соперницей и главной врагиней Женевьев Голлан.
Мысли его к тому времени, когда копыта Выдры перестали цокать по булыжникам мостовой и глухо зашлёпали в дорожной грязи, несколько улеглись и прояснились. Он не вполне понимал сам причину своего стремительного побега — ведь ему ровным счётом ничего не угрожало, напротив, его повысили, его обещал держать в курсе всех дел, на него возлагали великие надежды… Только всё это так отчётливо напоминало сыр в мышеловке и так явственно пахло каким-то страшным обманом, что Клайв доверился чутью и сделал то единственное, про что вопил ему во всю глотку инстинкт — малодушно драпанул. И что- то подсказывало ему, что если бы он послушался своих новых добрых друзей из Малого Совета и принял предложенные апартаменты в Зюро, то наутро обнаружил бы, что дверь в эти апартаменты отпирается только с одной стороны, причём это вовсе не та сторона, с которой оказался бы Клайв. Клайв не был искушен в дворцовых интригах, он плохо учил историю в академии, он даже был не шибко умён, между нами говоря; и всё же он знал, что когда некто, обладающий огромной властью, внезапно складывает тебе к ногам столь же великую власть, то ему наверняка что-то от тебя нужно взамен. Клайв не то чтобы не готов был обсуждать это, не то чтобы ему не было любопытно, не то чтобы кровь не бежала в его венах быстрее при одной мысли обо всём случившемся… Но просто он желал разобраться во всём этом, будучи в равных условиях со своими благодетелями. А иначе всё это было ну очень уж подозрительно.
Оттого он и солгал им, сказав о том, куда направились Джонатан с принцессой. На самом деле Клайв этого вовсе не знал. Он только видел, как повозка доктора Мо катит себе по дороге к югу, но куда именно катит и где свернёт — это ему было совершенно неведомо. Что весьма досадно было теперь, так как Клайву предстояла та задача, с которой за несколько недель так и не справились все дворцовые ищейки «трёх братьев».
Ему предстояло выследить и поймать Джонатана ле-Брейдиса и принцессу Женевьев.
Странное, казалось бы, намерение. В конце концов, разве не этого желали и «три брата»? С помощью Клайва, который знал Джонатана как облупленного и знал, как именно они выбрались из столицы, эта задачка могла бы решиться наконец, и довольно быстро. Клайву не было никакой нужды самому бегать за принцессой — её привезли бы к нему через несколько дней, подали бы на блюдечке, как расписное пирожное. Вот только сама мысль об этом настолько претила Клайву Ортеге, настолько противоречила его деятельной, резкой и благородной натуре, что от одной мысли о подобном ему делалось противно. Слава всевышнему, руки-ноги у него пока на месте, и голова вроде крепко держится на плечах, и даже порою о чём-то думает. Всё, что Клайву хотелось разузнать у принцессы (о, сколь ясны теперь становились её странные разговоры и не менее странные манеры в подвальчике на Петушиной улице…) — всё это он должен был выспросить у неё сам, с глазу на глаз, не приставляя ножа ей к горлу, но и не оставив возможности увильнуть. Он недолго знал эту женщину, но в её гордости, надменности и отваге не имел оснований сомневаться. И нутром он разумел, что, будучи доставленной во дворец Зюро и представ перед Малым Советом и Клайвом в качестве пленницы, принцесса не скажет ничего — во всяком случае, ничего из того, что Клайв в самом деле жаждал услышать. А именно — знала ли она о преступлениях своего отца? Говорил ли он ей, что семейство Голлан — узурпаторы? Был ли хоть какой намёк на это, хоть что-нибудь, что заставило бы принцессу усомниться в законности собственных претензий на трон и заподозрить, что где-то в безвестности прозябает истинный наследник трона Шарми? Клайв не знал, что дадут ему все эти ответы; не знал он и того, отчего они так для него важны. Но знал он точно, что не успокоится, пока не получит их. И ещё: если окажется, что Монлегюр, Дердай и Киллиан сказали ему правду, Клайв собственноручно скрутит прелестную узурпаторшу в узел и приволочёт в столицу в мешке, даже если ему ради этого понадобится второй раз посягнуть на её девичью стыдливость.
Так он думал, труся на своей любимой Выдре по проезжей дороге от Саллании к Пенье. Мимо него, обдавая бока его лошади жидкой грязью, проносились кареты и дилижансы, тащились, скрипя, крестьянские телеги, стучали единственным колесом тачки и пару раз прогудел люксовоз, когда дорога вывела к рельсам и ненадолго пошла рядом с железной дорогой. Клайв, убаюканный этими звуками большого города, долго ещё кружившими за городской стеной, задремал в седле. Проснулся он, когда Выдра споткнулась о камень, измученно фыркнула и встала, переминаясь с ноги на ногу. Клайв выпрямился, поморгал и увидел, что день-то уже клонится к закату, а он по-прежнему не понимает, куда едет и что ему делать дальше. Неподалёку, к счастью, виднелась какая-то деревенька; а где деревенька, там и трактир, так что Клайв решил, что утро вечера мудренее.
Наутро, как следует выспавшись и подкрепившись, а также утряся в голове все удивительные треволнения вчерашнего дня, Клайв взялся за дело. Служа в гарнизоне Френте, он временами оказывался в рейде против местных контрабандистов, и за недолгое время постиг всего одну, но, быть может, главную мудрость сыска: научись думать как тот, кого ты ловишь, — и дело наполовину сделано. Думая как контрабандист, Клайв без особого труда обнаруживал тайники под половицами и заначки в подошвах сапог. Теперь ему только и надо было, что начать думать как бродячий артист, только что спешно и с некоторым скандалом покинувший доходное местечко.
«Будь я доктор Мо, куда бы я направился?» — так вопросил себя Клайв. Однако тут же переформулировал вопрос — и впрямь, доктор Мо решал в своём театре не больше, чем Народное Собрание решало в судьбе Шарми. Поставим вопрос иначе: «Будь я пройдохой Паулюсом ле-Паулюсом, куда бы я направился?»
Стояло лето, недели две до жатвы, для ярмарок и балаганов был ещё не сезон. Стало быть, в больших городах артистам искать нечего. А вот небольшие городки и деревеньки, где утомлённый работой люд рад скоротать вечерок за любопытным представлением, развеивающим тяжкую знойную скуку — это в самый раз. С другой стороны, совсем маленькие деревни и хутора не подойдут, потому что там заработаешь в лучшем случае жирный ужин да венок из полевых цветов от романтичной девицы — не лучшая награда за труды, прямо скажем. Денег у театра, насколько знал Клайв, не было вовсе, так что вряд ли они уехали далеко. Клайв осведомился у хозяйки трактира, какой тут посёлок ближе всего, получил ответ и тотчас тронулся в путь.
Ему повезло — он сразу напал на след. Первый же пойманный за ухо мальчишка поведал Клайву, что буквально вчера тут проездом была бродячая труппа, поваландалась немного, но потом снялась и поехала дальше. Видимо, Джонатан решил, что они всё ещё слишком близко от столицы, и не позволил театру доктора Мо задержаться на месте дольше, чем на один день. Однако теперь Клайв знал направление: они двигались к югу. Он поблагодарил мальчишку медяком, поскакал дальше и через шесть часов пути наткнулся на ещё одну деревеньку, где ни о каком докторе Мо и слыхом не слыхивали.
Клайв вызнал, какие ещё селения есть в округе, и рассудил, что до вечера успеет наведаться в ещё одно — что и сделал, увы, вновь безо всякого успеха. Раздосадованный второй подряд неудачей после обнадёживающего начала, Клайв заночевал в деревеньке, а наутро отправился дальше. Будто в качестве компенсации за вчерашнее расстройство, ему тотчас повезло: да, были тут такие лицедеи, дали одно представление и уехали. Доктор жуткий такой, ровно сам мертвяк, а девка-то, девка-то как хороша — глаз не отвести!
Так Клайв не без изумления выяснил, что девица Клементина, сиречь её высочество наследная принцесса шармийская Женевьев Голлан, и в самом деле не побрезговала разыгрывать ту роль, которую ей пришлось принять на себя ради успешного побега. Честно говоря, Клайв был впечатлён. И с удвоенным энтузиазмом продолжил поиски.
Так он рыскал по миру, то нагоняя беглецов почти вплотную, то снова отставая от них на небольшой, но решающий шаг. Несколько раз он брал ложный след, возвращался и ехал дальше, всё так же держась юго-западного направления. Однако городков вокруг было много, дорог — тоже, и он нет-нет да и сворачивал с верного пути, а когда возвращался, Джонатан с его новой компанией опять опережали его на день, два, а то и на три дня. Как-то раз Клайв разминулся с ними всего на пару часов, и скакал как полоумный, чуть не загнав Выдру до смерти, — а потом оказалось, что мальчишка, указавший ему, куда поехали лицедеи, то ли подшутил над ним, то ли обладал скрытым косоглазием и сам не мог отличить право от лево. Клайв вернулся бы и вытряс из него дух, если б только не торопился так сильно. И снова ускользали от него Джонатан с принцессой — с той самой завидной настойчивостью, с которой попадались на его пути, когда он, припеваючи, жилпоживал в столице безо всяких хлопот.
Прошло без малого шесть недель, когда Клайв, злой, измотанный, ошалевший, словно исходящая пеной борзая, так и не сумевшая загнать прыткую лань, поймал-таки неуловимую повозку Анатомического
