– Лаврентий Павлович найдёт. Почти наверняка найдёт. Если то дерево не срубили и оно не сгорело. Вот за этот пульт, и вместе с ним – контроль над порталом, я предлагаю тебе помощь в сохранении твоей жизни. Договорились?
– Договорились, – Тарасов считал, что любые контракты, заключённые им во сне, наяву ни к чему его не обязывают. – А если я сам не доберусь до пульта?
– Тогда тебе не повезло.
Визитёр бесшумно покинул комнату, и только скрежет ключа в замке служил косвенным подтверждением того, что он здесь вообще был. Если, конечно, этот скрежет Петру тоже не приснился. Тарасов снова заснул, и снова ненадолго. В комнату опять кто-то проник.
– Ты – тот самый Тарасов Пётр Степанович? – поинтересовался новый гость.
Судя по голосу, это был уже другой визитёр, новый.
– Я это, я, – подтвердил Пётр. – Тот самый. А тебе что от меня надо? Тоже хочешь помощь предложить?
– Тот, что приходил до меня, помощь тебе предлагал?
– Ты что, из Одессы? Отвечаешь вопросом на вопрос.
– Неважно, откуда я. Скажи мне, Пётр Степанович, ты действительно открывал порталы?
– Открывал, не сомневайся. Так ты мне поможешь, или как? – Тарасов не хотел упускать возможности завербовать ещё одного неожиданного союзника.
– Чтобы уцелеть, тебе придётся предать Россию. Это не предложение, а просто информация.
– Никогда!
– Да не вопрос, дело твоё. Я узнал, что хотел, так что ухожу. Не советую болтать о моём посещении. Ты этим навредишь себе, а не мне.
Этот визитёр исчез вообще бесшумно, со стороны двери не раздалось не то что скрежета, а даже шороха… Пётр встал и попробовал открыть дверь в коридор. Она оказалась запертой. Всё приснилось, понял Тарасов, успокоился и решил спать дальше. Но вновь его намерения вновь так и остались только намерениями. В этот раз заснуть помешал телефон. Тарасов в темноте долго пытался его найти, затем сдался, включил свет и снял трубку.
– Алло! – провозгласил он недовольным тоном.
– Пётр Степанович? – уточнила на всякий случай сонная Анфиса.
– Нет, блин, Дмитрий Анатольевич! Ты куда звонишь, курица? – будучи смертником, Тарасов не считал нужным сдерживаться.
– Ой, простите, я перезвоню, – перепугалась секретарша.
– Вот же дура, прости Господи! – возопил Пётр. – Я это, я! Чего тебе от меня нужно? Может быть, тебе холодно, и ты хочешь, чтобы я тебя погрел?
– Ничего подобного! – возмутилась девушка. – Сейчас я вас соединю с шефом. У него неприятности, судя по голосу.
– Желаю ему избавиться ото всех неприятностей, сдохнув как можно быстрее, – пожелал пленник.
– Это кому ты желаешь сдохнуть? – удивился шеф, с которым Анфиса уже Петра соединила.
– Тебе, кому же ещё? – Тарасову терять было нечего.
– Зря ты так. Это не по-христиански. И вообще, ты сейчас на меня молиться должен.
– Вот это уж точно будет не по-христиански! Тебе-то что от меня надо?
– Жить хочешь? – поинтересовался шеф.
– Лаврентий Павлович, ты звонишь мне среди ночи, чтобы задать этот риторический вопрос? Ну, хочу, и что дальше? Это что-то меняет, например, мою судьбу?
– Сейчас совсем не ночь, по крайней мере, у меня. Там, где я нахожусь, солнышко уже давно встало. А насчёт твоей судьбы, кто знает? Вот слушай. Нашёл я твой пульт, в этом плане всё чудесно. Одна беда – не работает он. Совсем. В смысле, не включается. А раз так, у тебя появился шанс. Если ты прямо сейчас расскажешь, как его включать, ну, и всё остальное по управлению этой адской машинкой, будешь жить дальше. Если нет – тоже расскажешь, но под действием сыворотки правды, и тогда уже без каких-либо обязательств с моей стороны, сам понимаешь.
Тарасов задумался. Почему прибор не работает? Раньше для включения ничего нажимать не требовалось, экран сам начинал светиться, как только открывали кейс. Неужели пульт вышел из строя? С чего бы вдруг? Он прекрасно работал и зимой, и в жуткую жару, и под дождём. Изготовители, кем бы они ни были, предусмотрели всё. Чего же адской машинке, как выразился Лаврентий Павлович, не хватает для полного счастья? Внезапно Тарасов понял, чего именно не хватает.
– Чего молчишь, смертничек? – поторопил его шеф.
– Значит, так, Лаврентий Павлович, – начал излагать Пётр. – Ты знаешь, что эту штуку делали ребята поумнее нас. Так вот, тебе должно быть понятно, что они просто обязаны были предусмотреть вариант, что пульт случайно попадёт в лапы тупых аборигенов, наподобие вас. И, естественно, разработчики сделали так, чтобы прибор в их лапах не работал. И все дела.
– Но в твоих лапах он же работал! – возразил шеф, который при необходимости спокойно мог игнорировать оскорбления, не смешивая бизнес и личные чувства.
– Во-первых, я не настолько тупой. А во-вторых, прибор запоминает, кто его выключал, и включить его может только тот же самый человек. Уж не знаю, как он распознаёт людей, но вот распознаёт как-то.
– Ох, не верю я тебе, Тарасов! Ох, не верю! Ерунду какую-то ты рассказываешь! Может, всё-таки сыворотку тебе вколоть?
– Время только потеряете. Под сывороткой человек рассказывает всё с мельчайшими подробностями, и это длится очень долго, а по делу я всё равно скажу то же самое, потому что это чистая правда.
– Ладно, поверю тебе, условно. Сейчас тебя привезут сюда, и если ты не включишь пульт, тут мы тебя сразу же и похороним!
– «Сюда» – это на базу под Хабаровском?
– Много будешь знать – никогда не состаришься. Потому что до старости не доживёшь! – шеф отсоединился.
Тарасов взглянул на часы. Двадцать три – двадцать. Время, надо полагать, московское. В Хабаровске на семь часов больше, то есть, примерно полседьмого утра. Лететь туда, со всеми пересадками, примерно десять часов. Значит, на таёжной базе они будут в полпятого вечера. Хотелось бы раньше, но и так нормально. Пётр умылся и начал собираться в дальний путь
Волчара, в отличие от Тарасова, рано ложиться не собирался. Он сидел перед работающим телевизором, но не только не понимал, что там показывают (а показывали, естественно, в основном рекламу), но вряд ли даже видел изображение, хотя его глаза за толстыми линзами очков были открыты. Волчара грезил. В своих мечтах он проходил через портал и вновь оказывался в потерянной стране счастья, именуемой СССР.
Там бесплатно учили детей и лечили стариков. Там не было вызывающе богатых людей, накопивших свои капиталы исключительно грабежом или обворовыванием соотечественников. Там газетам можно было верить, в них не было гороскопов и прочей мистической чепухи, зато были решения ЦК, неустанно заботящегося о народном благе. По телевизору не показывали рекламу прокладок, пива и «секса» по телефону, зато показывали правильные фильмы о советском народе. Там никто не оплёвывал великий подвиг советского народа в Отечественной войне, а бандеровцы прятались по тёмным углам, не смея показаться на свет. Наконец, там была колбаса по два – двадцать и хлеб по четырнадцать копеек, и там бесплатно предоставлялось жильё.
А самое главное, в той прекрасной стране у общества были идеалы. Ведь без идеалов человеку просто не к чему стремиться, а значит, незачем жить. Как прекрасно было осознавать, что с каждым днём победа коммунизма всё ближе! Волчара посвятил свою жизнь борьбе за построение коммунизма, и вдруг оказалось, что его жизнь прожита зря. Нет, с этим он смириться никак не мог. Что ж, если тебя не устраивает мир, измени его или поищи новый. Старый и больной Волчара не имел достаточно сил, чтобы изменить положение вещей в мире, но судьба подарила ему шанс поискать мир получше, и уж он этого шанса не упустит!
В его грёзах совсем уже старенький, но вовсе не утративший ясности ума товарищ Сталин внимательно выслушивал рассказ отставного чекиста, некоторое время обдумывал услышанное, попыхивая трубкой, а