — сказал жестко.
Женщины убрали волосы с лиц, повалились на траву, затравленно, испуганно смотрели на солдат и на Алешку.
— Приключений захотелось?
— Своих думали проведать. Страсть, как соскучились. Дома дети! А мы тоже люди…
— А у меня старая мамка. Одна мается. Не знаю, жива ли она нынче? Писем от нее три месяца нет.
— Вот и получите дополнительные сроки за попытку к побегу, — прервал Алешка.
— Мы и не собирались убегать. Только бы глянули на своих и бегом назад воротились бы! — оправдывалась белокурая, голубоглазая зэчка, с тонкими, изящными чертами лица. Она просяще, с мольбой смотрела на солдат, на Алексея. Но тот ответил, как отрубил:
— Кому лапшу на уши вешаешь? Или не знаю тебя? Это твой третий побег! В этот раз за все прежние получишь! И не распускай тут сопли. Ими никого не проймешь! — повернулся к солдатам и сказал:
— Свяжитесь по рации со своими. Пусть остановят погоню и возвращаются в зону. Скажете, что взяли обоих, — вернулся Алешка в машину.
— Сынок! Какие хорошенькие у вас женщины. Особо эта блондинка. Ну, прямо кукла. Ни баба, картинка, глаз не оторвать! Зачем ее в зоне держать эдакую красотку? Будь я помоложе, приволокнулся бы за нею! — сказал Степка.
