Парень вышел, он уехал. В Москве он получил письмо от доброжелательницы (мир не без добрых соседей), в котором осуждалось недостойное поведение жены. В тот же день он выехал из Москвы дневным поездом.
«Чего это меня трясет? Я же не ревнив – если бы она напрямую сказала мне, я бы расстался не медля, без объяснений. Гордыня-с. Да и тяжела ты, семейная жизнь. Но так!..»
По приезду расположился на наблюдательном пункте, в парадной соседнего дома напротив окон квартиры. Сына опять не было. Жена одна. Вошел поздно вечером. Она поняла, позже сказала:
— Что ж делать, раз провинилась.
Еще позже мать сказала ему:
— Надо простить, мало ли что бывает, оступился человек.
Он промолчал, ответил только в мыслях: «Пошла ты на хрен. Твою моральная всеядность помню с детства, тебя беспокоит только внук».
Жена попросила:
— Я прошу тебя – никогда не вспоминай об этом случае.
Он обещал.
«Но из памяти не вытравишь. Почему стерпел? А потому что, верую в свое третье понятие – закон энтропии, неопределенности. Нет возможности измерить информацию. Остается прибегнуть к презумпции доказательности – невиновности. Не пойман, не вор. И – убедить в этом самого себя».
Перечитывая в третий-четвертый раз «Крейцерову сонату», обнаружил интереснейшую вещь: между ним и Позднышевым разница всего в два часа. Тот застал жену с мужчиной в полночь, притом они просто кушали в столовой, везде горел свет, по дому ходила прислуга. И он убил жену, а присяжные его оправдали. Какой ужас! Он застал в 10 часов вечера и ничего…
Идейное. Он продолжал восхищаться Хрущевым, который реабилитировал советскую идеологию. Ее отдельные недостатки возникли из-за ошибок товарища Сталина, теперь они устранены. Хрущев вынес тело Сталина из мавзолея. Интеллигенция низвела Сталина до уровня преступного тирана и требовала восстановления ленинских норм жизни. Статьи, мемуары, романы, пьесы обличали сталинизм. В гимне и песнях изымали имя Сталина, сочиняли песни о Ленине.
Колесову нравилась энергия Хрущева, его прямое общение с народом, речи без бумажки по телевидению, ботинок в ООН и т. п. Крутые решения: по совнархозам, по сельскохозяйственным партийным органам.
Выйдя из армии на свободу, Колесов решил вступить в партию. Для него не было вопроса, почему надо вступать. Был вопрос: почему не надо вступать. Партия – передовой отряд. Почему он должен быть сзади? «Партия это мильёнов плечи, друг к другу прижатые туго». И он тоже хочет быть вместе с друзьями- товарищами. Так он и написал в заявлении: «Хочу быть в передовых рядах строителей коммунизма». Так положено писать, но он писал искренне.
Всегда он хотел быть революционером: так воспитывало государство – на примерах великих революционеров от Степана Разина и Марата до Герцена и Ленина. Говорят, что революционная стихия – это романтика молодости. Хорошо быть молодым, просто лучше не бывает… Вот только в тогдашней размеренной жизни никакой революционной романтики не было, да она и не требовалась. Главный вопрос всякой революции – вопрос о власти – решался буднично и просто: на безальтернативных выборах под партийным руководством.
Выполняя первое партийное поручение – агитатор на выборах, он обошел все квартиры (в то
— Так что, пришли отказники?
— Нет, они откреплены, им выписали открепительные талоны.
Он смутился и восхитился: как просто обеспечить порядок в системе, ни шагу назад от 99,97. Строгий отбор кандидатов, от каждой твари по паре – рабочих, колхозников, немного интеллигенции, женщин, молодых и так далее по процентным нормам. Уголовники, алкаши, психи отсеяны партийными органами. Процент «за» всегда был 99,97. Не было веских причин сомневаться в кандидатах: наверное, все они хорошие производственники, морально устойчивы, делу партии преданы.
В хрущевскую оттепель в институте даже случилось демократическое происшествие. Ребята из передовой лаборатории Хлыпало выдвинули своего товарища, вместо рекомендованной сверху женщины. На собрании отдела возникла кутерьма: выдвинутый товарищ не взял самоотвода – не имею, мол, права отказаться от доверия народа. Рекомендованной женщине задали грозный вопрос:
— Сколько депутатских запросов вы подавали?
Бедная женщина не знала, что это такое. В перерыве начальство обсуждало проблему.
— Надо голосовать за нашего товарища! — воскликнул Колесов как настоящий коммуно- демократ.
Вопрос решился просто: все остальные отделы института проголосовали за женщину, а их предложение до них не дошло. Начальник передовой лаборатории исправил свою ошибку: подбирая хороших инженеров, он не учел их склонности к свободомыслию. Через несколько лет состав лаборатории изменился.
На десятом году своего правления Хрущев повысил цены на мясо. Народу это не понравилось. На ТВ Хрущев теперь долго и бессвязно оправдывался, жалко выглядел.
Услышал по радио: Хрущев подал заявление об отставке.
— Какой человек! Какая сила духа! Понял, что пришло время уступить дорогу молодым, энергичным, — так он думал по дороге на работу.
В киоске мужики покупали газеты, донеслась фраза:
— Одного спихнули, теперь другого будут славить.
Вскоре подтвердилось: действительно спихнули.[18]
Ходил анекдот о предсмертных письмах Сталина. На первом письме написано: вскрыть, когда станет плохо. Вскрыли, прочитали: «Валите всё на меня». На втором конверте: вскрыть, когда станет очень плохо. Говорят, что там написано: «делайте как я».
Новая власть ругала волюнтаризм. Хрущева не ругали, просто его имя надолго исчезло из публикаций. И имя Сталина тоже.
Идейное воспитание Колесова продолжилось на занятиях по философии. Не имея твердых намерений защищать диссертацию, он решил на всякий случай сдать кандидатский минимум по английскому языку и философии. В институте были курсы по этим предметам (разумеется, бесплатные).
В аудитории сидел преподаватель философии, стройный молодой человек с чистым изящным лицом. Удивила его молодость: в тридцать с лишним лет профессор, доктор философских наук. Ленинградский интеллигент из умненьких, ироничных отличников. Он преподает в университете (ЛГУ), но заканчивал пединститут, очевидно, при поступлении в вуз был отфильтрован так же, как Гуревич.
Игорь Семенович Кон научил его творчески пользоваться идеями марксизма-ленинизма. Хорошее учение, главное, очень гибкое. «Марксизм не догма, а научный метод, используй умеючи метод этот». Кон мастерски разобрал «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина: эта глава хорошая, эта написана по недоразумению, а эта гениальная.
Кон – свободный человек, правда, и оттепель приоткрыла дорогу гласности. Вот одно из его высказываний:
— Все-таки Хрущев, несмотря на всё свое невежество и безграмотность, сделал огромной важности дело: сказал правду.
Помолчав, добавил:
— Но не сказал самого главного.
Колесов застыл, не решился спросить напрямую, побоялся выглядеть провокатором.
