— Бернар, ты не мог бы прислать сюда служанку разжечь огонь в камине, потом пойти и самому одеться?
Бернар ушел исполнять просьбу, а после вернулся вместе с гувернером — тоже, к слову, одетым.
— Что-то случилось с Батистом? — спросил Бернар.
С негодованием Собран убедился, что Бернар из детей — самый строгий.
— Батист, — отвечал отец, — должно быть, свалился в канаву по дороге между Вюйи и Жодо, Не могли бы вы вдвоем помочь искать его?
— Нам идти пешком? — спросил Зас.
— Возможно. И надо одеться потеплее, — сказал Бернар.
С этим они ушли.
Аньес согревала руку Поля меж своих ладоней.
— Сейчас я велю принести вам завтрак, — сказал Собран, — И если хотите, можете рассказать, о чем это вы поспорили с Батистом.
— О его пьянстве, — ответила Аньес.
— Ну разумеется.
Двумя часами позже вернулся красный как рак Бернар и, выпучив глаза, сообщил, что Батиста сейчас укладывают в кровать тетушка Софи и Алина.
— Мне пойти к нему? — без особого, впрочем, интереса спросила Селеста.
— Он еще не протрезвел, чтобы его отчитывать.
Собрану стало интересно, что такого наговорил Бернару Батист, а потом он вдруг ощутил прилив возбуждения.
— А где же мсье Кэли? — спросил он.
Бернар покраснел так густо, что в глазах его будто бы загорелся лихорадочный огонь.
— Не знаю, — ответил он.
— Батиста вы нашли вместе?
— Да… Отец, я замерз и промок, можно мне пойти переобуться?
Собран жестом руки отпустил его.
Он молчал некоторое время, в течение которого семья ждала от него какого-то решения по поводу Батистова пьянства: решения, как всегда, жестокого и безрезультатного. Пять минут спустя Собран сказал, что пойдет спросит у Софи, как Батист, а сам отправился в комнату Бернара.
Войдя к сыну, он закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Что случилось? — спросил он.
Бернар в ответ покачал головой.
— Забудь смущение. Просто расскажи, в чем дело.
— Расскажу, если ты сядешь, а мне позволишь встать.
Найдя себе стул, Собран сел и посмотрел на сына снизу вверх — спокойно, как ему казалось, и ободряюще.
Тогда Бернар единым духом выпалил все: Батист целовался с мсье Кэли. Бернар и гувернер как раз вели Батиста, поддерживая его с обеих сторон, когда он освободился от рук Бернара и обнял учителя.
— И что же потом?
— Они поцеловались. Оба целовали друг друга.
Собран посмотрел на свои ноги, пошевелил ими.
Да — ноги как ноги, и эти ноги — его.
— Уволю ли я мсье Кэли, — сказал винодел. — Почему ты не спрашиваешь, уволю ли я его?
— Слишком поздно. Мсье Кэли сказал что-то Батисту — очень тихо, я не слышал что — и ушел прочь по дороге.
— И?..
— И мы стояли, глядя ему вслед. Батист окликнул Кэли, во второй раз он даже кричал, будто жалел о содеянном, будто сглупил. Потом я догнал Кэли.
— Он остановился?
— На минуту. Он ничего не сказал, только пожал мне руку.
— И ушел прочь. — Собран даже не спрашивал, утверждал.
Бернар кивнул.
— Я вернулся с Батистом домой. Одному его тащить было тяжело, да еще этот холод. Батист же вел себя так, будто все — одна большая шутка. Смеялся. Пришлось пару раз его тряхнуть, а он все хохотал и хохотал.
Собран кивнул.
— Я не понимаю, что происходит, отец. Я все видел, но ничего не понимаю.
— Да… — согласился Собран.
Он поблагодарил Бернара за откровенность и вышел из комнаты. Спустился вниз и велел кучеру готовить коляску. Съездил в Алуз и узнал, что мсье Кэли видели на стоянке дилижансов.
Следующим днем Батист с утра пришел на винодельню и вместе с Антуаном решил несколько часов посвятить работе. Они взяли лопаты и корыта, собравшись перетаскать землю, которая зимой сошла с вершины холма, обратно наверх, дабы она отдала силу следующему урожаю. Бледный, с покрасневшими глазами, Батист приветствовал отца осторожно, словно избегая. Увидев Собрана, Антуан подхватил корыто с землей и удалился, оставив брата наедине с отцом. Батист уселся на ступеньку пресса и посмотрел отцу в глаза.
— Бернар мне все рассказал, — начал Собран. — Выходит, мсье Кэли покинул нас, оставив все свои вещи. Впрочем, надеюсь, он за ними пришлет — за вещами и за жалованьем.
— Какой он скромный, прямо барышня, — сострил Батист.
Собран подождал.
— Я думал, — продолжил Батист, — оскорбить его настолько сильно, насколько вообще смогу. А он сказал, что был твоим любовником.
— Бернар говорил, будто он прошептал тебе что-то…
— Не прошептал — посмотрел мне в глаза и сказал, что был твоим любовником.
— Я же старик, Батист.
— Ты говоришь это с сорокового дня рождения, отец. — Батист пожал плечами. — Не знаю, что на меня нашло.
— О… нашло вот так вот, неожиданно?
Батист признался, что подобное находило на него несколько раз.
— Я думал, он твой сын — твой и любовницы, о которой ходили слухи. Поговаривали, будто это баронесса, но она сама призналась мне, что вы с ней просто друзья. Когда мать становится совсем дурной, то грешит на Алину Лизе. Но может, есть и другие кандидатки…
— Значит, ты не решился поцеловать его раньше или когда был трезв, потому что считал его своим братом?
Батист скорчил презрительную мину и пробормотал что-то. Собран велел говорить громче.
— Не понимаю, как ты мог привести в дом любовника и сделать его учителем родных сыновей?
— Ты поверил ему?
Какое-то время Батист сидел молча, скрестив руки на груди и стиснув зубы. Потом сказал: хоть в уме у него сейчас нет ясности и он не может разрешить вопрос логически, но верил устам Кэли, его поцелую.
— Зачем лгать, когда есть столько простых слов для возражения — неужто Кэли не мог сказать: «Вы что, сошли с ума?» Это одно лишило бы меня уверенности, отрезвило бы.
Некоторое время оба молчали, потом Батист сказал: что ж, по крайней мере Антуан свое образование получил, да и Бернар может попытаться поступить в Сорбонну уже без водительства Кэли. А девочек ему учить и не надо: у Катрин и Вероники есть своя гувернантка. К тому же обучение Бернара и Антуана Найллом Кэли всегда напоминало обучение Александра Великого Аристотелем. С той только разницей, что Бернар и Антуан — не такие великие.
Было ясно видно: Батист признает талант Кэли и что ирландец — хороший гувернер, даже чересчур
