У Колесова тоже проявилась склонность к вольнодумству. Уважая Маркса, он пытался одолеть его «Капитал», прочитывал первые главы и отключался. Успокоили его зарубежные авторы толстой книги «Современные экономические учения» – о двух десятках самых великих экономистов мира. В предисловии они высоко оценили заслуги Маркса и мимоходом отметили излишнюю усложненность текста. Он поблагодарил их и больше никогда не брался за «Капитал».
«Мы диалектику учили не по Гегелю». А по краткому курсу истории компартии, там про нее целая глава имеется. Изложено просто и четко. Наверно, Сталин сам написал, ученик духовной семинарии.
Колесов хотел копнуть глубже: почитать самого Гегеля. Все его уважают, не только марксисты. В начале 19 века люди бредили Гегелем. Герцен рассказал о этом своем увлечении: изложил некую очевидную мысль простым языком, а потом – гегелевским. Потрясающий эффект! Желание читать Гегеля отпало враз и навсегда. Александр Иванович с присущей ему иронией отметил, оправдывая великого диалектика: он, мол, зашифровывал свои мысли ради потехи над своими нестерпимыми поклонниками.
Русский народ освоил диалектику. Вот его байка: «Василий Иваныч, а что такое диалектика?» – «Объясняю, Петька. Пошли в баню грязный и чистый, а там одна шайка. Кто будет первым мыться?» – «Грязный» – «Вот и дурак ты, Петька! Как же чистый будет после грязного мыться?» – «Понял, Василий Иваныч, чистый будет мыться первым» – «Вот и опять ты дурак, Петька! Зачем чистому мыться?» – «Что же такое, Василий Иваныч? Как ни отвечу, всё я дурак» – «Вот это, Петька, и есть диалектика».
Диалектика смущала его. «Развитие идет от простого к сложному». Да? А как же расширяющиеся пустыни? Они сложные или простые? «Закон отрицания отрицания» – слишком мудрено.
Идеи хороши в художественной обертке. Вышел фильм «Война и мир». Роман для него – учебник жизни. Бондарчук не подвел – всё по Наставнику, никаких отклонений. Плюс киноязык: переходы из света в темноту, двойные кадры, щедро – время на охоту, на русскую пляску у дяди, на хождения по дому… Вживую – самые лучшие и любимые люди.
Что дальше? Разработка проекта «Аметист» завершалась.
На пятом году работы в институте он перестал ездить в длительные командировки, мог заняться перспективой.
Напрашивалось очевидное: развивать проект, увеличить дальность полета ракеты вдвое – с 60 до 120 км.
Изучив теорию вероятности (в вузе ее не давали), он ознакомился с расчетами вероятности попадания ракеты в цель. Математики рассчитывали вероятности для разных взаимных положений подводной лодки и цели, затем усредняли их. Он задумался: коль скоро эти вероятности разные, то можно искать наилучшую траекторию полета. Решая несложную пространственную задачу, пришел к выводу: ракету можно пустить не по прямой линии, а по дуге. При этом вероятность захвата цели радиоголовкой повышается. Радиус дуги рассчитывается пропорционально угловой скорости цели.
При таком подходе существенно упрощается вся вычислительная корабельная аппаратура, и снижаются требования к точности системы обнаружения цели. Разумеется, одно требование остается: убедиться, что цель находится в пределах досягаемости ракеты. Из-за этого он сомневался в правильности предложенного им метода.
Но когда он представил метод на обсуждение, на этот пунктик никто внимания не обратил. Наоборот, всё завертелось с большим возбуждением (энтузиазмом) среди комплексников и математиков. Появились модификации и варианты. Про него вскоре забыли, один товарищ даже подал заявку на изобретение с некоторым изменением его способа. Тут уж он запротестовал (поскандалил).
Леня Друзь тоже изобрел ценную вещь: как проектировать схемы с помощью специального раздела алгебры логики. Показал Колесову, старшему товарищу по комплексным испытаниям. Тот воспользовался своим служебным положением, запустил схему в производство. Практика подтвердила теорию: прибор Друзя выполнял все функции при сокращении числа деталей на треть.
Да, инженеры творили. Коля Федоров разобрался в сбоях, возникающих при проверках радиоголовки на подлодке. Виноват был имитатор цели, установленный в контейнере. Коля доказал схемами и формулами почему и как исправить. С блеском доложился на научно-технический совете.
В своих занятиях по развитию системы он невзначай пересекся с Арефьевым, главным конструктором системы управления для межконтинентальных ракет Янгеля, лауреатом Ленинской премии. Очень интересный человек.[20]
Участвуя в оформлении заявки на изобретение по системе «Аметист», Колесов задумался: удивительная это сфера – изобретения, сомнительная и подозрительная. Можно любую ерунду запатентовать, а напрямую их замечательную систему – нет, не получалось. Опять проблема неопределенности: идей много, в них запутаться можно, судить некому.
По «Аметисту» они нашли новизну в некоторых второстепенных функциях системы управления и получили свидетельство об изобретении, очевидно, благодаря значимости как системы, так и авторов. Колесов хранит свидетельство и гордится авторством (в составе тридцати человек) в изобретении выдающейся системы.
Главный конструктор Зайцев и его заместитель Камаевский стали лауреатами Ленинской премии вместе с Челомеем и другими создателями «Аметиста».
Дела по развитию системы шли неспешно. А в нем вдруг заговорила совесть. Четкого представления о необходимости новой системы не было. Тем не менее он и другие уже доказывали ее чрезвычайную полезность. На самом деле они старались прежде всего найти работу для себя, для своего коллектива. Поэтому закрывали глаза на некоторые неясности и просили у государства огромные деньги. В итоге получалось, что он, Колесов, не кто иной, как зачинщик гонки вооружений, поджигатель войны, милитарист. Нехорошо.
Он стал задумываться. Вообще-то так обычно говорят о людях со странностями. Он задумывался: почему многие люди работают мало, хотя живут небогато. Они попросту не заняты на работе. Опять его беспокоили отдельные недостатки:
Надуманная арифметика планирования в НИИ, которая, как ему казалось, прикрывает безделье сотрудников.
«Подснежники» – общественники – партийные, профсоюзные, комсомольские, числящиеся по штату инженерами.
Отправка специалистов на сельскохозяйственные и другие работы.
И другое.[21]
Был опасный момент – по поводу сельхозработ. Почитал закон, там столько ограничений – если придерживаться закона, то принуждать людей ехать в колхоз нельзя. Поделился с Борей Степановым, тот ответил беззаботно:
— Если начальство дало указание, надо просто исполнять.
Именно так и оправдывались на Нюрнбергском процессе.
Он пошел к юристке института. Красивая, серьезная женщина не стала копаться в законах, а посоветовала:
— Надо убеждать, напоминать людям о премиях, аттестациях.
То есть запугивать, понял он и непроизвольно произнес:
— Так ведь это же фашизм!
Юристка посмотрела на него мертвым взглядом.
Слава богу, обошлось без последствий.
Он всё чаще задумывался, отмечая все эти отдельные недостатки, которые, как правило, называли родимыми пятнами капитализма.
После Сталина партия боролась за восстановление ленинских норм жизни. И он тоже так хотел: бороться за справедливость. Сотрудница лаборатории, кандидат наук, бывшая ранее секретарем комсомольской организации института, как-то сказала ему:
— Валентин Иванович, я преклоняюсь перед вашей принципиальностью.
Звучало лестно, но и заставляло задуматься – как бы не переусердствовать.
А случилась такая история. В командировке на юге одну лаборантку уличили в краже вещей у
