К этому необычному своей циничностью письму было приложено медицинское свидетельство, подтверждающее девственность юной особы. Как следствие, через несколько дней «чудо свежести» уже жило в «Оленьем парке».
Подобная предупредительность подданных была по душе Людовику XV, у которого таким образом появилась возможность буквально каждый вечер наслаждаться новой прелестницей. И что удивительно, подобное не только никого не шокировало, но и даже считалось чем-то само собой разумеющимся. Впрочем, светская жизнь при дворе Людовика XV и не подразумевала ничего иного, кроме праздности и удовольствий.
Казанова характеризует французского короля следующим образом:
«Людовик XV был велик во всем и не имел бы вовсе изъянов, когда бы льстецы не принудили его их приобрести. Как мог он знать, что поступает дурно, если все в один голос твердили, что он лучший из королей?»
Среди дворцовой суеты и блеска царила поразительная сердечная пустота. По всей видимости, даже понятия о греховности того или иного поступка в те времена были совершенно особенными. Да и весь образ мыслей был таков, что любовь сделалась столь нескромной и доступной, что отношения между мужчиной и женщиной завязывались часто даже без всякой нежности друг к другу, а просто из удобства и физиологической потребности. При этом возмущало всех лишь поведение маркизы де Помпадур. Это и понятно, ведь она была во дворце инородным телом в прямом и переносном смысле этого слова, а, как известно, «что позволено Юпитеру, то не позволено…» Каждый мог продолжить эту фразу в зависимости от своего местоположения по отношению к этому самому Юпитеру.
И в эту страну Казанова приехал, чтобы начать новую жизнь! Определенно он сделал не самый правильный выбор…
Кстати сказать, находясь в Париже, Казанова оказался еще раз замешан в историю взаимоотношений Людовика XV с его многочисленными женщинами. Но сначала он совершенно случайно повстречался с венецианской певицей по имени Джульетта, с которой раньше был знаком. В Париже она находилась под именем мадам Кверини. Казанова был изумлен, увидев ее, и она изумилась не менее. Она была под руку с маркизом де Сен-Симоном, адъютантом принца де Конти.
— Вы здесь? — удивился Казанова.
— Да, и я приехала, чтобы увидеть короля. Он меня не знает, но завтра наш посланник представит меня.
Пока они тихо разговаривали, вдруг появился король в сопровождении герцога де Ришельё. Он прошел мимо, но, заметив пресловутую мадам Кверини, навел на нее лорнет и сказал так, что Казанова услышал его слова:
— У нас здесь есть и покрасивее.
Потом Казанова отправился к венецианскому посланнику и нашел у него большое общество, и там опять он увидел Джульетту, которая сидела рядом с хозяином дома. Завидев Казанову, она стала осыпать его любезностями, что было удивительно, ведь особо любить его у нее не было никаких резонов.
Как выяснилось, она и тут представилась всем госпожой Кверини, то есть женой венецианского патриция Стефано Кверини.
— Я и не знал об этом, — сказал венецианский посланник.
— Однако же тому уже два года, — уверенно ответила Джульетта.
— Это правда, — подтвердил Казанова. — Во всяком случае, два года назад генерал Бонифацио Спада представил госпожу Кверини под этим самым именем всему дворянству Чезены, и я имел честь при этом находиться.
Когда Казанова уже собирался уходить, венецианский посланник под каким-то предлогом отвел его в другую комнату и спросил, что говорят в Венеции об этом браке. Казанова ответил, что лично он о нем ничего не знает. Более того, он слышал, будто бы старший из семейства Кверини собирается жениться на Марине Гримани.
— Завтра же напишу в Венецию, — сказал Казанова, — и расскажу о том, что Джульетта представляется здесь всем как мадам Кверини.
— А разве это не так?
— Не знаю, но вы же именно так будете представлять ее завтра самому Людовику XV…
— А кто вам сказал, что я ее буду представлять?
— Она сама.
— Странно, я ничего об этом не слышал. Должно быть, она имела это в виду, но потом передумала.
Тогда Казанова передал ему в точности слова, которые он услышал из уст короля, и посланнику стало ясно, отчего у их соотечественницы пропала всякая охота быть представленной.
А потом появился господин де Сен-Кентен, тайный министр короля по особым поручениям, и рассказал, что у короля Франции «дурной вкус», ибо он нашел венецианку не красивей других придворных дам.
На следующий день рано утром Джульетта покинула Фонтенбло. При этом она со смехом сказала, что пошутила, назвавшись госпожой Кверини, и просила впредь называть ее «настоящим» именем — графиня Преати.
Как потом выяснилось, не имела она отношения и к семейству Преати, а в Париж приехала, чтобы попасть «в обойму» короля. Для этого она начала усиленно плести интриги. Сначала свела с ума Антонио Дзанки, секретаря венецианского посольства, человека учтивого и благородного. Она влюбила его в себя, и он изъявил готовность на ней жениться, но она обошлась с ним столь жестоко, что бедняга лишился рассудка и вскорости умер. Женщиной она была видной и нравилась многим, но свой выбор остановила на маркизе де Сен-Симоне. Она хотела выйти за него замуж, и он бы женился, если бы она не дала ему ложных адресов, когда он захотел справиться о ее происхождении.
Веронский род Преати, к которому она себя причисляла, тоже ее отверг, и господин де Сен-Симон, сохранивший, несмотря на любовь, здравый смысл, нашел в себе силы расстаться с нею.
Больше этой авантюристки Казанова никогда не видел.
Находясь в Париже, Казанова быстро завоевал себе репутацию большого специалиста в области Каббалы, и вот однажды граф де Мельфор, в то время полковник Орлеанского полка, через дочь Карло Веронезе Камиллу попросил Казанову разъяснить «для одной важной персоны» несколько вопросов с помощью этого мистического искусства.
На следующий день Казанову пригласили в Пале-Руаяль и повели куда-то по маленькой лестнице. Так Казанова оказался в покоях герцогини Луизы-Генриетты Шартрской, дочери принца де Бурбон-Конти.
Через четверть часа пришла и сама герцогиня. Это была женщина, в облике которой оказалось что-то такое, что сразу притянуло Казанову. В том, как она двигалась и смотрела, были отзвуки всего того, что он о ней слышал. Она показалась Казанове очень гордой, очень уверенной в себе, спокойной и замкнутой.
Глядя на нее, Казанова понял, что хочет подойти к ней, дотронуться до нее, узнать, что она чувствует. Он хотел знать, какая она, хотя и понимал, что этого никогда не произойдет, и они обречены на то, чтобы остаться чужими людьми.
У Казановы перехватывало дыхание от одного того, что герцогиня была рядом. Он чувствовал аромат ее духов, на расстоянии ощущал мягкость ее кожи. А она тем временем сказала Казанове, что хотела бы получить его толкование по волнующим ее проблемам. На это Казанова возразил, что Каббалу можно лишь спрашивать, но никак не толковать. Более того, он предупредил, что если герцогиня хочет задавать вопросы, то каждый вопрос можно ставить лишь один раз, что ответ последует лишь один и переспросить что-то потом уже будет нельзя. Тогда герцогиня написала ему восемь вопросов и просила держать их в секрете.
На работу Казанова попросил три часа, после чего герцогиня заперла его и удалилась. Через три часа он отдал ей запечатанные в конверт ответы и ушел.
Герцогине Шартрской было двадцать шесть лет. Как написал потом Казанова, «ум ее был такого свойства, какой делает всех наделенных им женщин восхитительными». При этом она была дама пылкая,
