энтузиазмом. – Это вам не теплица! Это настоящая работа! Сейчас сполоснем ваш приезд и по хатам – спать. Завтра уйма работы. Куда бы вас деть на ночь?..
Тимур на секунду задумался, потом махнул рукой, оставив вопрос открытым.
В конце концов свою комнату и кровать нам пожертвовал добрый Павлик. Тимур без задней мысли приглашал Павлика разделить с ним ложе, но тот предпочел устроиться на кухонном диванчике.
Полночи мы с Васькой обсуждали свое положение и заснули с мыслью о том, какие удивительные каникулы устроим, когда кончится эта кампания.
Потекли рабочие будни. Без масонов, интриг и разговоров о будущем Отечества. Мы всерьез взялись за местную газету. Предыдущий редактор самоустранился от дел, заявив, что политика его не интересует. И мы с Василисой оказались в роли антикризисных управляющих.
Методом кнута и пряника удалось найти общий язык с журналистами: уволили одного сотрудника, его зарплата мигом разошлась на премии, и все остались довольны, включая, похоже, самого уволенного, который от души веселился на вечеринке, устроенной в его честь.
Потом мы нашли нового дизайнера для верстки – удивительную девушку Олю, которая за десять минут создавала настоящие шедевры полиграфии. Ее нам порекомендовал Павлик, краснея и заикаясь на каждом слове. Вникать в детали отношений Павлика и Оли мы великодушно не стали.
Для обновленной газеты Василиса с воодушевлением писала передовицы, а я – политические заметки с претензией на аналитику.
По вечерам мы – Тимур и его команда – собирались в маленькой армянской кафешке, единственном, по нашим наблюдениям, приличном заведении в Полонске, пили кофе по-турецки и болтали с радушным хозяином. За окнами шелестел дождь, грязь растекалась по дорогам, проезжать от квартиры Тимура до штаба становилось с каждым днем все печальнее, а от Курочкина прилетали любовные смс-ки...
Периодически в штабе появлялся Капышинский. Он не пожелал жить в квартире Тимура с нами и Павликом и обитал в гостинице с некой Ларисой, полненькой хохотушкой. Она была уверена, что Капа – профессор, и смотрела на него с боязливым обожанием. Познакомились они в сауне и далеко не в романтической обстановке. Сейчас Капа обдумывал, как развестись и перевезти Ларису к себе на родину. Он представлял себе сцену объяснения с женой и начинал тосковать, то есть уходил в запой.
Тимур давно махнул на него рукой и не платил суточных, но от этого Капа не стал пьянствовать меньше. В редкие часы, когда неомонархист возвращался к трезвой жизни, он охотно писал для газеты, обсуждал с нами листовки и даже пару раз пытался поразмышлять о масонах. Но Васька его попросила не делать этого, иначе она не отвечает за последствия...
Сегодня утром Гарик разбудил нас телефонным звонком, чтобы радостно сообщить, что срок ссылки продлевается на неопределенное время, и мы в который раз прокляли масонов, свое любопытство и еще раз масонов.
Вечера мы предпочитали коротать за работой. В этот вечер Тимур критиковал Капышинского за новую листовку, Василиса в ответ что-то бормотала об «эмоциональной эклектичности». Я писала очередной обзор о политической ситуации в Северске и в России. Мне надо было усилить материал несколькими эффектными тезисами в стиле революционных лозунгов. Для этого пришлось еще раз перелистать предвыборную программу Петрова. В глазах зарябило: «экономическое развитие», «благополучие», «стабилизация» – добротные, сытые слова, обычный популистский винегрет. Зачем люди вообще ходят на выборы?..
– Вы идете неправильной дорогой, – заявил вдруг тихоня Павлик. – Надо что-нибудь новое. Между прочим, мы поднимали статистику – у них здесь жуткий демографический кризис. Женщин в шесть раз больше, чем мужчин. А женщинам не нужны листовки, и они не читают политическую аналитику!
– Конечно, – вскинулась я, – они ее пишут! Пока другие шляются по штабу и учат всех жизни!
– Даша, не горячись. Я только хотел сказать, что женщины любят лирику, стихи...
– Стихи про Петрова? – переспросила Васька. – Да ведь это гениально!
Рифма – залог запоминания нужных логических цепочек. Навязчивая частушка-агитка крепко влезает в подсознание людей, заставляя их правильно реагировать на фамилию кандидата.
Тимур мигом объявил всеобщую мобилизацию, раздал всем по листочку бумаги и приказал думать. А сам отправился «за подкреплением». Минут пять мы честно ломали головы над звучным стишком. А потом Капышинский, откашлявшись, продекламировал:
Творческий процесс был в самом разгаре, когда заявился Тимур с бутылкой коньяка под мышкой.
– Реб-я-ята! – гаркнул он. – Прикиньте, какую я шнягу про нашего мальчика придумал:
От смеха мы дружно съехали со стульев под стол. Деморализация коллектива была налицо. Капышинский уже звонил Ларисе, Павлик доставал из своего стола копченую колбасу, а Василиса мастерски разрезала лимончик...
– Еда, еда, – урчал Тимур, – иди сюда...
Помнится, пикник посреди ночи примирил нас, наполнил сердца теплотой. Мы ласково взглянули друг на друга, и неизвестно откуда появилась вторая бутылка коньяка.
– Слушайте, давайте-ка лучше отравим жизнь нашим конкурентам, – предложил кто-то.
Фантазия разыгралась в нужном направлении, и через час у нас уже было штук семь отвратительно-грязных стишат, посвященных господину Белинскому. Особенно выделялся по своей художественной силе один, где автор (Капышинский) выражал сомнение в традиционной сексуальной ориентации кандидата. Мимоходом были придуманы вполне приличные официальные слоганы для петровских листовок.
– В печать! Завтра же! – радостно крикнул Тимур.
Одним словом, в нашей ссылке были и веселые моменты.
Через неделю к нам в гости приехал Андрес. На мотоцикле. Со стороны это выглядело комично: на огромном черном взбесившемся быке сидела маленькая рыжая муха. И эта муха, то есть Андрес, светилась от счастья.
– Андрюша, ты взял ЭТО покататься?
– Зачем? Я ЭТО купил. Вчера. Нравится? Настоящий зверь!
Павлик обошел «зверя» со всех сторон, потрогал руками какие-то рычажки и авторитетно заявил:
– Это стоит дороже BMW.
Мы все дружно подумали, что Андрес, конечно, человек талантливый и востребованный на рынке, но не до такой степени.
– Колись, Дрон, откуда дровишки? – озвучил Тимур общую мысль.
Оказалось, что это премия за «доблестный труд на благо Петрова». Андрес, которому надоело каждую неделю писать отчеты, которые Перцель явно не собирался читать, решился на отчаянный шаг. Он составил безумную смету на весь свой отдел, да еще с требованием выдать премию особо отличившимся.
Кто и чем мог отличиться, было не совсем понятно, потому что денег на социологические опросы до сих пор не выделялось. Но Перцель подписал все не глядя. Сначала, по словам Андреса, он, как хорошо воспитанный латыш, хотел объяснить все Перцелю и покаяться, но потом вспомнил, что всегда мечтал иметь звероподобный байк, и... передумал.
Тимур облизнулся. Павлик улыбнулся. Я посмотрела на Ваську, чтобы удостовериться, что мы думаем об одном и том же. Так и было.
– Дашка, – прошептала она, – они сливают кампанию.
Ночью мы с Василисой провели закрытое совещание. В ванной, включив до упора воду, мы шептались о будущем России в целом и своих перспективах в частности.
– Теперь даже Тимуру ясно, что Петрова бросили на произвол судьбы: Курочкин пустил идеологию на самотек, в штабе финансовые отчеты пишут от балды, бюджет кампании пилят все, кому не лень, а твой Перцель и в ус не дует!
– Ага, зато он мне вчера по телефону полночи читал стихи Бодлера... Там кровь, любовь и море секса! Сегодня обещал мне эротическую поэзию Овидия... Это, конечно, спермотоксикоз, но все равно приятно.
– Курочкин не романтик – он шлет смс-ки неприличного содержания. И с каждым днем все неприличнее и неприличнее... Вот интересно, как они объяснят проблемы Петрова и свое поведение кремлевскому начальству?..
– Я бы на их месте все свалила на нашу команду.
– Запросто. И тогда козлом отпущения станет Гарик.
– И не видать ему больше крупных политических заказов как своих ушей. Дашка, ты понимаешь, что это значит?! Что в конечном итоге пострадаем мы!
– Угу. Сокращение штата, уменьшение зарплаты и черное пятно на репутации.
– Вася, на наших глазах масоны предают безобидного Петрова и весь штаб, губят нашу карьеру и доброе имя, а мы...
– А мы с ними спим. Рабыни любви...
В этот момент в дверь громко постучали.
– Эй, хватит плескаться! – крикнул Андрес, который остался у нас с ночевкой. – Я хочу наконец почистить зубы!
Пришлось прервать совещание и покинуть ванную комнату. Андрес с полотенцем на шее проводил нас невозмутимым взглядом.
– Все в порядке, девочки, – бросил он нам вслед, – я всегда знал, что на самом деле вы лесбиянки.
– Что за нелепые фантазии?! – оскорбилась Василиса, но Андрес уже скрылся в ванной. – Из-за этих масонов мы
