— Фаина! — сдавленно и глухо воскликнул Валентин. — Фаина!..
Застигнутая врасплох парочка мигом вскочила с кровати. Фаина, покраснев, отвернула от Валентина лицо, а Никанор зло выдохнул прямо в покрывшиеся туманом глаза Котлякова:
— Стучать надо, лейтенант! Стучать!.. Интеллигентные люди всегда и везде так поступают…
Убитый неожиданным зрелищем Валентин не смотрел на подёрнутое злом лицо Зенина, он не сводил глаз со своей любимой Фаины.
— Фаина! — снова, но уже с тоской в голосе произнёс он.
И Фаина подняла лицо.
— Никанор, выйди, пожалуйста, на улицу! — попросила приказала она. — Мне нужно сейчас же, без свидетелей, выяснить отношения с лейтенантом Котляковым.
Зенин нехотя протопал к двери. И как только он переступил порог, Фаина упрямо вздёрнула голову.
— Ну, — сказала она, — что? Говори…
— Фаина, я глазам своим не верю… Ведь совсем недавно ты клялась мне!.. Я не верю…
— Извини, Валентин, но тебе придётся поверить. Не знаю, право, как получилось, но я… полюбила капитана Зенина.
— Как же так? Ведь ты мне говорила, что у тебя с Никанором ничего такого нет и не было, что он врал тогда, когда мы с ним подрались…
— Я тебе сейчас всё объясню…
Валентин рассеянно молчал некоторое время, а потом, собравшись с духом, сказал:
— Не надо, Фаина, мне ничего объяснять. И так всё ясно и понятно. Я — ухожу… Навсегда… Но прежде, чем я переступлю порог в последний раз, я хочу прочесть моё стихотворение, посвящённое тебе и только что сочинённое:
Он замолчал, проглатывая комок, подступивший к горлу, потом сказал:
— А теперь, Фаина, прощай.
— Погоди!
— Чего тебе ещё?
— Валентин, можно я поцелую тебя на прощание?
Валентин грустно и тоскливо улыбнулся:
— Давай не будем… Не надо сентиментальности, обойдёмся без слёз. Прощай, и будь счастлива! С другим…
И, развернувшись, он резко толкнул дверь ногой.
Братья Кошляковы — Владимир и Василий — сосредоточенно хлопотали возле своего танка. Им с усердием помогал заряжающий Полежаев.
— Ну как, поговорил с Фаиной? — вытирая руки ветошью, спросил Василий подошедшего Валентина.
— Поговорил, — нехотя буркнул тот, присаживаясь на траву.
— Ты какой-то прямо не в себе, — сказал Владимир, внимательно вглядываясь в лицо брата. — Что- то не так?
— Не так… Мы с Фаиной… расстались. Вопросы прошу не задавать. По крайней мере — сегодня.
Владимир и Василий переглянулись и, понимающе вздохнув, принялись за прерванную работу; Полежаев, неловко кашлянув, проворчал: «Бог её накажет!»; а Валентин, накрыв лицо пилоткой, вытянувшись, замер на траве. И никто из них — ни Владимир, ни Василий, ни Валентин и тем более Полежаев — не знал, что сегодня, именно сегодня неотвратимо закрутился маховик большого колеса, которое непременно покатится в сторону пока ещё никому неизвестной Прохоровки. Они, эти молодые ребята, не знали, что сегодня начальник штаба армии генерал Баскаков с начальниками подчинённых ему отделов, командующим артиллерией генерал-майором артиллерии Владимировым, начальником инженерных войск полковником Исуповым уже приступил к обеспечению маршрутов движения корпусов, организации противовоздушной обороны и комендантской службы на предстоящем марше, составлению графика прохождения войск по рубежам и подготовке необходимых документов. Не знали братья Кошляковы и о том, какая большая ответственность возлагалась на начальника управления бронетанкового снабжения и ремонта полковника Солового, который со своими подчинёнными должен был составить план технического обеспечения армии на марше и принять все меры к тому, чтобы ни один танк не вышел из строя. Братья Кошляковы и заряжающий Полежаев твёрдо знали только одно — скоро будет что-то страшное, которое непременно коснётся их. Это чувствовалось везде и во всём.
ВХОЖДЕНИЕ В ПРЕИСПОДНЮЮ
Только что окончилось открытое комсомольское собрание. Василию страшно сильно захотелось курить и поэтому он поторопился одним из первых выбраться из рядов комсомольцев, многие из которых не очень жаждали уходить с собрания. А собрание, надо сказать, было на редкость бурным и воодушевлённым. Да и как воинам-гвардейцам не воодушевляться, почему? Ведь наконец-то до личного состава дошло долгожданное известие о выступлении на фронт. Господи, сколько же его ждали!.. Ожидание — нудное и беспокойное — утомило всех до конца, и именно поэтому известие о выступлении на фронт было ошеломляюще приятным для всех бойцов армии, и именно поэтому на открытых комсомольских и партийных собраниях, прошедших ныне, свободно можно было услышать горячие и твёрдые высказывания о том, что наконец-то для них, гвардейцев, настала страдная пора, пора рассчитаться с фашистскими захватчиками, рассчитаться за все принесённые ими советскому народу подлые и жестокие злодеяния.
Василий сам выступил на собрании сверстников-комсомольцев, призывая их громить ненавистного врага умно и беспощадно и гнать его с родной и священной для всех земли.
Василий присел на поваленный снарядом ствол тополя, закурил, задумался. Задумался и совсем не заметил, как к нему подошла и подсела невесть откуда взявшаяся Алина.
Он от неожиданности вздрогнул, когда она осторожно положила ему на плечо руку.
— Алина? Ты?
— Я, Вася, я… Ты чего это такой задумчивый? Серьёзный какой-то…
— Это от радости, дорогая, от большой радости: наконец-то наше выступление ожидается. На фронт будем двигаться. Понимаешь… на фронт!..