устраиваются на деревьях, словно куры на насесте.
Гуляя возле ручья, мы вспугнули выводок только что вылупившихся цыплят куропатки. Малыши очень напугались, и двое из них попали в ручей. Но не утонули, а, быстро работая лапками, переплыли на другую сторону и спрятались в траве.
Глухарята с первых же дней питаются не только комарами да пауками, а при случае с аппетитом поедают и ягоды.
В самом начале жизни (а она начинается за два дня до появления цыплят на свет, ведь в это время они уже попискивают через скорлупу и наседка обращается с таким яйцом как с живым существом) малышам нужно постигнуть множество уроков: как затаиться от хищников, каких насекомых можно есть, а каких нельзя, от каких птиц необходимо прятаться подальше, а на каких можно не обращать внимания.
К сожалению, многие птенцы погибают от холода, хищников, бездомных собак и от людей. Даже олень, отыскав в траве куропачий выводок, примется с аппетитом поедать беспомощных цыплят. Любит полакомиться ими и белка. Зачастую из всего выводка к осени выживает меньше половины. А если в тайге случится пожар, то погибнет весь выводок и на долгие годы из тех мест исчезнет все живое.
Однажды у реки Таинки мои соседи Трофимовы с сыном Андрейкой встретили куропачий выводок. Шли себе на рыбалку, и вдруг прямо на тропе куропатки пасутся. Куропатка-мама — старка по-охотничьи — и цыплята. Старка людей увидела, закричала: «кр-р-р». Внимание, мол, опасность, и закувыркалась по тропе, словно у нее крыло перебито. Это для того, чтобы люди за ней погнались и цыплят в покое оставили. А малыши, как только мать крикнула, рассыпались по тропе и затаились. Тот у камушка прилег, тот под сучок забился, третий под куст травы голову сунул, лежат не шелохнутся. Спинки у них серые, тропа от камней, мха, веток разных пестрая — сразу и не разглядишь, где цыпленок спрятался.
— Теперь они будут вот так лежать, пока куропатка не вернется и не скажет: «кок-кок» — опасность миновала, можно выходить, — объясняет отец Андрейке. — Пошли, сынок, отсюда. Да под ноги гляди, чтоб не наступить ненароком.
Снова идут Трофимовы по дороге. Впереди отец, за ним Андрейка. И вдруг отец обратил внимание, что сын шапку в руках несет.
— Ты зачем ее снял? — спросил он Андрейку. — Надень сейчас же. Дождь идет. Простынешь.
— А у меня здесь маленький. Я взял одного. Пусть у нас живет. Мы ему пшена купим. Я же у бабушки курочек кормил.
Старший Трофимов остановился, и лицо его сделалось сердитым:
— Что же ты наделал? Ведь куропатки не пшено, а комаров и мошек да еще ягоды разные едят. Нужно сейчас же возвратить малыша куропатке, иначе он погибнет.
А куропачонок в шапке затаился, глаза прикрыл, лапки поджал, словно неживой. Отец посмотрел на него и говорит:
— Мы не будем снова тревожить куропатку, положи малыша прямо на тропу. Сейчас дождь, она детей в траву не поведет. Долго ли маленьким простыть? А тропа здесь одна, и выводок сюда направляется.
— А он не убежит? — волнуется Андрейка. — Давай мы его под эту корягу посадим. Здесь и сухо и мама его быстро найдет.
Устроили куропачонка под лежащую у тропы корягу, а сами спрятались за толстую лиственницу. Нужно же узнать, что дальше с малышом будет.
Тихо в тайге. Только мелкий дождик по деревьям шуршит, да иногда крупные капли с веток срываются. Куропатка успокоилась, возвратилась к тропе и произнесла: «кок-кок». Тотчас ожил куропачонок, что затаился у камушка, вылез цыпленок, сидевший под сучком, выглянул малыш, прятавший голову за кустик травы. Остальные цыплята тоже вокруг куропатки собрались, и она повела их по тропе.
Вскоре выводок подошел к коряге, под которой лежал Андрейкин куропачонок. Вот здесь произошло самое невероятное. Вместо того чтобы броситься навстречу матери, братьям и сестрам, он еще крепче прикрыл глаза и еще сильнее прижался к земле. Кажется, и дышать перестал. Вокруг него цыплята бегают, комаров, мошек ловят. Два забияки огромного жука-усача не могут поделить, возню устроили. А этот лежит. Он-то не слышал, как мать сказала «кок-кок», а без разрешения выйти из-под коряги не смеет. К счастью, мимо кукушка пролетала. А кукушка очень уж на хищную птицу похожа. Сама пестрая, хвост длинный, крылья острые. Куропатка ее увидела — «кр-р-р» закричала. Все цыплята мгновенно затаились. И Андрейкин куропачонок еще больше затаился. Пролетела кукушка. Куропатка: «кок-кок». Все, мол, спокойно. Теперь и Андрейкин куропачонок мать услышал, открыл глаза, быстро выбрался из-под коряги и, словно ничего не случилось, принялся делить жука-усача с двумя братиками.
Сразу за перевалом Алык есть три озера: Нижнее, Среднее и Бусинка. Два первых — настоящие озера, глубокие, с рыбой и утками, Бусинка же совсем маленькое. Если, к примеру, в нем вздумает искупаться медвежья семья, то лезть в воду придется по очереди. Сначала медвежата, потом медведица. Вместе нельзя — не поместятся.
Я почему вспомнил о медведях? Рядом с Бусинкой до половины лета лежит толстая ноздреватая наледь, и вся она в медвежьих следах: больших и маленьких, давних и совсем свежих. Что здесь делают мишки, не представляю. Может, отсиживаются от комаров, а может, и на самом деле купаются.
Мы с братом открыли эти озера случайно. Возвращались с рыбалки, потеряли тропу и заблудились. Дождь, рюкзаки тяжелые, я говорю, нужно поворачивать вправо, брат — налево. Идем, выясняем отношения, вдруг озера. Все три, как на ладони.
Быстро разожгли костер, я достал чайник, наклонился зачерпнуть воды из озерка, а там хариус. Застыл в метре от меня, шевелит жабрами, а во рту что-то блестит: не зуб ли себе золотой вставил? Сразу чайник в сторону, наладили удочку и опустили крючок с жирной приманкой хариусу под нос. Тот хамкнул, мы подсекли и вытянули добычу на берег. Все произошло так быстро, что хариус наверняка не успел ничего сообразить. Лежит в мокрой траве и таращит глаза.
Только теперь мы разглядели на губе у него тяжелую медную мормышку и рядом с нею еще два крючка. Это уже совсем непонятно. Хариус знаком с рыбаками и, конечно же, должен был сообразить, что в этом озерке он у всех на виду. Заверни в ручей и через пару минут будешь в Среднем озере, а он никуда. То ли вода здесь свежее, то ли комаров больше. А может, это просто очень принципиальный хариус. Мол, ловите меня не ловите, а я тут буду жить, и все.
Мы обследовали хариуса, вытащили из него крючки и отпустили. Да и почему не отпустить? Рыба у нас есть, хариусу мы особого вреда не нанесли. Главное — Бусинке «статус» возвратили. Без рыбы оно что — обыкновенная лужа, каких в тайге сколько угодно. А с хариусом совсем другое дело. С хариусом — озеро!
Пока сушили одежду, пили чай, дождь перестал, и вдруг мы явственно услышали далекий гул автомобильного мотора. Без всякого сомнения, за сопками проходила дорога. Мы торопливо уложили рюкзаки и пошли в ту сторону по набитой вдоль озер тропинке.
Небо открылось, и на тайгу хлынуло солнце. Тепло затопило весь мир. Над озерами замельтешила комариная метель. Один хоровод поднимался вверх, другой спускался к самой воде и, покачавшись над волнами, снова взмывал в воздух.
Неожиданно рядом с берегом раздался звонкий всплеск. Крупный оранжевоперый хариус выскочил из воды, прошелся по ней на хвосте и, рассыпав каскад брызг, исчез. Не успели поднятые им волны коснуться прибрежных камней, как чуть в стороне одновременно взметнулись две рыбины, на мгновение зависли и так же дружно нырнули.
Словно разбуженная их всплеском, с распустившегося у самого берега ириса взлетела бабочка и принялась порхать в каком-то полуметре от воды. Бабочку попытался схватить угольно-черный хариус. Не дотянувшись всего лишь чуть-чуть, он плюхнулся на воду и сразу же взлетел снова. Он подскакивал, кувыркался, шлепал хвостом, бабочка частила крыльями, чуть поднималась или опускалась, и казалось, эта игра нравится обоим…
Наконец бабочка повернула к берегу, незадачливый охотник, шлепнув хвостом, ушел на глубину. И
