вспоминаются такие мгновения? Красивые, но незначительные. Вспыхивающие светлячками в темноте, звёздами на дне колодца. Башня — колодец наоборот. Хочется выйти на свежий воздух! Услышать чей- нибудь голос! Кричать во всё горло:

— По-ка-жи-те мне не-бо!!!! Настоящее!!! Синего цвета!! Без границы окна!

Бесполезно. Здесь и эха нет. Вакуум. Стены поглощают звуки.

— Кто-нибудь!

Тишина режет слух.

— Как насчёт прогулки для заключённых?

Дверь приоткрылась. Неужели услышали?

— К вам посетитель.

— Аморген!

Прыгнуть на шею, обнять! Живое тепло! Но не могу пошевелиться, протянуть руки.

— Как ты попал сюда?

— Твои друзья скинулись на визит.

— Садись на диван, поближе. Звуков нет, придётся читать по губам.

— Хорошо устроилась! Диван, ковёр на полу. Пятизвёздочный отель! Телевизора не хватает.

— Телевизор у меня в голове. Мысли, мысли, мысли… сводят с ума. А в остальном — да, неплохо. Не хуже, чем в городе. Есть хочешь? Можно подёргать дверную ручку, охранник заметит движение и принесёт эфир.

— Эфир?! Тебе дают эфир?

— Да. Рыба, мясо, овощи, алкоголь. Всё, что хочешь. Диван поставили, валяюсь на нём целыми днями и смотрю в окно под потолком. А по ночам приносят свечи.

— Невероятно!

— Дорого. Заложила им лодку, лисью шубу, пару колье. Почти всё, что заработала на статуях для фонтанов. Хватит продержаться до тех пор, пока… Вы же поможете мне? Вытащите меня отсюда! Я укажу вам путь в гавань.

— Постараемся. А ты всегда умела торговаться.

— Я всегда умела выживать. Раньше думала, деньги — земной бог, но теперь вижу, они повсюду, где есть люди или их подобия. Камни, слитки, монеты, бумага, эфир… Человек молится «золотому тельцу» и в раю, и в тюрьме, и в аду.

— Я не молюсь.

— И голодаешь. Скоро растворишься и завоешь, как дух.

— Не самая злая судьба. Ладно, не будем спорить. Ты сказала, мысли. Вспомнилось что-нибудь?

— Светлячки.

— Что?

— Ерунда всякая.

— Плохо. Город — место, где замыкается круг. Здесь кто-то теряет себя, а кто-то находит. Можно забыть, а можно вспомнить все свои жизни. Путь атланта.

— Путь атланта! Из предыдущих жизней вспоминается не больше, чем из только что пройденной. Вокзальный кофе. Малиновый ром. Ты был прав, у нас одно предназначение, одна роль на всех. Ощутить вкус жизни, понять, как прекрасна Земля. И всё. Что бы ни делал, вся жизнь уместится в паре жалких кадров.

— Невозможность вспомнить, куда шла, не доказывает, что дорога никуда не ведёт.

— Чёрт с ней, с памятью! Соглашусь всё забыть, чтобы начать сначала и сбежать отсюда на землю. Жить и правда красиво! Единственное, чего мне по-настоящему жаль, — статуи на песке. Хотя кому нужен песок?

— Песчаную косу срыли. Лучше пожалей разрушенные лица фонтанов. Настоящее искусство стремится переделать мир.

— Может быть, отразить?

— Нет, переделать. Но перед тем как размахивать флагом на баррикадах, нужно перестать его потреблять. Бунтарь должен быть голым, голодным, безработным, бездомным и одиноким. Независимым. Тогда он не врёт. А если нравится то, что делаешь, и мир тебе воздаёт, если любишь в нём и любима, то не пробуй его переделывать. Ты — в башне не за революцию, а за подлог. Продолжить? Всё это значит не быть.

— Ну нет! Не желаю превратиться в духа. Тоже мне перспектива — вечно пугать чаек над каналами. Тоскливая, как любовь.

— При чём здесь любовь?

— Любовь похожа на духов. Тот же туман. Осень, растворённая в весне. Предчувствие трагедии на пике счастья. Двуликая радуга. Мало кто её видел, никто не знает, существует ли на самом деле. А те, кому выпала, не могут достойно её прожить — трудно удержаться на радуге. Если внутренний свет совпадает в спектре цветов, то может статься, что на миллиардной Земле таких родилось всего двое. Адам и Ева в каждом поколении. Они никогда не отыщут друг друга в потоке лиц. Цветов и оттенков — миллиарды, и человеческий глаз урезает палитру круга. А ещё есть мелодии и ароматы душ. Вероятность встречи близка к нулю. Люди обречены принимать за любовь иные чувства, искать и не находить и где-то глубоко внутри знать об этом. Если же Бог разлит в нас поровну, то в любом он белого цвета. Мы все — одинаковы душами, на цвета преломляемся случаем, как стеклом. И одни люди любят нас синими, а другие жёлтыми или зелёными. Поэтому и кончается всё так быстро: стекло случая бьётся легко. Грустно думать об этом! Безысходность какая-то.

— Понимаю. Абстракция — безысходна, как её ни крути. В тюрьме лучше думать о чём-то конкретном, а то недолго сойти с ума.

— О чём, например?

— О прошлом. Или попробуй вспомнить будущее. Вдруг получится.

— Я продала всё, но не ангела. Будущее мне недоступно.

— Будущее складывается в настоящем, как и прошлое. Понял, когда разглядывая твоих янусов на площади. Уродливых, если смотреть против солнца, и прекрасных, если оно за спиной. Всё зависит от точки обзора. От перекрёстка, где готовы свернуть. Ангелы видят все возможные дороги, но не знают, какую из них выберем мы. Будущее — многоликая мозаика, множество картин в одной, где цветные кубики стёкол — наши шаги. Как переливающиеся календарики из твоего детства: картинка зависит от наклона. Будущее — отражение прошлого.

Прошлого? Слова застревают в горле, не знаю, как сказать, как спросить. Его губы всё ближе. Размахнуться бы и ударить изо всех сил! Разбить в кровь.

— Ты знал, что оно у нас было общим?

— Да.

— И хватило наглости промолчать?!

— Хватило такта не вмешиваться в твою жизнь.

— Ты никогда и ничего не договаривал до конца. Ждал. Чего ты ждал? Необратимости? Пока нас не выкинет за край, где земная жизнь невозможна?

— Зачем рассказывать человеку то, что он вспомнит сам, но иначе?

— Я и вспомнила. Париж. 1910-й…

— 1915-й.

— Хорошо, 1915-й. Мы жили на Rue La Fayette — район перекрёстков и треугольных домов. Мы жили втроём. Ты был женщиной, высокой и пышной. Я была мальчиком балетного телосложения, с таких древние греки ваяли свои статуи. Альберт был бисексуалом, богатым и умным…

— Альбертом звали моего брата в другой жизни в Лондоне. Он тоже знал и хранил своё имя от рождения к рождению, как и Ульвиг.

— Да?

— Предпочла бы не знать об этом?

— Хватит прятать от меня моё время! Я имею право знать!

— Тогда вспоминай. Но помедленней, трудно читать по губам. Нервничаешь — дрожат.

Вы читаете Проникновение
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату